Улица Вокзальная, 120 - Лео Мале

– Превосходно, превосходно. Вы встретите этого субъекта на вокзале, проследите за ним и сообщите мне его адрес. У меня как раз есть его фотография, которая может нам очень даже пригодиться. Сейчас я вам ее дам.

Я открыл секретер и протянул ему газетную вырезку.

– Подумать только, что я сохранил ее исключительно по наитию.

– Да будет благословенна мания коллекционирования,– сентенциозно изрек Ребуль.– Еще звонил инспектор Фару. Вскоре после того, как я связался с департаментом Сарта. Я ему сказал, что вы уже, вероятно, в поезде. Он просил, чтобы вы позвонили ему сразу же по возвращении.

– Ну и ну! – рассмеялся я.-До чего же не терпится ему узнать о результатах командировки. Ничего, подождет. А сейчас мне надо поспать. Самое разумное, что вы можете сделать, так это последовать моему примеру. Завтра вам понадобится ясная голова.

Наутро, пробудившись от безмятежного сна, в то самое время, как мой агент двигался по направлению к вокзалу Париж – Лион – Марсель, я пошел в Национальную библиотеку порыться в пожелтевшей периодике, в частности в подшивках превосходного журнала «Преступность и полиция», содержащего многочисленные сведения о всякого рода преступниках.

Возвратившись домой, я столкнулся у подъезда с Луи Ребулем, настроение которого резко отличалось от моего.

– Я вычислил вашего типа,– смущенно проговорил он,– но в метро он меня наколол. Виноват… Право слово, патрон, я ни на что больше не гожусь. Ведь мне ампутировали руку, а не голову… Я должен был…

Я попросил его выражаться яснее. Он поведал мне историю о мелочи и о билете стоимостью в десять франков, которые задержали его у кассы. Между тем это время оказалось потерянным не для всех: когда он выбежал, наконец, на перрон, поезд с нашим клиентом уже ушел.

– Идиот, идиот,– твердил он,– мне следовало запастись билетной книжечкой. Пятилетний ребенок и тот бы догадался…

– Не убивайтесь,– утешал я, скребя пятерней свою макушку.– Разумеется, это не повод, чтобы плясать от радости, но и… Слушайте внимательно и не пытайтесь меня надуть… Ведь я не питаюсь непрожаренными калеками. Этот человек оторвался от вас, потому что почувствовал слежку, или же все произошло в результате неблагоприятного стечения обстоятельств?

– Он ничего не заподозрил, патрон. Не потому, что я был так уж ловок, а потому, что он просто не ждал с этой стороны никаких неприятностей. Слежка высшей пробы. И если бы не эта идиотка кассирша и не моя…

– Ладно. Вы не зря утруждались. Судя по вашим словам, не все еще потеряно. Не исключено, что он сам почтит меня визитом.

Ребуль возобновил ламентации. Я еще раз попросил его не изводиться и отослал домой. Он удалился совершенно раздавленный. Дома я взялся за телефон. После нескольких неудачных попыток дозвонился наконец Фару. Но не успел даже сообщить ему, что не понапрасну потратил время.

– Никуда не отлучайтесь,– прокричал он.– Лечу к вам.

– А как же неотложная работа? Что-то вы чересчур разволновались.

Но он не расслышал моей реплики, так как был уже, наверное, на улице. Набивая трубку, я улыбался. Если уж сам невозмутимый Фару так разошелся…

Моя трубка погасла в тот самый момент, как над дверью зазвенел звонок. Для инспектора вроде бы рановато. Разумеется, это был не он. Я открыл дверь Марку Кове.

– Свой первый визит в этом городе я наношу гениальному Нестору Бюрма,– произнес он, входя и бросаясь к электрообогревателю.– Мерзкий холод, мерзкий снег, мерзкая погода! Ничего не скажешь, удачное время выбрала «Крепю» для возвращения в Париж.

– Значит, вы опять будете выходить в столице?

– Да. Несколько месяцев это носилось в воздухе, но теперь вопрос решен. Мерзкая зима!

– Вы правы,– согласился я.– Но в Лионе сейчас не намного лучше. Что нового?

Он поморщился, опускаясь на стул.

– Идиотская история, способная поспорить с лучшими марсельскими образцами. Ох уж эта лионская полиция… Известно ли вам, что, непреклонная, как никакая другая, она вызывает в один из своих комиссариатов труп? Труп нашего приятеля Карэ-Жалома, никак не меньше…

– Не может быть! Расскажите-ка поподробнее эту историю… тем более что вам самому не терпится ею поделиться.

– Позавчера достопочтенного комиссара Бернье проинформировали о том, что полицейский агент доставил на дом опочившему убийце повестку, вызывающую означенного убийцу в районный комиссариат. Что же еще натворил этот каналья, чтобы навлечь на свою голову гнев Закона? Ничего… Или, вернее, нечто… Он зашел в своей злостной криминальности так далеко, что совершил преступление post mortem[20]. В повестке говорилось о нарушении правил затемнения, в котором оказался повинен наш утопленничек в ночь с 15-го на 16-е, то есть в ночь покушения на мою жизнь и последовавшего за ним справедливого возмездия. Но ведь в два часа, то есть в то время, когда, по утверждению полицейского патрульной службы, им был замечен яркий (sic) свет в окнах квартиры Карэ, где он пребывал, этот Карэ? В Роне, не правда ли?

– В течение что-то около полутора часов.

– Это как раз то, что Бернье сказал полицейскому. И вот теперь сей славный муж, возраст которого приближается к пенсионному, утратил абсолютную уверенность в том, что не ошибся, указав час, этаж, не говоря уже о квартире…

– Весьма интересно. Если он перепутал время, значит, заметил тот свет, который, находясь там, включили мы… В таком случае мы дешево отделались…

– А если он не перепутал время? – многозначительно спросил Кове.

Я расхохотался.

– Вы уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно извлекать напрашивающиеся из этого выводы, не так ли? Я допускал, что в промежутке между прыжком этого типа в воду и нашим к нему визитом у него кто-то побывал. Теперь вы представили мне доказательства. За что я вас и благодарю.

Опасаясь града вопросов, я предпринял отвлекающий маневр, пригласив его отведать рому. Однако комическим и совершенно неожиданным поднятием руки он отклонил мое предложение.

– Минеральной воды, воды из-под крана или фруктового сока, и ничего больше.

– Вы что, на диете?

Он прошелся по комнате.

– Ничего не замечаете?

– Да, легкое прихрамывание. Стали жертвой дорожного происшествия?– спросил я, с трудом удерживаясь от смеха.

– А хотя бы и так? Что, очень смешно? Нет, во всем виноват перно. Антиалкогольное законодательство подоспело как раз вовремя, чтобы спасти мне жизнь. В противном случае меня бы настиг приступ алкогольного ревматизма или что-то в этом роде. Два года это никак не давало о себе знать. И я уже считал себя в безопасности. Куда там… прихватило ночью в поезде. Дайте воды и не заходите в своей жестокости так далеко, чтобы пить в моем присутствии.

Звонок в дверь избавил меня от необходимости искать продолжение этому диалогу. Он гремел повелительно. Звонивший не отрывал указательного пальца от кнопки.

– Никак судебный исполнитель?– сделал Марк проницательное предположение.

– Нет. Одна дама, обучающая меня дьяблерии. Ваше присутствие может нас смутить.

– Ясно,– сказал он, вставая и морщась от боли.– Я живу в «Отель дез Ар», на улице Жакоба. Не забывайте меня.

– Ну что вы, как можно.

Я открыл дверь и едва увернулся от удара ботинком в бедро. Устав музицировать с помощью дверного звонка, Флоримон Фару решил задействовать ноги.

– Так вот она какая, ваша дама? – развеселился Марк.– Могла бы и побриться.– И, прихрамывая, стал спускаться по лестнице.

– Это еще что за постреленок? – спросил инспектор, основательно располагаясь перед электрообогревателем, который пользовался сегодня несомненным успехом.

– Так, один журналист.

– Он похож на мелкого жулика.

– Одно не исключает другого.

И, решив, что мы вдоволь наговорились о пустяках, я в общих чертах обрисовал итоги проведенных мною за два дня изысканий в Шато-дю-Луар и сделанных там открытий.

– Довольно-таки продуктивно, не правда ли?– присовокупил я в виде приложения к рассказу.– Драматические события могли бы быть восстановлены в следующей последовательности: некие люди подвергают Жоржа Парри пытке на манер Оржерских Кочегаров, поджаривая ему пятки с намерением вырвать какой-то секрет, быть может тайну. Однако вместо признания, на которое рассчитывают палачи, эти пытки провоцируют амнезию.

Фару оторопело смотрел на меня. Я встал и снял с этажерки книгу.

– Это – исследование профессора медицинского факультета о феномене сна,– сказал я.– Послушайте-ка, что он пишет. Вникните в эти любопытные медицинские наблюдения. «Мы должны признать, что человек, сталкивающийся с опасностью или какими-то серьезными жизненными осложнениями, обнаруживает склонность если и не имитировать смерть, то, во всяком случае, засыпать, что служит средством защиты от тягостной реальности, бегством от нее. Существует такое явление, как «бегство в сон». Этот весьма любопытный феномен отмечают самые разные исследователи… Вот что случилось, к примеру, с одним негоциантом. Однажды, получив по телефону неблагоприятные для себя известия, он вдруг внезапно заснул, не выпуская трубки из руки. Другой случай: некий молодой человек, повздорив с отцом, ощутил неодолимую потребность в сне. В дальнейшем при появлении отца он всякий раз неизменно впадал в сон. Одна весьма интеллигентная и энергичная дама засыпала, если что-то складывалось не так, как ей хотелось, например когда ей никак не давались уроки пения. Студент, экзаменуемый преподавателем по недостаточно глубоко изученной им теме, засыпает, избавляя себя таким образом от необходимости отвечать на поставленный вопрос, и т.д.».