Над Арктикой и Антарктикой - Илья Мазурук

— Крючкову приготовить дымовую шашку, — командует тем временем Виталий Иванович.

Второй бортмеханик Иван Крючков, привязавшись страховочным фалом, открывает дверь, становится на колени и ждёт команду. Виталий Иванович заходит как можно ниже.

— Приготовиться! Крючков зажигает шашку.

— Бросай!

Дымовая шашка упала хорошо, метрах в ста от Начала ровного участка. Дым стелется под углом сорок пять градусов к выбранному направлению посадки.

— Отлично! — резюмировал Виталий Иванович. — Да и ветер несильный — метров пять–шесть в секунду, не больше.

— Точно! — подтвердил Водопьянов. — Метров пять.

Аккуратов в знак согласия кивнул.

— Ну, что, садимся?! — скорее утвердительно, чем вопросительно, проговорил Масленников. И, не получив возражений, скомандовал:

— Экипаж! Следующий заход с посадкой! выслушав доклады о готовности, командир отдал последнее распоряжение:

— Крючкову смотреть за цветом следа после касания лыж. Если будет темный, маши рукой, будем взлетать не останавливаясь. Ты, Борис Иванович, следи за сигналами Крючкова. Поняли все?

— Ясно, поняли…

— Выпустить шасси!

Первый бортмеханик Глеб Косухин выпускает шасси и докладывает командиру. Вышли на прямую, дымовая шашка продолжает дымить, помогая определить место касания.

— Выпустить закрылки полностью!

— Выпускаю.

Для меня это первая посадка на дрейфующие льды. В голове невольно мелькают сомнения: если ошиблись в толщине — провалимся, ошиблись в длине — врежемся в торосы. Но за штурвалом Масленников, садимся. Скорость минимальная, Виталий Иванович убирает газ. Метрах в двадцати за последней грядой торосов машина мягко касается ровной, как бильярдный стол, поверхности льдины. Сигнала на немедленный взлёт не поступило, лыжный след оставался белым.

Виталий Иванович дорулил до конца ровного участка и завернул в замеченный с воздуха «карман». Ещё раз окинул взглядом весь след от лыж и остался, как видно, доволен:

— Выключай моторы, Глеб. Сидим! А ты, Саша, бери теперь бур и сверли с Крючковым дырку во льду. Проверим наши расчеты, узнаем толщину «аэропорта».

Я быстро накинул полушубок и вслед за Иваном выскочил из самолета. Мне и самому не терпелось узнать толщину льдины. Снежный покров оказался небольшим — около пятнадцати сантиметров.

Для самолета Ли–2 на лыжном шасси минимально безопасной считается толщина льда тридцать пять–сорок сантиметров. Вначале мы торопились, но, пройдя эту отметку, стали сверлить более спокойно. Пятьдесят сантиметров, семьдесят, метр… Стало уже тепло, пришлось распахнуться. Бур провалился на отметке «один метр двадцать сантиметров».

— При такой толщине можно жить спокойно. — резюмировал командир. — И для титловского Ил–12 тоже отлично

Штурман тем временем, лежа на животе, определял секстаном высоту солнца для уточнения координат посадки. Бортмеханикам Виталий Иванович дал команду ставить палатку и заниматься самолетом.

— А мы, Саша, пойдем посмотрим нашу взлётно–посадочную полосу, обозначим её. Бери бур, флажки, маленькие полотнища. Аккуратов нам поможет. Проверим толщину льда по всей длине полосы — в начале, середине и конце.

Валентин Иванович прихватил с собой и винтовку на всякий случай:

— Тюлени и моржи не страшны — убежим. А вот медведи ходят, и быстро ходят. Это вам не в зоопарке за забором…

Беседуя, мы неторопливо прошли по лыжному следу. Принимая шаг за семьдесят сантиметров, насчитали от тороса до тороса тысячу двести метров. Границы взлётно–посадочной полосы обозначили черными флажками, ширина её получилась в среднем около тридцати метров. Промеры толщины показали с обоих концов полосы по сто двадцать сантиметров, а в середине — девяносто сантиметров.

— Теперь для приема Титлова настоящий аэропорт готов, — заключил Аккуратов. — Можно сказать, добро пожаловать! Не то что нам…

— У нас, «лыжников», такая служба, — возразил Виталий Иванович. — Найти, сесть, проверить, подготовить… Каждому свое…

На обратном пути к самолету я закидал командира вопросами:

— Виталии Иванович! В Москве мне было все ясно, а теперь непонятно. Как определить толщину, ровность льдины? При чем тут цвет лыжни? Почему надо заруливать в «карман»?

— Стоп, стоп, стоп. Не все сразу, давай по порядку, — притормозил меня командир. — Отвечаю на первый вопрос. Выбирая льдину, учитывай, прежде всего район океана. Старый паковый лед имеет постоянную толщину, не менее трех–четырех метров. Но мы садимся на замёрзшие разводья среди пака, здесь толщина льда непостоянна — от двадцати сантиметров до двух метров, она зависит от времени начала замерзания.

— А при чем здесь район? Ведь время года то же самое и океан один, — усомнился я.

— Один–то один, но лед в нем разный. Ветви Гольфстрима, например, доходят до Новой Земли, до Земли Франца — Иосифа. Гольфстрим — течение теплое, лед за то же зимнее время нарастает медленнее, толщина бывает всего двадцать–сорок сантиметров. Сам понимаешь, для посадки тяжелых самолетов явно недостаточно. Тем более что лед соленый…

— А чего тогда выдумывать: садиться на пак, да и все–тут. Как Водопьянов в тридцать седьмом.

— Всё, да не всё, — вмешался в разговор Аккуратов. — Когда мы садились на пак в тридцать седьмом, наши тяжелые самолеты были на лыжах. Но пробег и разбег у них был не больше, чем у Ли–2. А сейчас–нам нужны полосы длиной не менее километра, что бы посадить тяжелые колесные самолеты. Даже и километра мало — до двух нужно. На паковом, льду такую длинную полосу трудно найти, легче на замёрзших полыньях. Вот и приходится посылать вперёд разведчиков — лыжные Ли–2.

— Спасибо, Валентин Иванович, понял. Только теперь вы, Виталий Иванович, объясните насчет солености льда. Вы упомянули…

— С соленостью очень просто, — улыбнулся командир. — Если будешь садиться в Игарке, на протоку Енисея, то есть на пресный лед, тебе хватит и тридцатисантиметрового льда. Даже двадцать пять сантиметров. А если в бухте Тикси, где лед соленый, то тебе и сорока сантиметров не хватит Соленый лед менее прочный. Кстати, учти — морская вода замерзает не при нуле градусов, как пресная, а при минус двух градусах. Молодой лед из морской воды всегда соленый, но со временем опресняется. Если льдина старая, годовалая например, можешь отколоть кусок и варить борщ. Старый лед, даже из соленой морской воды образовавшийся, всегда пресный.

— Хорошо, Виталий Иванович. Давайте конкретно, как вы в нашем районе толщину льда определяли?

— Есть одна закономерность. Вот взгляни налево Паковый лед возвышается над уровнем нашей полосы, замёрзшей полыньи, на полметра, а то н на метр. Надувы снега сглаживают обрывистые «берега» — их хорошо было видно и с воздуха. Значит, за зиму здесь поработала не одна пурга Следовательно, полынья старая, и лед должен быть толстым. А если «берега» пака обрывистые, значит, не было ни одной порядочной метели. Полынья, стало быть, свежая, и лед тонкий.

— Ну а при чем тут цвет лыжни после касания?

— Это, Саша, последняя проверка. Если след темнеет, значит, снег как бы промокает, то есть толщина льда менее тридцати сантиметров. Тогда давай полный газ и уматывай.

— А если белым остается?

— Белый — хорошо. Но на всякий случай старайся зарулить в «карман». Там лед всегда бывает толще за счет «подсовов», которые возникают при подвижках, когда льдина наползает на льдину. В «кармане» можешь остановиться и проверить толщину льда… Видишь, как просто… Только не обольщайся, главное — опыт. Полетаешь, посмотришь, своими руками потрогаешь… Лет через десять станешь академиком, это я тебе обещаю.

ОБЕД КОНСУЛЬТИРУЕТ ВОДОПЬЯНОВ

— Спасибо за хорошую лекцию. Видно, я вам надоел с расспросами.

— Надоел не надоел, а вот обедать бы надо уже соображать! А второй пилот, как ты знаешь, по неписаному закону повар на льду.

— Это мне говорили, знаю!

— Знаешь — это хорошо. Вот в следующем полете выбираешь площадку сам, а наше дело будет согласиться! Понял?

— Понял.

Понял, что кончилось время сидеть справа простым наблюдателем.

Так с полезной для меня беседой мы подошли к самолету, где активно заканчивалась сборка палатки. Подключились и мы, освободив механиков для работы на самолете.

Собрав палатку, спрашиваю у командира:

— Виталий Иванович, поваром–то поваром, это ясно, а вот посуду мыть — это тоже я?

Улыбнувшись, Виталий Иванович успокоил:

— Для мытья посуды на каждый день назначается «кухонный мужик», на сегодня будет Иван Крючков.

— Теперь все ясно, — обрадованно ответил я

— Саша, в помощники, консультантом у тебя согласился быть Михаил Васильевич Водопьянов, у него опыт богатый, и я надеюсь, что обед будет на славу.