Это всё ты - Елена Тодорова

это вдруг вызывает у всех смех.

– Заткнитесь, – негодует Ян с глухими вздохами.

– Дружба между мужчиной и женщиной не работает, будьте готовы, – замечает Тоха, откидываясь на спинку дивана и прижимая к груди свою икающую кроху.

Насколько я знаю, она сейчас… И да, она срыгивает. Прямо ему на футболку. Не сдержавшись, морщусь. Он же спокойно ждет, пока Марина протрет эту жидкую массу сухой, а затем влажной салфетками.

– Нет, дружба между мужчиной и женщиной, конечно, существует. Не слушайте Тоху, – говорит Варя, заталкивая в рот соломинку картошки. Бойка поворачивается к ней, и она без каких-либо слов пихает вторую палочку ему, а третью – сидящей у него на руках дочери. После смущающего обмена взглядами Варя смотрит снова на меня. – Дружите на здоровье.

Все замолкают.

Но…

Отчего-то атмосфера становится еще более неловкой.

Опускаю взгляд под стол. Смотрю на сжатую в кулак руку Яна и ловлю себя на потребности прикоснуться к нему. Долго наблюдаю, но почему-то не осмеливаюсь.

– Помнишь, ты обещала мне дать номер дизайнера?

– О, ты созрела для ремонта?

– Зрел у нас Дима, а я давно была готова…

Отстраненно слушаю происходящее за столом. И в какой-то момент решаюсь: тянусь к ладони Яна, но в последний момент смущаюсь и отдергиваю руку.

Он сгребает пальцы в кулак. С такой силой, что кажется, на побелевших костяшках попросту лопнет кожа.

Тяжелый вздох. Резкое колебание воздуха. И вот он выбрасывает руку, накрывает мою ладонь и, сжав ее, тянет к себе на бедро.

Ощущая острую нехватку кислорода, на мгновение замираю. По венам будто мороз трещит. Это обледенение стремительно разрушает не только жизненно необходимую мне жидкость, но, похоже, уничтожает и часть нервных волокон.

Следом, после ощутимой электрической перезарядки, озноб сменяется удушающим жаром. Страх расплавиться люто сражается с оголтелой эйфорией. Оба чувства настолько сильны, что я слабовольно решаю не вмешиваться. Пусть это решится как-то без меня! А я просто буду сидеть и, как ни странно, упиваться обоими.

Ян переплетает наши пальцы, как делает это всегда, а я не могу не задаваться ужасающими меня вопросами.

Почему так происходит именно с ним? Утихнут ли эти реакции когда-нибудь? Не должна ли я прекратить все?

С ответами не нахожусь. Понимаю лишь то, что ничего прекращать не хочу.

Надо подождать.

Подаюсь к Яну еще ближе, ловлю тепло будоражащего меня терпковатого дыхания и прижимаюсь к его плечу головой.

Он застывает. Ничего не говорит. Стискивает мою руку крепче, и на том все. Так до конца трапезы и досиживаем.

Тоха, напоминая, что приглашал он, расплачивается за всех. Никто не спорит. Я бросаю взгляд на Яна и, инстинктивно принимая его сторону, тоже не возражаю.

– Подойдем к бару, – тянет меня после того, как все выходят из-за стола. – Я кофе возьму.

Доставая телефон, чтобы расплатиться за напиток, Нечаев просит, чтобы я тоже что-то выбрала. Я ничего не хочу, но он смотрит с такой надеждой, что отказать просто невозможно. Беру чупа-чупс, чтобы не обидеть.

Распечатываю конфету, когда выходим на крыльцо и, обнаруживая дождь, вынужденно замираем у перил. Ян пьет кофе и курит, а мне тоже нужно чем-то себя занять.

– Сможешь еще задержаться? – спрашивает тихо, нависая надо мной и внимательно вглядываясь мне в глаза. – Напиши родителям, что пережидаешь дождь. Пойдем с ребятами в парк. Тут совсем рядом. И там есть крытые места. Будет классно.

Это так опасно. По всем правилам.

Но я киваю и, затолкав чупа-чупс за щеку, задумчиво набиваю маме эсэмэску.

Юния Филатова: Тут возле кинотеатра ливень стеной. Мы с Викой пойдем на следующий сеанс. Может, за это время стихнет и даст добежать до остановки.

И снова у меня в голове шум крови, грохот пульса и беспорядок мыслей.

Не могу поверить, что обманываю маму.

Как я могу так поступать? Понимаю ведь, что это ужасно!

Но желание остаться… Быть здесь с Яном… Сильнее меня!

Валерия Филатова: Ты уверена, ангел? Уже темно. Давай вызову тебе такси. А то мы с папой пригубили винца.

Юния Филатова: Нет, не волнуйся, мам. Отдыхайте! Я, если что, сама возьму такси. С нами еще Валик. Не переживай! Мы уже покупаем новые билеты.

Валерия Филатова: Я посмотрела расписание сеансов.

У меня… Останавливается сердце!

Я ведь понятия не имею, что там сейчас! Может, все сеансы в процессе!

Сжав палочку чупа-чупса губами, шумно дышу через нос. Страх охватывает такой, что я забываю о своих глупых желаниях и просто мечтаю телепортироваться домой сию секунду.

Но… От мамы приходит новое сообщение.

Валерия Филатова: Через два с половиной часа жду тебя дома, несмотря на погоду. Приятного просмотра:))

И я с облегчением выдыхаю.

Спрятав телефон, прихватываю палочку чупа-чупс пальцами. Вынимая его изо рта, смотрю на Яна, который отходил, чтобы выбросить стаканчик из-под кофе и окурок.

– Все в порядке. Я могу остаться. Но в половине девятого должна быть дома.

Закидываю конфету обратно в рот. Посасывая, гоняю ее языком.

– Отлично, – заключает Ян.

И вдруг… Ловит пальцами палочку моего чупа-чупса. Встречаемся взглядами, когда он тянет его на себя. Разжимая зубы, на автомате позволяю вынуть конфету.

И, черт…

Просто цепенею, когда он кладет его в свой рот. По телу разносится сумасшедшая дрожь новой эпидемии, нацеленной на истребление моих нервных клеток.

Пока я ошарашенно моргаю, с очевидным трудом втягивая в легкие кислород, Ян лениво посасывает мой чупа-чупс.

А потом… Возвращает его в мой рот.

Ума не приложу, что за чувства заставляют меня разомкнуть губы и покорно принять похищенную ранее конфету.

Факт в том, что я это делаю.

Распознаю в вишневой сладости поверхностный вкус сигарет, кофе и еще какие-то незнакомые химические элементы… И в лаборатории моего организма, которая оказывается совершенно не готовой к подобным экспериментам, происходит мощнейший взрыв. Все чувства – осознанные и неосознанные, случайные и неслучайные, новые и давние, мимолетные и укоренившиеся, запретные и постыдные, бунтующие и тревожные, исступленные и робкие, возбуждающие и баламутящие – разлетаются отравляющей бурей по всему моему телу.

18

Увлекательный был аттракцион…

© Юния Филатова

Глотательная функция покидает меня. Горло превращается в кусок проржавевшей трубы, неспособной на движения ни при каких условиях. Собравшуюся во рту слюну некуда деть. Кажется, если попытаюсь все же сглотнуть, попросту удавлюсь.

Сердце, демонстрируя неизведанные возможности, разбивает ребра с такой силой, что я, не думая