По ту сторону реальности. Том 1 (Сборник мистики и фантастики) - Коллектив авторов

«Благослови, Господь! Я, смиренный монах ордена францисканцев, имя мое – Жерар, провожу дни и ночи в трудах и моленьях в монастыре Сен-Аппрей, что недалеко от славного города Амьен… пишу эти строки, ибо выполняю последнюю волю друга моего, почившего в бозе 12 декабря 1547 года, подле ложа которого я единственный находился до самой его кончины.

История сия началась за год примерно до смерти сего скромного монаха, носившего имя брат Рене, а в миру как звали его – Господь знает…

Обитель наша, управляемая твёрдою и мудрою рукою настоятеля, отца Гийома, всегда была пристанищем истинных сынов Божьих, неустанно и радостно поддерживающих и крепящих основы Святой Католической церкви, ибо, как мудро сказал кто-то: «Militat spiritum, militat gladio» – церковь святая воюет не токмо духом, но и мечом. Сие не говорит о том, что мирные монахи с оружием в руках сражались против врага. В монастыре нашем собраны были именно воины духа – те, кто, зная грамоте, умели перевести и размножить слово Божье, дабы оно птицею летело во все концы нашей милой Франции. Но что-то я отвлёкся.

Брат Рене появился у нас весною, когда первые ростки под солнцем Господним уже тянутся к небу. Был он невысок ростом, худощав, но крепок, и глаза его цвета нормандского неба были добрыми и, казалось, всегда открытыми миру и благочестию. После пострига определён был сначала в помощь брату Эммериху на кухню. Тихо и тщательно исполнял он нехитрые свои обязанности, пока помощник настоятеля, суровый и желчный брат Жак, зашедший случайно туда, не нашёл некий листок бумаги, испещрённый письменами. Строго вопросив, кто вместо трудов праведных занимается сей чепухою, он услышал в ответ робкое «Я…» брата Рене.

– Так ты разумеешь грамоте? – вопрошал брат Жак.

– Да, – ответствовал Рене, – и латынь немного…

Ничего не ответив, брат Жак удалился, однако вскорости брата Рене перевели в библиотеку, под начало брата Клода, коего обширные знания способствовали тому, что шестеро смиренных монахов, усердно трудясь, переписывали и изучали труды столпов церкви, коих в монастыре (не столпов, конечно!) было предостаточно. Там я впервые и встретился с ним. Его живой ум, связная речь, молодость и искренность подкупили меня, к тому же он был отличным рассказчиком, сочиняя всякие выдумки, а я, в силу натуры скромной моей, благодарным и единственным его слушателем. Мне нравилось слушать истории, которые он рассказывал, а было их у него… Клянусь святым Яннуарием, я не знал ни одного такого выдумщика! Мало того, он, вольнодумец, их записывал, а так как с бумагою и пергаментом было трудно, то писал он на чём угодно, даже на лоскутах старой рубахи, используя мелкие угольки, украденные из кухни. Но самое замечательное было то, что он клялся мне, хитрец эдакий, что видит во сне чудеса! Но вот что зрит он во время снов своих, он отказывался мне рассказывать. «Не пришло время!» – говорил он, тихо улыбаясь.

Однажды после вечерней мессы, когда понадобилось срочно переписать некий трактат для его светлости епископа Амьенского, мы остались с Рене в библиотеке вдвоём. Усердно орудуя перьями, трудились мы, пока он не нарушил молчание, прерываемое лишь скрипом перьев.

– Брат Жерар! – окликнул меня Рене. – Я думаю, пришло время и тебе узнать…

– Что?

– То, что снится мне, вернее, то, что вижу я во снах своих.

– Помилуй Господь! Неужто видишь ты такое, что и сказать страшно? А вдруг это козни дьявола? Во сне, когда разум отдыхает, самое время для совращения!

– Успокойся, это не Сатана и не демоны-искусители. Не вино и женщины, нет там греха…

– Так что же видишь ты, любезный друг мой?

Брат Рене задумался.

– Знаешь ли… сии видения настолько непонятны, что и не знаю, как рассказать. Одно знаю: я не в силах более таить это в себе, ибо не могу понять суть сего… Пусть учёные мужи, изучившие множество книг, толкований и писаний, попробуют…

– Так что же это? – От нетерпения и страха я весь покрылся испариной.

– Я вижу… Не знаю, может, это то, что ждёт нас…

– Ты видишь будущее?

– Может быть.

– И что, что же там?

Брат Рене, склонив голову, закрыл лицо ладонью. Когда он снова взглянул на меня, в мерцанье свечей его лицо выглядело усталым и постаревшим.

– Я вижу, – начал он вполголоса, – вижу многое.

Я видел огромный город, перед коим Париж – ничто. Он простирается на многие лье! Башни его, залитые светом, подпирают свод небес. Улицы его в сто раз шире Амьенского тракта, а по ним нескончаемым потоком движутся некие повозки. Без лошадей! Людей столько, что я и в самых смелых мыслях не видел. Муравьёв в муравейнике поменее. А свет! Сколько света там, и он так ярок, что напоминает солнце!

– А ещё?

– Я видел ещё один город, на берегу бескрайнего моря… На горе, что на самом берегу, стоит статуя Господа нашего, благословляющего город. А в высоту она не менее трёхсот локтей! Такое может ли быть?!

А ещё видел я бескрайние ледяные пустыни. Там только снег и лёд, и ничего более. А ещё – страшную войну, где люди воевали на дьявольских колесницах, изрыгающих огонь, и вместо мечей, шпаг и аркебуз были у них некие орудия, выпускающие множество пуль в одно мгновение. И видел я такое…

Я так и замер с открытым ртом, слушая его.

– Я видел, как люди полетели в небо на огнедышащей колеснице, похожей на гигантскую петарду. Огню и грохоту было столько, что самая сильная баталия с её рёвом пушек и единорогов покажется жужжанием комара в сравнении. Боже праведный! Что же это…

Внезапно брат Рене выпрямился и произнёс:

– Обещай, мой единственный друг, что это останется тайной! Ты – единственный, кому могу рассказать я это… Быть может, я безумен, может, вселился в меня какой бес, но… Я вижу это во сне! Сколько молитв, сколько покаяний я произнёс, прося Всевышнего избавить меня от этих видений! Всё напрасно. Я продолжаю это видеть. Это сильнее меня…

Я обнял за плечи молодого моего друга, готового разрыдаться.

– Господь всесилен, братец! Все козни дьявола – ничто по сравнению с его могуществом! Молись ещё и избавишься от страшных сих видений!

– Я попробую. Прошу тебя, я знаю, ты не доносчик и не клеврет настоятелев, у тебя добрая душа, и вера твоя крепка, не рассказывай никому!..

Я поклялся ему Святым Иеронимом, плотью Иисусовой и всем, чем мог…

С тех пор он часто рассказывал мне о снах своих. Чего я только не наслушался!

Сказать, что верил, – не скажу. Но всё-таки, осеняя временами себя крестным знамением, думал я о том, что же это – сатанинские козни или божье благоволение?

Так шло время, подошла и осень. Наша дружба, скреплённая общей тайной, крепла и продолжалась. Однако в мире сием ничто не вечно…

Кто-то из ретивых монахов, найдя случайно забытые лоскутки с записями, донёс настоятелю. Отец Гийом, человек вельми суровый, немедленно учинил дознание, и открылось, кто пишет их… Брат Рене вызван был к настоятелю и там вынужден был признаться, что всё это видит во снах своих. Не знаю, о чём говорили они, однако братья, тайком подслушавшие часть разговора, уверяли, что настоятель кричал Рене: «Ты не просто еретик! Ты обуреваем дьяволом! И я изгоню его из тебя!»

Брата Рене препроводили в подземелье, заключив в тёмную, сырую келью, в коей он находился постоянно. Никого к нему не пускали. Настоятель сказал, что даёт ему последний шанс отречения и покаяния, прежде чем отправит его в объятия инквизиторов, а уж те найдут способ заставить его раскаяться. Однако до этого дело не дошло. Брат Рене, мучаясь и от снов, и мыслей своих, а такожде от сырости и холода подземелья, захворал. С ним сделалась горячка, и он возвращён был в свою келью. Усилия брата-лекаря Зебулона не помогли, и болезнь пожирала юного друга моего. Я был единственным, кто ухаживал за ним, находясь всё свободное время у одра болезни. Брат Рене был в бреду, и не мог я ничего разобрать из той бессвязной речи, которая порой вырывалась из уст его. Но вот однажды поздним вечером он внезапно пришёл в себя. Он узнал меня, и слабая улыбка осветила его измученное лицо.

– Брат Жерар… Друг мой…

– Слава Иисусу! Болезнь отступила! Как я рад, друг мой!

– О нет, братец Жерар… Я умираю. Поэтому прошу тебя… Выполни одну, последнюю просьбу. Ты был в этой жизни мне единственным другом и хранишь мою тайну.

– Нет, ты не умрёшь! Господь милостив! Вознесём молитву, и ты исцелишься!

– Послушай, – он схватил меня за руку. Слабая его рука вдруг показалась мне стальной хваткой.

– Я более не вижу снов. Всё кончено. Но я видел нечто страшное. Апокалипсис…

Нет, не было там четырёх всадников, Бога или Сатаны. Земля была уничтожена людьми. Всё горело, рушились города, сровнялись горы… Пепелище вместо цветущего мира… Это так страшно…