АЯУАСКА, ВОЛШЕБНАЯ ЛИАНА ДЖУНГЛЕЙ : ДЖАТАКА О ЗОЛОТОМ КУВШИНЕ В РЕКЕ - Кузнецова

с золотой Ошум. Понятно, что она принадлежала миру Кандомбле, а встреча

планировалась в рамках индейской церемонии аяуаски, но должна сказать,

что такой синкретизм религий меня совсем не смущал. Аяуаска же

раскрывает божественное начало в человеке, да? И это начало ведь может

иметь разную внешнюю форму, в зависимости от уровня личного сознания,

так ведь? Ну вот... а сама аяуаска в данном случае будет действовать как

камертон, который даст возможность архетипу – в данном случае, Ошум –

проявиться на тонкоматериальном уровне. Или наоборот, тонкому телу

настроиться на высокие вибрации сознания. Так что все укладывалось в

единую и целостную картину совершенно непротивленческим образом. Так

мне казалось, во всяком случае.

Пункты первый и второй проходили как программа-минимум, и на этот раз я

решила ей ограничиться – она и проще, и доступнее. А более углубленную

программу-максимум – то есть, пункт три, подключение к моему архетипу –

я решила отложить на более продвинутое будущее. Всему свое время,

правильно? Правда, тогда я не задумывалась о том, что у восприятия дверей

очень много, и что для каждой двери требуется свой особый ключ. Может ли

аяуаска послужить ключом, который откроет дверь в мир архетипов?

Вопрос...

При этом я с удовлетворением вспомнила, что вообще-то я не одна такая, кто

обращается за советом и помощью в мир сопредельный. Это соображение

странным образом успокаивало: из него следовало, что мой подход особой

экстравагантной новизной не блещет, и что я просто следую проторенным

путем. Взять хотя бы пункт один и два. Все строго в рамках традиции. Если,

например, бросить беглый взгляд на азиатский континент, то всем известно,

что культ предков там существовал и существует по сей день повсеместно.

И динамично развивающимся азиатским странам-тиграм это совсем не

помешало сделать мощный экономический рывок; скорее всего, такое

подспорье им даже помогло.

Совершив краткий экскурс на Восток, моя мысль незамедлительно

вернулась в родное Перу, и я подумала о юной американке-студентке,

которая в гостинице в Пукальпе вручила мне имейл «своей» целительницы-

француженки: она рекомендовала ее от всей души — проживала

целительница, кстати, тоже в хотспоте аяуаски, в Икитосе. А подумала я про

нее потому, что американская девушка шла на встречу с аяуаской именно с

целью уточнить свои жизненные задачи.

- Ну и как? – я не преминула спросить о результатах. Интересно все-таки.

Блестя восторженно глазами, свой опыт она описала телеграфной строкой

как «чудесный тчк фантастический воскл знак», а то, как она сказала про

итоги – просто бесценный шедевр лапидарности, поэтому я лучше приведу

его в оригинале. Она сказала: «I saw my vision, my life mission and I was

downloaded with information.” (Я увидела свою цель, свою миссию, и в меня

загрузили информацию).

Не говоря про ободряющий итог церемонии, уже сам стиль изложения

производил сильное впечатление. Вот что значит молодежь, получающая

высшее образование со специализацией по менеджменту, – думала я. - Не

зря все-таки учится. Потому и умеет даже духовные инсайты сразу

перевести в практические термины, перелив их в изначально заданный,

хорошо узнаваемый и востребованный в мире консьюмеризма формат.

Прямо как читает с корпоративного веб-сайта.

Но пора было действовать и мне. Обхватив обеими ладонями гладкую белую

кружку, я ощутила ее прохладу и заглянула в нее еще раз, но в ней было

совсем темно – в ней не было даже отблеска высоко стоящей надо мной

свечи. Вздохнув, как и мой коллега по церемонии, я выпила все до дна. И

стала ждать.

Аяуаска Вилсона на вкус оказалась совсем не такой, как в Сан Франциско.

Хотя это как раз и неудивительно: каждый шаман и курандеро готовит ее по

своему собственному рецепту, и свой рецепт на кулинарный конкурс он не

посылает. В этот раз напиток был густой и насыщенный, а вкус у него был

пряный и экзотически-пенный.

Потом аяуаску выпил и мой сосед слева. Пока я устраивалась поудобнее на

скамье в предвкушении надмирной красоты и вселенского блаженства,

которые на меня сейчас должны будут снизойти, я еще раз перебирала в

памяти основные вопросы, которые во время церемонии хотелось обсудить с

родителями и с бабушкой. И все беспокоилась: как бы что важное не

упустить.

Между тем Вилсон задул свечку, и каждый из нас остался наедине с самим

собой и с ночью. Ну и с аяуаской, конечно.

25. НОЧЬ В ДЖУНГЛЯХ — 3

И вот... вот... результат не заставил себя ждать. Не прошло и пару минут, как

со мной стали происходить изменения – однако совсем не те, которых я

ожидала. Мне быстро стало плохо, а потом – еще хуже... а вскоре и вовсе

стало ясно, что во всем моем обозримом прошлом так плохо мне не было

вообще никогда, и тем не менее, с каждой прошедшей минутой становилось

все хуже. Сентенция Мэрфи, что ситуация обычно имеет тенденцию

развиваться от плохой к худшей, видно, не на пустом месте возникла.

Многие иностранцы, принимавшие аяуаску в Перу с шаманом или

курандеро, описывали свой опыт в целом как предельно — или

беспредельно? - тяжелый. Поэтому, пусть хоть чисто теоретически, но про

разные побочные эффекты аяуаски я знала. Исходя из прочитанных мной

отчетов, я вполне допускала, что в худшем варианте развития событий меня

будут осаждать, скажем, всякие злобные демоны или враждебные змеи, но

то, что происходило со мной, застало меня врасплох. К чему я оказалась

совершенно неготовой, так это к космическому вибрированию всех по

отдельности и всех вместе взятых клеточек моего тела.

Между тем Вилсон динамично пел икарос, отбивая при этом себе ритм

давешним веером, который я раньше заприметила у него дома, когда он

лечил женщину. Ритм исполняемой им песни был невероятно быстрый. Он

сначала оплел мое тело снаружи своими тонюсенькими ветвистыми

корнями; потом на корнях проклюнулись точки роста; они, в свою очередь, с

скоростью горящего бикфордова шнура превратились в придаточные корни;

потом те тоже с невероятной быстротой удлинились, уплотнились, и стали

прорастать вглубь тела, пока не закрепились в каждой его клетке.

Меня охватила та дрожь, которую описывал Пелевин, когда его герой

Татарский погрузился в мухоморный опыт -- как я их теперь понимала! И

Пелевина, и Татарского тоже... Только у описанного Пелевиным его

романного персонажа, – у него дрожь мгновенно дошла до кончиков пальцев

рук и ног и там закрепилась – у меня же, в отличие от Татарского, она

вообще проникла во все тело и пронизала каждую его клеточку, каждую по

отдельности. Никогда до этого не знала, что их так много. Тело

запротестовало, и стало мне неподвластным. Я могла только наблюдать со

стороны, как его принялось трясти, но не такой мелкой дрожью, как при

ознобе, а какой-то неописуемой, самой мельчайшей дрожью, которую можно

только себе вообразить.

Как бесправный вассал, тело попало в полную и безраздельную зависимость

от веера, от его ритма. Вскоре с этим неистовым ритмом

синхронизировалось и сердце, словно было привязано к нему короткой и

невидимой бечевкой. 120, 130, 140 ударов в минуту, точнее сказать не

берусь: ориентироваться во времени стало сложно, как, впрочем и в

пространстве тоже. Они смешались в единую массу – густую, темную и

аморфную - а все тело при этом гудело, как высоковольтный столб, и

временами ухало в гулкую невесомость.

Сколько времени все это длилось – тоже сказать не возьмусь, потому что

временные границы оказались снесены мощным потоком лавы; да и сам

высоковольтный столб, казалось, что вот-вот – и сольется с бесконечностью.

Стараясь не двигать ни телом, ни пальцем, ни даже носом, я окаменела на

моей импровизированной лавке в самой удобной для меня позе, в

Падмасане, позе полного лотоса. Она предохраняет, конечно, от болей в

крестцово-позвоночном отделе, но что касается ног – я думала, их не

расплету уже никогда.

Именно в такие моменты предельного внутреннего напряжения часто

бывает, что наступает озарение. Какие части мироздания этот всполох

осветил для меня в этот раз? Только один сегмент, зато основательно. В

свете увиденного, а главное, прочувствованного, я тогда однозначно поняла,

что весь громадный и безбрежный мир – не больше и не меньше, и ничто

иное, чем я сама. И кто бы что ни говорил - за пределами меня самой нет в

нем никого и ничего, даже если его и населяет семь миллиардов людей. Или

сейчас уже больше? Но это неважно. Сколько бы людей ни было на планете,