Зона вечной мерзлоты - Анатолий КОСТИШИН

Больше всего Клюшка потешалась, когда вечером дежурила баба Такса. В наших глазах она выглядела смешно, даже уродливо: маленькая, бесформенная, как не долепленный колобок, у нее была маленькая округленная голова, хищный крючковатый нос, а над верхней губой красовалась большая бородавка, из которой торчали несколько длинных, толстых, черных волоса. Особо мы веселились, когда к бабе Таксе на дежурство под вечер приходил ее вечно пьяненький дед Матвей. Невзрачного, худосочного старичка с веселыми жизнерадостными глазами обожала вся Клюшка от мала до велика. Он смотрел на мир глазами человека, посланного за водкой. Когда ему напоминали, что он пришел в детское учреждение нетрезвым, дед Матвей серьезно рассматривал своего собеседника, и клятвенно заверял:

– Вчера был бой с пьянством, – после чего делал вдумчивую философскую паузу, – к сожалению, пьянство победило, – печально изрекал он; или: «Да разве я пью? Это так…усугубляю…», – и все вокруг хохотали от души.

Как только на горизонте появлялась грозная фигура бабы Таксы, дед Матвей с зачарованным огнем в глазах, бросался к жене с пылкими признаниями в любви, осыпал изумленную бабку водопадом комплиментов. Старушка краснела, смущаясь от пристального внимания посторонних к своей персоне.

– Шо ты пристал ко мне, как банный лист, – возмущалась она. – Чтоб ты куда-нибудь щез, щоб мои очи тебя не видели.

– Тасенька, подберут, не дадут пропасть, – озорничал старик, повеселевший от выпитой водки.

– Кому ты старый пенек нужен? – старый беззубый рот бабы Таксы нервно скривился, словно она обсасывала лимонную корку.

– Подберут Тася, подберут!

В коридоре раздался громкий общий смех, присутствующих при разборке обитателей Клюшки. Наконец, бабе Таксе удалось вытолкать пьяненького мужа на улицу, после чего она победоносно закрыла на крючок входную дверь, и с криком разогнала, собравшуюся публику.

Клюшка медленно погружалась в отбой. Валерка накинул на себя старые тянучки и футболку, прихватил мыло с зубной пастой, направился наводить вечерний марафет: чистить зубы и немного попугать лицо водой на сон грядущий. Я поплелся за Комаром. Больше всего меня прикалывала надпись над умывальником: «Умойся!». В углу на плиточном полу сидел и плакал маленький Тоси-Боси из четвертой группы. Их воспитатель был невзрачный на вид, невысокого роста, с двумя залысинами, которые проникали в глубь его жиденькой шевелюры, весь какой-то сладкий и жеманный, за что получил на Клюшке кличку Дуремар.

– Пацан, че надрываешь глотку, – сурово спросил Комар.

Тоси долго не мог выговорить ни слова.

– Ну, – крикнул Комар, и вывел Тоси-Боси из ступора.

– Меня достает Дуремар, – выдавил он себя, шмыгая носом. – Он меня каждую смену лапает, – лицо Тоси исказила легкая судорога.

– Ну, козел, – вскипел Комар, костяшками рук он ударил по плитке. – Где этот педрило?

– В пятой спальне, – заикаясь, ответил Тоси-Боси.

– Я ему счас покажу! – завелся Комар с пол оборота.

– Ничего вы ему не докажете, он же воспитатель.

Мы смотрели на Тоси-Боси и понимали, что, в общем-то, он прав. Что мы можем? Ну, сделаем Дуремару темную, ну и что?! Это не остановит его, он продолжит творить свое гадкое дело по ночам с другими, а может, и дальше будет приставать к бедному Тоси, пока морально не сломает его, и тот ему, заливаясь слезами, не уступит.

– Пойдем к Марго, все ей расскажем, – предложил я. – Марго – власть, она старший воспитатель! – доказывал я.

Валерка с сомнением посмотрел на меня, но я сумел его переубедить. Всей толпой мы пошли к Марго, она еще не ушла сработы, и обо всем ей рассказали.

Воспитатель Варфоломеев, маленький человечек с неприятными черными глазами и большим ртом, сильно растерялся, когда в полутемной спальне после отбоя увидел возникшую Железную Марго и нас за ее плечами.

– Паша Антонов, – металлическим тоном обратилась Марго к съежившемуся возле нас Тоси-Боси. – Тебя обижает воспитатель?!

Тоси-Боси, нахохлившись, угрюмо молчал.

– Ну, что вы такое говорите, – голос Дуремара звучал томно и напоминал шипение спускаемого воздушного шарика. – Павлик у нас славный мальчик, никто его не обижает, напротив, все любят.

– Я не вас спрашивала, – резко осадила, вспыхнувшая от негодования Марго.- Помолчите, – строго предупредила она.

Я не без удовлетворения заметил, как побледнел Дуремар, как ему резко поплохело, стало не по себе. Он весь сразу скукожился, закашлялся и стал невыносимо противным.

– Да, – с трудом, пересиливая себя, прошептал Тоси-Боси. По его лицо побежали слезы. – Он меня щупает каждую смену. Садится на кровать и лезет руками к трусам, если я сопротивляюсь, наказывает, – Тоси-Боси еще больше расплакался, Марго пришлось заботливо его прислонить к себе. – Я его боюсь, – успокоившись, заикаясь, произнес Тоси-Боси.

– Больше тебе нечего бояться, Пашенька, – решительно заявила Марго, смерив Дуремара гневным взглядом, казалось, она готова была вцепиться в него и разорвать на мелкие части.

Дуремар стоял ни живой, ни мертвый. Он что-то тихо лепетал в свое оправдание, чем еще больше вызвал раздражение старшего воспитателя.

– Я даю вам ночь, чтобы вы навсегда испарились из Клюшки?! – брезгливо произнесла Марго. – Если завтра я узнаю, что вы еще в поселке, вас ждет неприятная встреча с прокуратурой.

– Спасибо, – выдавил из себя обалдевший от счастья Дуремар, его моментально смыло из спальни.

Марго устало опустилась на стул, Тоси-Боси, обняв ее за шею, не отпускал от себя. Он уже не плакал.

– Маргарита Николаевна, – обратился Комар. – Разрешите Тоси-Боси забрать под нашу защиту. Мы его не обидим. Будет нам, как младший братишка, слово пацана даем, – произнес клятву Комар за себя и за меня.

Марго смерила нас долгим взглядом.

– Паша пойдешь к парням в комнату и в группу Леолида Михайловича.

Глазенки Тоси-Боси засверкали от радости. Он счастливо мотнул головой в знак согласия.

– Забирайте к себе сына полка, – улыбаясь, произнесла Марго.

Так у нас появился младший братишка Тоси-Боси, почему его так смешно прозвали – мы не уточняли, тем более что кличка Пашке нравилась, в ней было что-то доброе и ласковое.

Ночной покой снизошел на Клюшку. Издерганная, уставшая за день, она безмятежно мирно погрузилась в крепкий здоровый детский сон. Из открытых дверей спален в коридор доносился детское сопение, сонная болтовня, истерический смех или крик…

Сны не всегда бывают спокойными и яркими…

Подъем на Клюшке всегда начинался с голосистого и противного, как сирена, звонка в 7:30. С минуту Клюшка еще машинально спала, но вот кирпичное здание медленно и со скрипом зашевелилось. Послышались одиночные хлопанье дверей, шлепанье тапочек на босую ногу по скрипящему деревянному полу, крик воспитателей, поднимающих детей, шум смывных бачков в туалетах, бурчание труб под напором воды в умывальниках. Клюшка героически просыпалась к жизни. Шум с каждой минутой усиливался, разрастался, пока не стало окончательно ясно: Клюшка проснулась.

Второй звонок призывал всех обитателей на зарядку. Как приговоренные к пожизненной каторге, они полусонные молча плелись по лабиринтам коридоров вниз на первый этаж в главную рекреацию, где их уже поджидал Свисток, физрук в спортивной форме.

Третий звонок зазывал в столовку на завтрак, потом звонок на построение в школу, на обед, на самоподготовку, на ужин, на отбой…

И так каждый день, со временем наваливалась безнадежная тоска, от которой ночью хотелось плакать и выть.

Ночью опять обворовали клюшкинский продовольственный склад. Завстоловой тетя Даша Куприна вышла из кабинета директора зареванная. По дороге ей встретилась Железная Марго.

– Я ему не техничка, – эмоционально возмущалась тетя Даша. – Этот бардак мне порядком надоел, ухожу! – отчаянно воскликнула она.

– Не вздумайте это делать! – решительно возразила Марго.

– Поздно, Николаевна! Зря вы, отказались от директорства, когда умер Иван Семенович, видите, кого мы получили, – с упреком выпалила тетя Даша. – Этот маленький Колобок от большой Педагогики доведет Клюшку до ручки, попомните меня. Все, чем он здесь занимается, называется СИБУРДЕ.

– Чем? – Железная Марго нахмурилась.

– Симуляцией Бурной Деятельности, – с горькой улыбкой прокомментировал тетя Даша.

Железная Марго молчала, ей видно было, нечего сказать.

На следующий день после самоподготовки я пошел на свинарник отрабатывать трудовую повинность – наказание, наложенное Колобком. К своему удивлению обнаружил там Никиту Смирнова, носящегося по всему пространству свинарника с ведрами.

– Ты что здесь делаешь? – спросил я озадаченно.

– Работаю, – деловито ответил он. – Это мой объект.

– Объект, – тормознуто переспросил я, ничего не понимая.

– У каждого на Клюшки есть постоянная работа, за которую он конкретно отвечает, – просветил Никитон. В принципе я это и без него знал, правда, мы с Комаром еще не получили своих объектов. – Я выбрал свинарник.