Снега метельные - Иван Щеголихин

«Все еще ничего не понимает, не подозревает,— отме­тила Ирина.— Но скоро поймет, скоро!»

Смолкла радиола, и Грачев стал прощаться. Старуш­ка санитарка из операционной прослезилась, запричи­тала:

— Ой, сыночек ты наш, да куда же ты едешь! Да еще с малюткой, с дитём малым.

Ирина первой вышла из дома, притаилась в тени то­поля па той стороне улицы. Вскоре все толпой вышли провожать Грачева.

Она не знала, что сказать ему, не было ни мыслей, ни слов, одно только желание — остановить его. А даль­ше судьба подскажет.

Наконец он распрощался со всеми, оторвался от про­вожающих и быстро зашагал к автобусной остановке. Она догнала его, окликнула:

— Леонид Петрович...

Он остановился, обернулся к ней и, как ей показа­лось, обрадовался.

— Я не хочу с вами прощаться,— сказала она почти шепотом, взяла его руку, прижала к своему лицу и заплакала.

Он беспомощно переминался с ноги на ногу и бор­мотал:

— Не надо, Ирина Михайловна... Успокойтесь, по­жалуйста...

Было еще не поздно, мимо проходили люди и смотре­ли на них.

— Я поеду с вами... Хоть на край света... Я вам не бу­ду мешать, увидите...— выговаривала она сквозь слезы.

Он погладил ее плечо, успокаивая, а ей еще больше хотелось плакать, хотелось умереть от горя.

—Успокойтесь, возьмите себя в руки!— сказал он требовательно.— Никто вам не запрещает ехать. Давай­те обсудим. Билет вы взяли?..

Когда они пошли, дорогу перебежал ободранный ве­сенний кот. Ирина в ужасе отпрянула, потом трижды по­вернулась вокруг себя.

— Да он же не черный!— улыбнулся Грачев.

— Ой, да пусть хоть какой! Всего боюсь. В одни только несчастья верю!..

Через два дня они уехали в Кустанай. Всю дорогу Сашка не отходил от Ирины, вел с ней длинные разгово­ры о поездах и самолетах, о происхождении земли и лю­дей. Допытывался:

— А где та обезьяна, от которой ты произошла? Взя­ли бы ее с собой.

Кустанай был похож на плацдарм великого наступ­ления. Тракторов, плугов, сеялок на улицах было больше, чем домов. Медики разместились в областном здрав­отделе, спали на полу вповалку. Ирина всюду старалась отвоевать для Сашки самое удобное местечко.

С утра подходили машины, грузили снаряжение для десятикоечных больничек, койки, матрацы, одеяла, ме­дикаменты, перевязочный материал.

Назначения ждали врачи и медсестры из Москвы, Ки­ева, Алма-Аты, торопливо обсуждали, куда интересней поехать, за один день успевали изучить географию об­ласти лучше, чем свой родной край. Ирине и Грачеву все эти заботы казались ненужной суетой, мелочью, они были готовы поехать куда угодно, лишь бы вместе. Дождав­шись свободной машины, Ирина, Грачев и Сашка втис­нулись в кабину, даже не спрашивая у шофера маршрут, и отправились в самую, что ни на есть глубинку, за 300 километров от областного центра.

22

Она сказала, что идет в Дом культуры на репетицию перед праздником. Год назад они ходили туда вместе. Грачев аккомпанировал на пианино, а Ирина пела. По­том им нашлась замена, более молодая и более подготов­ленная, и они стали появляться в клубе все реже.

— Просили помочь, напеть песенку, вот эту...— Ирина замешкалась, но не надолго.—«Ой подруженьки, что я делаю». Для дуэта. Может быть, и ты пойдешь?— Она говорила быстро, неспокойно.

— Нет, посижу с Сашкой. Устал я.

— Как хочешь, схожу одна, я быстро.

Грачеву показалось, она нервничает.

— Ты не в духе? На меня сердишься?

— Да нет же, Леня, я сказала, схожу одна и скоро вернусь.

Она сидела на табуретке, вытягивала и поправляла чулки, щелкая по бедру резиной. Лица ее не было видно за волной волос.

Сашка в красном лыжном костюмчике гонял вокруг стола автомобиль на тросике. Игрушка буксовала, и мальчишка приговаривал басом, на манер взрослых:

— Эх ты, зараза. Искры нет.

— Шофер ты мой, шофер!— Ирина торопливо потре­пала его за вихры.

Грачев смотрел, как она поднялась, развела локти в стороны, обеими руками откинула волосы назад. От рез­кого движения колыхнулись груди под толстым сви­тером.

— Пап, сделай!—потребовал Сашка.— Буксует да буксует!

Грачев присел и положил в машину ключ от двери. Игрушка, отяжелев, рванулась вперед, и Сашка в новом приливе восторга забегал вокруг стола.

Ирина накинула платок на голову.

— Мам, ты куда? Я с тобой.

— Я скоро вернусь, сынок.— И вышла.

Грачеву показалось, в коридоре, перед самой дверью, она задержалась и тяжело вздохнула.

«Обиделась, что я не иду». Он быстро открыл дверь.

— Иринушка, я сейчас, одеваюсь. И Сашку возь­мем.

— Да нет же!—глухо возразила она.— Вернусь че­рез полчаса, господи!

Быстрые ее шаги проскрипели на снегу за окнами.

Прошел час. Прошло два часа. Грачев знал, там ре­петиция, предпраздничная горячка, как всегда, и тот но­мер, и другой номер надо повторить, подработать, улуч­шить.

«Надо было пойти с ней,— укорил себя Грачев.— Она обиделась».

— Саша, пора спать.

— Не хочу. Мамку дождусь.

— Я пойду ее встречать. Уже поздно, ей одной будет страшновато идти по улице. А ты один тут не побоишься остаться?

— Нет, не побоюсь. Я к девчонкам пойду.

— Тетю Женю и тетю Галю нельзя называть девчон­ками, я тебе уже говорил.

— Мамка называет,— возразил мальчик.

Грачев оделся и зашел к Жене. Она сидела одна и, видимо, уже задремала, стук Грачева испугал ее, она встрепенулась, посмотрела на него, будто не узнавая, да­же руки поднесла к щекам.

— Извините, Женя, я напутал вас. Приглядите за Сашкой, чтобы он на кухне к печке не лез. Пожалуйста!

— Хорошо, хорошо!— поспешно согласилась Женя. И уже вдогонку:—А куда вы?

— Встречу Ирину Михайловну.

— А зачем?.. Она же не маленькая. А на дворе хо­лодно.

— Я тоже не маленький,— улыбнулся Грачев — Не замерзну.

Женя что-то еще хотела сказать, наверняка хотела. Но не решилась.

Он вышел на улицу. Звезды едва мерцали на белесом пустынном небе. Дома терялись в морозной мути. Сов­сем близко, сразу за поселком, темнел горизонт, и Гра­чеву показалось, что сейчас тесно в степи.

Он побрел по улице, внимательно вглядываясь впе­ред, ища глазами Ирину. Улица была пустынной, никто не встретился. В косом свете, падающем из окон, кружи­ла желтоватая поземка. Возле клуба темнело стойбище автомашин: опять к ночи прибыла новая колонна. На ближнем кузове Грачев различил надпись мелом: «Пере­гон Кировоград».

Оркестр гремел польку, сотрясались, гудели стены Дома культуры. В фойе, на полу горой лежала солома для шоферов, приехавших с перегоном. Когда все разой­дутся, они здесь расположатся на ночлег. На соломе ле­жал немудреный шоферский скарб — фанерные чемода­ны, солдатские вещмешки, телогрейки и стеганые капоты для машин. На широком подоконнике, поставив на коле­ни гармошку с растянутым цветастым мехом, сидел чума­зый паренек в шапке.

Едва Грачев вошел в зал, как к нему сразу подско­чил бравый подвыпивший Суббота.

— Милости просим, товарищ главный врач. Разде­вайтесь!

— Нет, нет, я на минуту. Я зашел...— он хотел ска­зать, что зашел жену встретить, но сдержался. Еще не оглядев зала, он понял, что Ирины здесь нет.

Щедро улыбаясь, Суббота потянул хирурга за рукав.

— Примите участие, Леонид Петрович! В общем де­ле. Ну, отдохните вместе с нами, а то все работа, работа! У меня к вам дело есть. Давайте, снимайте ваш полу­шубок!

Грачев мельком оглядел зал. Польку танцевали все, кто умел и не умел. Плотное кольцо пар двигалось по кругу. Выделялся потешный парень в полушубке и в шап­ке с торчащими, как рога, ушами. Он широко размахивал руками, лихо вскрикивал и притопывал валенками так, что они собирались гармошкой.

Ирины на самом деле здесь не было.

Оркестр смолк, и Грачева окружили девушки и ребя­та из прошлогоднего ансамбля. Приезжие шоферы с лю­бопытством взирали на худощавого сумрачного человека. Кто такой? Артист? Местный культмассовик?

— Что будете танцевать, Леонид Петрович?

Грачев отказывался:

— Не умею, товарищи, не умею!

— А мы научим!

— Давайте, Леонид Петрович, специально для вас закажем!

Слишком долго он привлекает внимание всех. Лучше согласиться.

— Ладно, давайте вальс.

— Ва-альс, ва-альс!—тотчас дружно закричали все, обернувшись к сцене.

Оркестр грянул вальс. Леонид Петрович снял полу­шубок, его ловко подхватил Суббота, и протянул ру­ку ближайшей из девушек.

— Приглашаю вас.

«Смейся, паяц...— подумал Грачев.— Так где же Ирина?..»

Оркестр дул во всю ивановскую, воздавая честь хи­рургу. Суббота перепоручил его полушубок какому-то робкому пареньку, свирепо наказал стеречь и тоже ри­нулся в круг.

Грачев оставил свою даму раньше, чем смолк оркестр, надел полушубок и торопясь вышел, опасаясь, что Суббо­та пристанет к нему со своим «делом».