Девочки с большой дороги - Марина Серова

— И вы поставите? — Я слегка приподняла одну бровь вверх и вопросительно посмотрела на заказчика.

— Да нет, нет, конечно, — отчего-то засмущался он. — Ведь это все так глупо и бесполезно. Лучше давайте поговорим… о чем вы там хотели?

— Я только что навестила одного человека. Его зовут Василий Иванович, фамилия Канавин. Впрочем, вряд ли вам это о чем-то говорит.

— Действительно, я впервые слышу такую фамилию, — подтвердил мои слова Анатолий Степанович. — Ну и что он?

— Когда-то, будучи значительно моложе, Канавин участвовал в испытаниях первой атомной бомбы. Они проходили в тысяча девятьсот…

— Знаю, знаю, пятьдесят четвертом. Об этом ведь вам рассказывала моя жена, когда вы к нам приехали, — перебил меня Зубченко. — Только что-то не пойму, какое отношение все это имеет ко мне и сейчас.

— Боюсь, что самое прямое, — вздохнув, произнесла я. — Вы являетесь продолжателем этих исследований и сыном одного из главных разработчиков.

— И что такого? У всех отцов есть сыновья… — не понимал меня пока Анатолий Степанович.

— Да, но не все отцы были пусть косвенно, но причастны к смертям сотен людей и к созданию оружия, в результате воздействия которого до сих пор появляются на свет и будут появляться дети с отклонением в развитии, с врожденными раковыми заболеваниями…

— К чему вы клоните? — насторожился Зубченко, видимо почувствовав мою агрессивность. Я хоть и старалась, но все же не смогла скрыть своего отношения к произошедшему.

— К тому, что этот взрыв… Я имею в виду произошедший недавно в вашей квартире, а не пятьдесят лет назад. Так вот, этот взрыв, как и все предыдущие покушения на вас, является следствием разработки вашего отца и вашей собственной деятельности. Вам мстит кто-то из пострадавших во время тех испытаний. Человек, получивший какое-то увечье или серьезное заболевание…

— Да это полная чушь! — вскочив с кресла, вспыхнул Зубченко. — Вы сами-то хоть поняли, что сказали?

— Вполне. Я видела глаза человека, рассказывавшего о том, как происходили испытания. Вы бы вряд ли смогли воспринять все то, что он мне поведал сегодня, потому что не осознаете, сколько горя несут в мир все ваши изобретения и разработки… Атомные исследования не нужны, они слишком опасны.

— Глупости! Если бы это было не нужно, этим бы никто не занимался. Это оружие, конечно, опасно, я не спорю, но оно необходимо…

— Для чего?

— Видите ли, Женя… Вы — человек, к науке и к политике никакого отношения не имеющий. Если бы дело обстояло иначе, между нами был бы возможен более предметный и обстоятельный разговор. Но в данном случае это исключено, поэтому я отвечу просто — ядерное оружие необходимо в целях политической безопасности. Иначе говоря, чтобы другие страны нас боялись и признавали наш авторитет.

Я рассмеялась:

— В других странах тоже есть такие игрушки! Возможно, даже значительно более мощные… Согласна, в подобных вопросах я дилетант, но ведь существуют некоторые общие моменты, понятные простому смертному человеку… Конечно, я не требую от вас, чтобы вы сейчас держали передо мной ответ за страну, за международную гонку ядерных вооружений. Я сейчас пытаюсь разговаривать с вами просто как с человеком. Мужчиной, у которого есть жена, ребенок… Неужели вы меня не понимаете? Одно нажатие на кнопку — и погибнет вся планета!

— Откуда у вас такие мысли? — растерянно спросил Зубченко, не находя других аргументов. — Такое ощущение, что вы сами начинаете меня ненавидеть.

— Я ничего против вас лично не имею, — заставив себя успокоиться, ответила я. — Я возражаю против такой политики и пытаюсь доказать вам, что многие люди недовольны вашей работой и работой вашего отца. Именно они и отравляют вам жизнь, стремясь причинить столько же боли, сколько причинили им вы. Пусть даже и косвенно…

Анатолий Степанович шумно вздохнул, прошелся по комнате от одной стены до другой, затем резко сел и, обхватив голову руками, едва слышно выдавил:

— Невероятно… Кто бы мог подумать, что все это так обернется. И почему мстят только мне? Я ведь не единственный в стране разработчик ядерного оружия…

— Возможно, мстят не только вам! Ведь мы же точно не знаем, кто еще попал под «прицел» мстителей. Вполне возможно, что эти люди давно уже нашли всех, кто участвовал в разработке и еще остался в живых. Они поставили перед собой цель — превратить жизнь этих людей в ад…

— Хотите сказать… — Анатолий Степанович задумчиво уставился в стену, а затем, ошеломленный собственным предположением, вновь повернулся ко мне: — Я знаю в Тарасове еще одного человека, который работал над созданием атомного оружия. Он — друг моего отца, его фамилия Ожигин. Они часто встречались и вспоминали прошлое. У меня даже где-то есть его адрес…

— Хотите узнать, все ли с ним в порядке? — догадалась я.

Зубченко кивнул и поспешил в соседнюю комнату, намереваясь отыскать там старый блокнот отца. Я осталась сидеть на месте, дожидаясь результатов. Вскоре нужный адрес нашелся. Анатолий Степанович изъявил желание немедленно отправиться к старому знакомому, чтобы поговорить с ним. Я не стала возражать и быстро собралась в дорогу. Минут через пять мы уже сидели в машине. Я завела мотор и тронулась в путь.

— Я не видел Ивана Пантелеевича очень давно, — негромко заговорил Зубченко. — В пятьдесят четвертом он имел звание капитана и занимал должность начальника Тоцкого артиллерийского полигона. Они были очень дружны с моим отцом. Ожигин живет один. С женой развелся уже очень давно, дети выросли и разъехались кто куда. Не знаю, может, и его с собой забрали.

Пока мы ехали, Анатолий Степанович еще много порассказал мне про друга своего отца. Я слушала молча, следя за дорогой. Потом он принялся вспоминать все, что ему известно об атомном взрыве…

— Видите ли, Женя, то испытание стало первым в истории. Тогда было такое время — все торопились выполнить план, уложиться в намеченные сроки. В том числе, как это ни парадоксально и страшно звучит, и разработчики ядерного оружия. На них возложили особую миссию — они отвечали за безопасность государства, за повышение его военной мощи. И должны были разработать новое атомное оружие и провести его испытание в намеченные сроки. Последние чтились особо, а вот жизни людей… К сожалению, времени на то, чтобы как следует просчитать возможные последствия того испытания, просто не хватило. Данные о влиянии столь высокой степени облучения на организм человека были весьма приблизительными. Да и сам уровень радиации, насколько я знаю, оказался значительно выше, чем предполагалось в теории. В общем, что говорить… Всем известно, что во времена советского строя интересы государства и партии были превыше всего. Забота о человеке являлась понятием номинальным…

Наконец мы прибыли. Покинув машину, вошли в девятиэтажное здание и, поднявшись на третий этаж, позвонили в квартиру. На звонок никто не откликнулся. Я нажала на кнопку еще раз. Опять тишина. Анатолий Степанович постучал в дверь, потом подергал ручку. Внезапно дверь отворилась — она оказалась незапертой. Мы удивленно переглянулись, затем я медленно просунула голову внутрь и крикнула:

— Хозяева?

Ответа вновь не последовало. Теперь уже я осторожно ступила в квартиру, попав в маленький коридор с дверью в какую-то комнату. Между дверью и косяком была всунута тряпка, видимо, для того, чтобы дверь не открывалась сквозняком. Я потянула за ручку, отбросила тряпку в сторону и прошла дальше. Но не успела сделать и шагу, как мне в нос ударил запах перегара.

— Фу! — непроизвольно поморщилась я и, не оборачиваясь к Зубченко, спросила: — Ваш старичок что, запойный?

— Да вроде бы нет, никогда за ним не водилось…

Остановившись на пороге комнаты, я внимательно осмотрелась по сторонам и не сразу заметила хозяина. Тот преспокойненько спал, уронив голову на стол, на котором стояла бутылка водки, лежала какая-то закуска и скомканные, грязные салфетки. Казалось, вполне типичная картина, но что-то меня настораживало во всем этом.

— Надо же, — удивился Зубченко, а затем попробовал разбудить своего знакомого. — Иван Пантелеевич, здравствуйте!

Я усмехнулась:

— Сомневаюсь, что он вас услышит. Если старичок хорошо погудел, ему сейчас хоть пушкой пали, все равно.

— Что же делать? — вопросительно посмотрел на меня Зубченко.

— Будить, естественно, — ответила я, направившись к старику. Подойдя ближе к спящему, я потрясла его за плечо. Видимо, слишком сильно, потому что старик легко соскользнул со стула и с сильным грохотом свалился на пол.

Анатолий Степанович вздрогнул. Устремив на меня испуганный взгляд, промямлил:

— Чего это он?

Я склонилась над упавшим и, положив руку ему на шею, нащупала сонную артерию. Но нет, надежды мои не оправдались — Ожигин был мертв. Я подняла глаза на Зубченко. Он и сам уже обо всем догадался и, испуганно попятившись назад, закрыл рот руками.