АЯУАСКА, ВОЛШЕБНАЯ ЛИАНА ДЖУНГЛЕЙ : ДЖАТАКА О ЗОЛОТОМ КУВШИНЕ В РЕКЕ - Кузнецова

свою очередь, являлись продуктом измененного уровня сознания. А во

время самой церемонии и в непосредственной временной близости от нее я

только отметила, что возникшие видения, нет слов, были в целом

интересными, но было две загвоздки: видения показались слабо-значимыми,

а кроме того, обидно-короткими. Такими же короткими, как и сама легенда о

сотворении мира из пения анаконды. Запела она – слушатель только-только

начал в ее пением и в рассказ про нее вникать – а тут раз-два, мир уже успел

появиться, а история - закончиться.

И со мной в качестве зрителя реки, индейцев и каменьев точно тоже

получилось. Ведь если в кои веки видение появилось, то понятно, что

хочется сериала, или на крайний случай, широкоформатного фильма хотя бы

на пару полноценных серий. И чтобы субтитры были. И голос за кадром. И

чтобы зрителя не держали в темноте и невежестве, а пусть доходчиво

поясняли бы происходящее прямо по ходу дела.

Кроме того, я огорчилась из-за того, что все опять шло не по плану: это были

не те видения, на которые я рассчитывала. Так что из-за их краткости, но

более всего, из-за их внепланового характера, я решила не обращать на них

внимание. И опять-таки, напрасно.

Между тем телесные ощущения вернули меня к непосредственной

реальности: был тот случай, когда, хочешь или не хочешь, а ее приходилось

воспринимать именно сквозь призму «здесь и сейчас». К этому времени в

клетках, казалось, пришли в движение самые древние тектонические

пласты; конца землетрясениям, которые они вызывали, похоже, не

предвиделось. Каждая клетка сотрясалась как бы по отдельности, но в то же

время была включена в некий общий ритм вибраций.

Наблюдатель, невовлеченный в «здесь и сейчас», наверняка бы не преминул

явить любознательность и задуматься: а что это за ритм? А не его ли создает

своим пением змея-анаконда? А не из него ли возникло все сущее? А совсем

продвинутый - а главное, дистанцированный от землятресений наблюдатель

мог бы даже выдвинуть рабочую гипотезу, что интенсивность извержений

внутриклеточных вулканов прямо пропорциональна степени отклонения

клеточных вибраций от изначального космического ритма...

Однако мне было совсем не до вопросов и не до гипотез. К этому времени я

начала опасаться, как бы интерференция вибраций не стала абсолютной —

потому как подозревала, что это грозило взорвать меня изнутри. Хотя, может

быть, и напрасно боялась... Может быть, только так эти загадочные индейцы

могли переправить меня через качающийся над провалом мостик, перенести

на другую сторону бездны, вглубь зачарованной страны, к жемчужно-сепиевому берегу хрустальной реки. Но я же туда и хотела... так почему испугалась?

27. НОЧЬ В ДЖУНГЛЯХ — 5

В ретроспективе лично для меня было очевидно, что дело было не в самой аяуаске, а в ее дозировке. В ее лошадиной дозе. Те же самые полторы мензурки он налил своему давнему пациенту, ну пусть по моей просьбе и скорректировал количество моей аяуаски на пару капель – так ведь давний пациент весил килограммов девяносто. Это против моих-то пятидесяти двух!

Какой человек в малом, таков он и в большом. Голографический принцип

пока никто не отменял, и работает он для всех без исключения. Это я про

Вилсона в данном случае говорю. И про муравейник, на который он встал,

кстати, тоже. Однако я тоже оказалась не на высоте и со своей задачей

прогностического видения справилась не очень-то успешно. Совсем, можно

сказать, не справилась. Я бы и хотела утешиться мыслью, которую кто-то

высказал насчет того, что непредсказуемость последствий есть

фундаментальный принцип всякого движения и развития: то есть, что

результаты наших действий непредсказуемы by default – ну разве что на

основе вероятностного распределения, и не больше.

Однако повода для утешения вышеозвученной сентенцией не было, потому

что в моем конкретном случае эмпирически она не подтверждалась никак.

Напротив, кроме голографического принципа, прослеживалась еще и

действие причинно-следственной связи в ее чистейшей классической форме,

типа: выпьешь из этого озерца – козленочком станешь, или: выпьешь много

аяуаски – станешь внутриклеточным вулканом. Тут я как раз твердо стояла

на позициях материализма.

В отличие от меня, в толковании данного вопроса Вилсон занял позиции

метафизические, вследствие чего у нас обнаружились разночтения насчет

источника моих ночных приключений. Через несколько дней после

церемонии я зашла к нему домой попрощаться перед отъездом и среди

прочих вещей спросила:

- А ты тоже принимал аяуаску вместе с нами?

Он ответил:

- А то как же! конечно! Без аяуаски я бы долго петь икарос не смог бы. Голос

быстро садится. А если с аяуаской, то можно петь с девяти вечера хоть до

трех утра.

- И видения у тебя тоже были?

На это он как-то уклончиво сказал:

- Я сосредотачиваюсь на том, что пою...

- А эта мелкая дрожь, это... как бы это точнее сказать... многочисленные

внутренние землетрясения, – я все не могла успокоиться в надежде

выяснить, что же это такое было, - это вообще нормальное явление?

- Когда я перестаю петь, на меня тоже дрожь накатывает, потом начинаю

петь снова, сосредотачиваюсь, и она отступает.

- А как же сосредотачиваться, если и не поешь, и тело уже неподвластно?

Вилсон вместо ответа стал молча разглядывать меня, но потом все-таки,

видно, решил поделиться соображением насчет себя:

- У меня очень сильная энергия... вот у тебя и начались внутренние

землетрясения. да.. а все потому, что ты так близко ко мне сидела! На

расстоянии полутора метров друг от друга надо сидеть, не меньше, -

укоризненно заметил он.

- А сказать??? – внутри себя завопила я. - Нет, ну что – разве сказать было

нельзя? Сразу, как церемония началась? Что следовало отодвинуться? А

сейчас что об этом сообщать? Дорога ложка к обеду, знаете ли.

Он, видимо, прочувствовал внутренние всплески моего внутреннего

монолога потому что дальше примирительно добавил:

- Люди, как правило, не являются сенситивными, а ты вот оказалась

сенситивом. Ну кто бы такое заранее знал... что такое обостренное

восприятие у тебя... потому моя энергия на тебя таким образом и

подействовала.

К этому времени сил на комментарии, пусть даже внутренние, у меня уже не

осталось.

Лицом к лицу – лица не увидать: что происходило в ту ночь на самом деле, догадка забрезжила только год спустя.

Вот она, эта догадка, слушайте.

Все поступки, внешние обстоятельства, мысли, эмоции и даже намерения

оставляют в нас отпечатки-самскары. Много всего набирается за одну

жизнь, а если предположить, что мы проживаем не одну, а много жизней?

Положите, например, золотой сосуд в заводь реки; что останется от его

блеска через год? Понятно, что. Может быть, и наш золотой блеск тоже

скрывается со временем под напластованием всяких самскар. Сосуд можно,

конечно, очистить от налипшей грязи, потереть его руками, поставить его

под звонкий поток чистой льющейся воды. А как быть с нами, с людьми?

Тут я как раз и предположила, что аяуасковый напиток вкупе с песней-икаро

и был таким потоком чистейшей воды, возвращающим золотому кувшину

его изначальный блеск и славу. От него, в смысле, от напитка, начиналась

перенастройка всего тела - или, точнее, не тела, а тел: физического и тонкого

- на другую частоту. Но дорога домой, к источнику и к изначальному узору,

была неблизкой, а кроме того, отнюдь не напоминала необременительную

прогулку на пленэре. Если оставаться в рамках анакондовского мифа, то

можно сказать, что в ходе церемонии тонкое тело, а за ним уже и физическое

тело синхронизировались с изначальным ритмом, заложенным змеей-

творцом в основу всего нашего существования, и что песня-икаро вплетала

меня в созданный ей космический узор.

Этот процесс сам по себе был непростым, а тут на него повлияли еще и

дополнительные факторы: и концентрированный напиток, и его чрезмерная

доза, и сильное поле Вилсона. Наверное, всего этого можно было избежать,

обрати я вовремя внимание и на его муравейник, и на мою осу, и на другие

вещи - вроде бы и незначительные, хотя именно из них и складывается

синхронистическое описание нашей реальности.

А если бы даже вовремя и обратила бы внимание на явившиеся

синхронистичности, то кто знает, какие другие варианты реальности

всплыли бы тогда на ее поверхность... поэтому произошло то, что и

произошло.

Шел шестой час церемонии. Уже и Вилсон, несмотря на принятую аяуаску,