Купчино, бастарды с севера - Андрей Бондаренко

«Правильно, Пашенька. Правильно, дружок», — одобрил внутренний голос. — «Кто этого чукотского деятеля знает? Вдруг, он усиленно бережётся и пользуется всякими волосками-маячками? Дело-то житейское… Нет, всё, вроде, чисто. Можно заходить…».

Быстро и практически бесшумно отомкнув два стандартных замка, он прошёл внутрь.

«Вполне жилой запах», — насторожился подозрительный внутренний голос. — «Даже лёгкий цветочный аромат явственно ощущается. Женские духи? Не буду, пожалуй, утверждать столь категорично… В любом случае, так в квартире записного и хронического холостяка пахнуть не должно. Как — так? Приятно, вот как. Никакой тебе затхлости, неустроенности и заброшенности. Ладно, разберёмся…».

Малогабаритная двухкомнатная квартира была обставлена скучно и стандартно, то есть, в полном соответствии со строгими ведомственными инструкциями: вешалка, буфет, одёжный и книжный шкафы, письменный стол, четыре колченогих стула, двуспальная кровать, пыльные узорчатые шторы, скромный кухонный гарнитур, отечественный холодильник, допотопная стиральная машинка — «Волна».

Пашка зашёл в ванную и удовлетворённо хмыкнул:

— Этого и следовало ожидать — вся раковина заставлена флакончиками, баночками и скляночками. А также завалена всевозможными пластиковыми тюбиками. Дамская косметика, ясен пень. Аналогичными штуковинами и в моей ванной раковина захламлена. Сашенцией, понятное дело. И на этикетках значатся примерно те же названия-логотипы. Да и банных халатов на крючках наличествует два: один — мужской, другой, соответственно, женский… А это ещё что такое?

В дальнем углу ванной, рядом со стиральной машинкой, располагался высокий светло-бежевый шкаф-пенал — явно новенький, не входящий в стандартный «ведомственный мебельный комплект» и купленный, судя по всему, совсем недавно.

«Сюрприз!», — распахнув дверцу шкафчика, мысленно присвистнул Сомов. — «Разномастные парики, шиньоны, накладки, фальшивые усы и прочие гримёрные принадлежности-причиндалы. Причём, парики — в основном — женские. Но есть… м-м-м, и из серии — „унисекс“. Ну-ну… Очевидно, дело обстоит так. После работы Тощий бастард, как правило, выходит на вечернюю прогулку по Купчино. Причём, уходит из Офицерского дома он в одиночестве, да и возвращается всегда один. Без каких-либо женщин. Значит, у его сердечной пассии — просто напросто — имеется запасной комплект ключей. Подполковник отправляется на вечерний променад, а минут через пятнадцать-двадцать после этого неизвестная девица, загримированная на совесть, проникает в квартиру, готовит сытный ужин и ждёт возвращения Назарова… К чему такие сложности? Значит, существуют на то важные и веские причины. Сторожатся наши любовнички. Сторожатся. Не хотят, чтобы их видели вместе. Поэтому и играются в опытных конспираторов. Барышня, надо думать, заходит в эту квартирку в одном облике, а покидает, сменив одежду и парик, в другом. Например, в парадную зашла пухлая блондинка в тёмных очках, а через несколько часов вышел худенький неприметный подросток. Артисты, блин горелый. Ладно, продолжаем наш осмотр…».

Осматривать, впрочем, было особо и нечего. Кухня, двухкамерный холодильник, заполненный стандартным продуктовым набором — без чёрной икры в трёхлитровых банках, средиземноморских мидий, тихоокеанских омаров и коллекционных итальянских вин. Комната-кабинет с письменным столом, книжным и одёжным шкафами. Спальня с просторной, аккуратно застеленной двуспальной кроватью, телевизор на подставке, пара прикроватных тумбочек.

— Совершенно ничего интересного, — ворчливо пробормотал Пашка. — Даже глазу не за что зацепиться…

«Не торопись огорчаться, майор», — оживился внутренний голос. — «Смотри, на правой тумбочке лежит фотоаппарат. Солидный такой, навороченный… Ага, не какая-нибудь там легкомысленная китайская „мыльница“, а серьёзная швейцарская вещица. Уважаю… Так, смотрим правым глазом в крохотное окошечко, нажимаем указательным пальцем на зелёную кнопочку, крутим чёрное колёсико и просматриваем последние снимки, сделанные этим аппаратом… Ух, ты! Красотища-то какая! Я тащусь и медленно офигиваю…».

Снимки были бесконечно-пикантными и носили ярко-выраженную эротическую подоплёку: полуобнажённая и полностью голая Марина Бокий во всех ракурсах — и одна, и с Тощим бастардом, и с Толстым.

— Вот же, деятели раскрепощённые, — неодобрительно покачал головой Сомов. — Чукотско-шведская семейка. Так их всех и растак… Что теперь со всем этим делать? В том смысле, рассказывать Тургаеву про эти сексуальные игрища? Не рассказывать? Мол, офицерская честь и всё такое прочее? Надо будет с Сашенцией, обязательно, посоветоваться…

Установив в неприметных местах два «жучка» (один на кухне, а другой в спальне), Пашка покинул квартиру подполковника Назарова. Почему только два? Сколько было «жучков» в переданном от генерал-лейтенанта «наборе», столько и установил…

Александра уже ждала его в «куриной» забегаловке, заполненной, не смотря на обеденное время, дай Бог, только на четверть.

— Зима — не самое удачное время для коммерции, — принимая в гардеробе Пашкину куртку, пожаловался пожилой администратор Гиви. — Люди сонные, усталые. Долго за столиками не сидят. Разговоры не разговаривают. Покушали, заплатили и ушли… Заходи, батоно. Всегда рады. Супруга твоя сидит по правой стороне, за дальним столиком. Очень красивая и умная женщина. Повезло тебе, Павел Сергеевич.

— Повезло, — согласился Сомов. — И даже очень…

— Нехорошо опаздывать на свидание с любимой женщиной, — как и ожидалось, пожурила Сашенция. — Даже если эта женщина является собственной женой, с которой расстался всего несколько часов назад. Мужланом ты, майор, был, мужланом и остался.

— Прости, пожалуйста.

— Может, и прощу. Если порадуешь интересным рассказом. Высмотрел чего-нибудь заслуживающего внимания… э-э-э, на объекте?

— Высмотрел, — присаживаясь на стул, улыбнулся Пашка. — Нагнись-ка, красавица. Шепну пару словечек на ушко…

Выслушав мужа, Александра, неопределённо пожав плечами, подытожила:

— Чего-то подобного я и ожидала. Странная и запутанная история. Впрочем, их дела… Ведь, в такой сексуальной раскованности нет ничего преступного и противозаконного? С точки зрения российского Уголовного Кодекса, я имею в виду?

— Нет, — подтвердил Пашка.

— Вот, и ладушки. Тогда пообедаем…

Они съели по овощному салату, отведали разных куриных штучек, приготовленных во фритюрнице, запили трапезу апельсиновым соком и стали ждать, когда сонный официант принесёт кофе и пирожные.

— Маришка, приветики! — вскинула вверх правую руку Сашенция. — Рада тебя видеть!

— Я тоже рада, подруга. Но, извини, дела. Проверка из Налоговой инспекции внезапно нагрянула…

Сомов повернул голову — жена Толстого бастарда, извинительно улыбаясь, шла вдоль длинной барной стойки в сторону служебных помещений.

— Настоящая бизнес-леди в строгом деловом костюме, — пробормотал Пашка. — А глаза, хоть и с аметистовым оттенком, но строгие-строгие такие и очень холодные. Прямо-таки, ледяные. Чудеса в решете…

— Хочешь сказать, что на подсмотренных тобой фотографиях у Маринки были другие глаза?

— Это точно. Совершенно другие. Затуманенные и развратные — до полной невозможности.

— Интересно было бы — посмотреть на собственные глаза, — вздохнув, неожиданно призналась Сашенция. — Ну, когда мы с тобой, муженёк, занимаемся активным и затяжным сексом.

— Какие, собственно, проблемы? Могу — прямо сегодня ночью — настроить видеокамеру…

— Очень надо! Я же тебе русским языком говорю, мол: — «Посмотреть бы со стороны…». Видеозаписи и фотографии? Попадут, рано или поздно, в чужие руки, потом до самой смерти не отмоешься. Извини покорно, но я не дура… Знаешь, как мы поступим?

— Как?

— Ты, наблюдательный майор, сегодня полночи будешь изучать мои прекрасные глаза, а утром расскажешь — какими они были. Свет, понятное дело, полностью выключать не будем… Договорились?

— А то. Обязательно расскажу…

Начальственно затренькал мобильник.

— Добрый день, Трофим Иванович, — взглянув на высветившийся номер, поздоровался Сомов. — Слушаю вас.

— Есть новости? — хмуро поинтересовался генерал-лейтенант.

— Пока нет, извините. Только-только аппаратуру установил. Надо дождаться вечера.

— А у меня, вот, есть. Слушай сюда, майор… Высоколобые эксперты из «параллельной» конторы, как выяснилось, не зазря едят хлеб народный. Уже оперативно установили личность безголового покойника. Вернее, личность отрезанной головы. Да, корявая фраза… Короче говоря, данная голова — при жизни — принадлежала Игорю Сергеевичу Ковтуну, уроженцу города Хабаровска. Покойному было неполных сорок девять лет, и он имел давнюю судимость — полтора года за хулиганство. Поэтому и засветился в нашей фотографической Базе. Но дело, собственно, не в этом. Последние четыре года гражданин Ковтун проживал в городе Биробиджане, а к нам в Питер прилетел — через Москву — только две с половиной недели тому назад… Въезжаешь в тему?