Девочки с большой дороги - Марина Серова

— Все живы, никто не пострадал?

— Вроде бы нет, — ответил за всех Анатолий Степанович. — Только дымом надышались, но это ничего.

— Ну да, ничего, — с иронией заметил Егор. — Да тут вся прихожая сгорела дотла. Ничего… Ничего хорошего, это точно.

Я с осуждением посмотрела на паренька. В данной ситуации его ирония была неуместной. Устало вздохнув, я отвела взгляд в сторону. Скользнув им по стене лестничной площадки, я заметила какую-то надпись, проглядывающую сквозь слой копоти. Недолго думая, подошла ближе и попыталась стереть сажу ребром ладони. Рука мгновенно испачкалась, а надпись на стене слегка смазалась. Я поняла, что ее нанесли совсем недавно, а краска еще не успела просохнуть. И все же разобрать буквы оказалось возможным. Я отступила на шаг назад и прочла: «Это вам за осень 54-го».

— А что произошло осенью пятьдесят четвертого? — не оборачиваясь пока к мужчинам, задумчиво спросила я.

Я спиной почувствовала, что все смотрят на меня. Пришлось обернуться и, слегка отстранившись, указать на загадочное послание, смысл которого до сих пор оставался мне неясен. Увидев надпись, Анатолий Степанович сначала растерялся, затем на лице его отразилось смятение. Похоже, ему не удавалось восстановить в памяти столь давние события.

— Идиотизм какой-то, — по-своему расценил загадочные слова Егор. — Видно, у этих идиотов крыша совсем поехала. При чем тут какой-то пятьдесят четвертый? Меня вообще тогда даже в помине не было, да и отец пребывал в отрочестве. Что мы могли сотворить?

— Не знаю. — Я развела руками. — Но, согласитесь, неспроста они все это написали. Значит, в послании есть какой-то смысл… Нужно просто хорошенько подумать, вспомнить…

— Так, может, это и не в наш адрес, — предположил Егор.

— В наш, — угрюмо буркнул Анатолий Степанович, вздохнул и отвернулся.

— Что вы имели в виду, говоря, что надпись адресована именно вам? — догнав Зубченко, поинтересовалась я.

— Если вы про смысл, то и мне он тоже пока не ясен. Знаю лишь, что это послание по нашу душу, только не пойму почему.

— Пятьдесят четвертый! — Я задумчиво почесала подбородок. — Знаете, у меня такое ощущение, что где-то я уже слышала упоминание об этой дате… Может быть, вы все же попытаетесь вспомнить, что такого тогда произошло?

— Оставьте, — отмахнулся от меня, как от назойливой мухи, Анатолий Степанович. — Незачем ломать себе голову по поводу всяких глупостей. Эти люди, очевидно, психически нездоровы и что-то напутали. Они могли что-то спутать. В пятьдесят четвертом я еще был полным несмышленышем. Ну что я мог сотворить в такое время?

— Действительно, что?.. — сделав вид, что согласилась, поддакнула я. Сама же еще сильнее напрягла память, вздрогнув от явственного сознания того, что пятьдесят четвертый год был кем-то упомянут совсем недавно в разговоре со мной. Но вот кем и при каких обстоятельствах? Над этим нужно было подумать…

— Па, я вызываю милицию, — засуетился тем временем Егор. — Нужно, чтобы они нашли тех негодяев. В конце концов, сколько это все еще будет продолжаться?!

Зубченко-старший молча кивнул. Егор оккупировал домашний телефон. Сам Анатолий Степанович занялся «выкорчевыванием» двери, стараясь таким образом сбросить негативные эмоции и на что-то отвлечься. Я поняла, что лучше мне сейчас не попадаться ему под горячую руку, а потому отошла в сторону и, устроившись поудобнее в кресле, уподобилась Эркюлю Пуаро.

Итак, теперь уже стало очевидно, что взрыв — дело рук вовсе не похитителей Егора, то есть Вячина и Дементьева. Ребятки давно в камере предварительного заключения, но кто-то все равно продолжает охоту на семью Зубченко. И этот «кто-то» вряд ли является соучастником задержанных. У него какие-то свои, одному ему понятные причины, по которым он постоянно угрожает Анатолию Степановичу, ничего при этом не требуя. Такое ощущение, что злоумышленник просто стремится отравить жизнь моему клиенту… Что у него пока неплохо получается.

Кстати, я заметила, что наш мистер Икс все время остается за кадром, используя для осуществления своих планов каких-то случайных людей — алкоголиков, готовых на все за бутылку водки, или несмышленых юнцов.

Причем, что характерно, никто из участников покушений не может вспомнить, кто именно их нанимал, как он выглядел. Как будто, встречаясь с ними, мститель надевает на лицо черную маску или вообще дает указания исполнителям, находясь в соседней комнате. Вычислить его можно, лишь установив, что же такое случилось в этом самом пятьдесят четвертом… И какая тут связь с моим заказчиком. Кстати, у меня появилось ощущение, что Анатолий Степанович примерно догадывается о причинах, подтолкнувших его врагов к мести, но отчего-то не спешит признаться в этом мне. Неужели ему не надоела такая чехарда?

Приготовившись к нелегкому разговору с Зубченко, я поднялась было с кресла, но тут откуда-то снизу послышалось всполошное завывание сирены. Надо отдать работникам милиции должное, прибыли они удивительно быстро. Поняв, что с беседой придется повременить, я, вздохнув, подошла к окошку. Пару минут спустя в квартиру ввалились молодые люди в милицейской форме. Их оказалось четверо, все примерно одного возраста. Старшему по званию было около двадцати четырех — двадцати пяти. Зайдя в квартиру первым, он представился:

— Уваров Иван Николаевич. Это у вас тут взрыв произошел?

— А что, разве не видно? — не сдержался Егор, с легкой насмешкой окидывая взглядом моложавого представителя правопорядка и мало доверяя его возможностям.

Светловолосый следователь несколько минут потоптался на лестничной площадке, затем, отдав какие-то приказания своим ребятам, прошел в квартиру.

— Кто был свидетелем взрыва? — спросил он.

— Все, кто сейчас здесь, — небрежно ответил Егор, падая на диван.

Я с некоторым равнодушием следила за действиями ментов и поведением собственных клиентов. Подобные эпизоды почему-то всегда вызывали у меня усмешку.

— Вы знаете, кто мог совершить поджог? — Уваров пробежался взглядом по нашим лицам. Мы с Егором не скрывали своего полного равнодушия, а вот Анатолий Степанович смотрел на следователя внимательно и озабоченно. Поэтому Уваров обращался преимущественно к Зубченко:

— У вас есть какие-нибудь версии?

— Нет, никаких, — ответил Зубченко. — Но там, на лестничной площадке, — он махнул рукой в направлении двери, — есть какая-то надпись. Сути ее я так и не понял. Похоже, что мою семью в чем-то обвиняют, но вот в чем именно…

— Что за надпись? — Следователь, похоже, ничего не заметил. — Пройдемте со мной, посмотрим.

Зубченко поплелся вслед за опером. На площадке они долгое время о чем-то разговаривали, затем вернулись. Следователь сообщил, что все мы должны отправиться в отделение, чтобы оформить бумаги, касающиеся поджога, а заодно присутствовать при допросе Вячина и Дементьева. Судя по всему, всю вину Анатолий Степанович все же свалил на похитителей Егора, предположив, что они как-то связаны с организаторами взрыва. Нам не оставалось ничего другого, как отправиться в отделение. Следователь не забыл оставить двоих человек присматривать за квартирой.

Мы спустились вниз. Анатолий Степанович и Егор загрузились в милицейский «уазик». Я не торопилась следовать за ними.

— Девушка, не отставайте, — подстегнул меня Уваров. — Чем быстрее все сделаем, тем быстрее вы сможете вернуться.

— Ненавижу бумажную волокиту, — буркнула я себе под нос, а вслух произнесла: — Если вы не против, то я бы предпочла поехать за вами на своей машине. В конце концов, нам нужно будет на чем-то возвращаться назад.

Следователь что-то задумчиво промычал, а затем согласно кивнул:

— Хорошо, только не отставайте.

Я кивнула и, вполне довольная, направилась к своему «Фольксвагену».

Услышав привычное рычание родного мотора, я слегка улыбнулась. Все-таки приятно ездить на своей собственной машине, что бы там ни говорили. Я совершенно не понимаю тех людей, которые нанимают шофера, вместо того чтобы получать удовольствие от скорости, сидя за рулем…

Милицейский «уазик», нервно дернувшись, тронулся. Я плавно покатила следом, рассуждая про себя, как это на работу в милицию могут брать таких молоденьких ребят, которые вон даже машину нормально водить не умеют. Неужели не нашлось более взрослых и опытных мужчин?

Постепенно мои мысли вернулись к надписи в подъезде. Этот пятьдесят четвертый не давал мне покоя. Я приблизительно подсчитала, сколько лет в то время могло быть Анатолию Степановичу, и действительно признала, что в такие годы совершить нечто противозаконное он никак не мог. Тогда он был совсем ребенком, причем ребенком из интеллигентной семьи. Родители, вероятно, воспитывали сына в лучших традициях… Родители?!

«Стоп, а ведь верно, родители! Вероятнее всего, именно они совершили в то время что-то такое, за что теперь приходится расплачиваться их потомкам, так как сами виновники давно отбыли в мир иной. Как же я раньше об этом не подумала! И ведь даже по годам тогда все сходится… — Я радостно подскочила на сиденье. — Помнится, жена Анатолия Степановича рассказывала, что его отец был разработчиком ядерного оружия. Участвовал в каком-то испытании… А что, если именно в этом и кроется вся разгадка? Что, если кто-то из пострадавших от тех испытаний сейчас преследует продолжателя дела Степана Владимировича? Нужно бы выяснить поподробнее про те события!»