Дети Хурина. Нарн и Хин Хурин - Джон Толкин

При этих словах все разговоры разом смолкли, а кое-кто отодвинулся подальше, косо поглядывая на чужака. Но один горемычный старик с клюкой молвил:

– Ежели так уж надо тебе изъясняться на древнем наречии, господин, говори тише, а о вестях не допытывайся. Или хочешь ты, чтобы тебя избили как мошенника или вздернули как лазутчика? Видом ты смахиваешь и на того, и на этого. Иначе сказать, – докончил он, подходя ближе и склоняясь к самому уху Турина, – на одного из тех благородных людей древности, что в золотые дни пришли вместе с Хадором – еще до того, как головы украсились волчьим мехом. Есть тут и еще такие же, хотя ныне стали они нищими да рабами, и кабы не госпожа Аэрин, не видать бы им ни места у огня, ни этой похлебки. Откуда ты и чего хочешь узнать?

– Была здесь одна госпожа именем Морвен, – отвечал Турин, – давным-давно жил я в ее доме. Туда после долгих странствий пришел я в надежде на добрую встречу, но не горит там ныне огонь в очаге и нет ни души.

– Нет и не было вот уж с долгий год, а не то так и больше, – отвечал старик. – Со времен погибельной войны и в дровах, и в людях терпели в том доме нужду, ибо госпожа Морвен была из древнего народа, – как тебе, без сомнения, ведомо, – вдова владыки нашего, Хурина, сына Галдора. Однако ж тронуть ее не смели, ибо боялись; горда и прекрасна, как королева, была она, пока не поблекла от горя. Ведьмой называли ее и обходили стороной. Ведьмой, вот оно как; на новом языке это значит всего лишь «друг эльфов». Однако ж обобрали ее до нитки. Пришлось бы им с дочерью поголодать, кабы не госпожа Аэрин. Говорят, тайно помогала она им, за что этот мужлан Бродда, ее муж по принуждению, частенько ее поколачивал.

– Вот уж с долгий год, а не то так и больше? – переспросил Турин. – Так они мертвы или их забрали в рабство? Или, может, орки напали на госпожу Морвен?

– Никто не знает доподлинно, – отозвался старик. – Она исчезла вместе с дочерью; а Бродда разграбил усадьбу и забрал все подчистую. Ни собаки не оставил; а немногих ее домочадцев сделал своими рабами, кроме разве тех, что пошли по миру, вот как я. Много лет прослужил я госпоже, а до нее – благородному владыке; Садор Одноногий зовусь я – кабы не соскользнул проклятый топор в лесу много лет назад, лежать бы мне ныне в Великом Кургане. Хорошо помню я тот день, когда отослали прочь Хуринова мальчугана, и как плакал он; и она тоже – когда ушел он. Поговаривают, отправили его в Сокрытое Королевство.

Тут старик прикусил язык и с сомнением покосился на Турина.

– Я стар, господин, вот и несу всякий вздор, – промолвил он. – Ты меня не слушай! Хотя отрадно потолковать на древнем языке с собеседником, что изъясняется на нем точно в былые дни, времена нынче недобрые и об осторожности забывать не след. Не все, кто говорит красиво да чисто, столь же чисты душою.

– Истинно так, – отвечал Турин. – Душа моя мрачна. Но ежели опасаешься ты, что я – лазутчик с Севера либо с Востока, так мало набрался ты мудрости за столько лет, Садор Лабадал.

Старик потрясенно воззрился на него, открыв рот, и, наконец, дрожа, проговорил:

– Выйдем за двери! Там холодней, зато безопаснее. Для чертога восточанина ты говоришь слишком громко, а я – слишком много.

Едва вышли они во двор, он вцепился в плащ Турина.

– Говоришь, давным-давно жил ты в том доме. Господин мой Турин, зачем возвратился ты? Наконец-то от крылись глаза мои, и уши – тоже: голос у тебя отцовский. Лабадалом звал меня один только юный Турин. Не со зла, нет; в ту пору были мы добрыми друзьями. Что ищет он здесь ныне? Мало нас осталось; стары мы и безоружны. Те, что лежат в Великом Кургане, стократ счастливее.

– Не о битве помышляя, пришел я сюда, – молвил Турин, – хотя слова твои и пробудили во мне такую мысль, Лабадал. Но с этим придется повременить. Пришел я за госпожой Морвен и Ниэнор. Что можешь ты рассказать мне о них, да побыстрее?

– Немногое, господин, – отозвался Садор. – Они ушли тайно; наши перешептывались, что призвал их к себе владыка Турин; ибо мы нимало не сомневались, что обрел он с годами немалую власть и стал в какой-нибудь южной стране королем или могущественным властителем. Но, похоже, не случилось того.

– Не случилось, – подтвердил Турин. – Числился я среди знати в одной южной стране, ныне же я бродяга бездомный. Однако не призывал я их.

– Тогда не знаю, что и сказать тебе, – отозвался Садор. – Вот госпожа Аэрин наверняка знает. Она была посвящена во все замыслы твоей матери.

– Как мне поговорить с ней?

– Этого я не ведаю. Несладко придется ей, коли заметят, как перешептывается она у дверей с оборванным проходимцем из покоренного народа, даже если бы и удалось ее вызвать. А нищему вроде тебя не пройти через зал к возвышению: такой и двух шагов не сделает, как схватят его восточане и изобьют, а то и хуже.

И воскликнул Турин в гневе:

– Мне, значит, не дозволено пройти через зал Бродды – не то изобьют? Пойдем, посмотришь!

С этими словами вошел он в зал, и откинул назад капюшон и, расталкивая всех на своем пути, зашагал к возвышению, на котором восседали хозяин дома с женой и другие знатные восточане. Иные вскочили с мест, дабы задержать его, но Турин расшвырял их и вскричал:

– Или нет в этом доме правителя, или, может, здесь орочье логово? Где хозяин?

И поднялся с места разъяренный Бродда.

– В этом доме правлю я, – объявил он. Но не успел продолжить, как перебил его Турин:

– Выходит, не научился ты доселе вежеству, что в ходу было в этой земле до тебя. Или ныне у людей в обычае позволять челяди грубо обращаться с родичами жены своей? В родстве я с госпожой Аэрин и есть у меня к ней дело. Войду ли я беспрепятственно – или войду самовольно?

– Входи, – буркнул Бродда, нахмурившись, но Аэрин побледнела как полотно.

И Турин прошествовал через весь зал к возвышению и, подойдя вплотную, поклонился.

– Прошу меня простить, госпожа Аэрин, что врываюсь к вам незваным, – промолвил он, – но дело мое отлагательств не терпит и привело меня издалека. Ищу я Морвен, Владычицу Дор-ломина, и Ниэнор, дочь ее. Однако дом ее пуст и разграблен. Что можешь ты поведать мне?

– Ничего, – промолвила Аэрин в великом страхе, ибо Бродда не сводил с нее пристального взгляда.

– Не верю, – отозвался Турин.

Тут Бродда вскочил с места, побагровев от пьяной ярости.

– Довольно! – завопил он. – Или жену мою станет упрекать во лжи здесь, передо мною, нищий, что бормочет на невольничьем языке? Нет в Дор-ломине никакой Владычицы. Что до Морвен, она была из народа рабов и сбежала, как это за рабами водится. И ты беги отсюда, да по живее, а не то прикажу вздернуть тебя на дереве!

Турин же прыгнул к нему, и извлек из ножен черный меч, и, ухватив Бродду за волосы, оттянул ему голову назад.

– Не двигайтесь, – предостерег он, – или голова эта упадет с плеч! Госпожа Аэрин, я бы вновь попросил у тебя прощения, кабы думал, что от мужлана этого видела ты хоть что-либо доброе. Говори же и не отпирайся!

Или я – не Турин, Владыка Дор-ломина? Или должен я тебе приказывать?

– Приказывай, – промолвила она.

– Кто разграбил дом Морвен?

– Бродда, – отвечала она.

– Когда бежала она и куда?

– С тех пор минул год и три месяца, – отвечала Аэрин. – Хозяин Бродда и другие здешние пришлецы с Востока жестоко ее притесняли. Давным-давно приглашали ее в Сокрытое Королевство; и наконец пустилась она в путь. Ибо, по слухам, доблестью Черного Меча из южных краев окрестные земли до поры очистились от зла; однако ж ныне все переменилось. Она-то надеялась застать там сына. Но если это ты, тогда, боюсь, обманулась она в своих ожиданиях.

Горько рассмеялся Турин.

– Обманулась? – воскликнул он. – Да, обманчивы наши ожидания, неизменно обманчивы: лживы, как Моргот!

И внезапно охватила его черная ярость, ибо открылись глаза его, и пали последние путы Глаурунговых чар, и понял он, что одурачен был лживыми измышлениями.

– Так, значит, обморочили меня, чтобы пришел я сюда и принял позорную смерть – в то время как мог я хотя бы погибнуть с честью пред Вратами Нарготронда? – И почудилось Турину, что из ночной тьмы, объявшей усадьбу, доносятся крики Финдуилас.

– Но не первым умру я здесь! – воскликнул он. И схватил он Бродду, и поднял его к потолку и встряхнул его, как пса, – ибо непереносимое горе и ярость придали Турину сил. – Морвен из народа рабов, говоришь ты? Ты, подлое отродье, вор и раб рабов! – С этими словами он швырнул Бродду головой вперед через его же собственный стол, прямо в лицо восточанину, что кинулся было на Турина. При падении Бродда сломал себе шею; Турин же, прыгнув следом, зарубил еще троих, что съежились в страхе, ибо были безоружны. В зале поднялась суматоха. Собравшиеся там восточане уже готовы были наброситься на Турина, однако нашлось там немало людей из древнего народа Дор-ломина: долго смирялись они с участью слуг, но теперь с мятежными криками восстали на своих обидчиков. Очень скоро в чертоге закипела битва, и хотя рабы вооружены были лишь кухонными ножами и всем, что подвернулось под руку, против мечей и кинжалов, в первые же минуты многие погибли с обеих сторон, прежде чем Турин ринулся в самую гущу боя и прикончил последних восточан, еще остававшихся в зале.