Спрингфилд - Сергей Игоревич Давыдов

А я не мог разговаривать.

Я часто отпрашивался в туалет и обновлял там страницу образовательной программы, почту и группу «Вконтакте».

И в середине дня мне позвонили.

Женский голос говорил:

— Андрей?

— Кто вы? — я никогда не отвечаю в таких случаях «да», потому что это могут быть коллекторы.

— Андрей, я профессор гуманитарного факультета Высшей школы экономики. Поздравляю вас. Вы прошли на бюджетную форму обучения на программу «художественная проза».

Мне хотелось орать, но я представил, что заглотил хуй:

— Понял.

— Андрей, вы точно будете учиться?

— Я точно буду учиться!

— Хорошо.

— Ага.

— Ждем вас, Андрей.

Мне очень хотелось позвонить Матвею, но я побоялся. Через час я не выдержал и набрал ему, но он не взял трубку.

Вечером, после работы я взял нам три полторашки разливного пива и так торопился, что забыл снять фартук.

И я снова позвонил Матвею и он снова не взял.

Я пришел домой. Включил свет. Матвея не было. Я позвонил ему еще раз. Абонент временно недоступен.

Я стал снимать кроссовки, но его кроссовок не было. Значит, куда-то ушел.

Я зашел в комнату, поставил полторашки около матраса. Я хотел по привычке сдвинуть с прохода ноут Матвея, который всегда лежит у матраса, но его тоже не было. Мой ноутбук есть, а его — нет.

Я стал ходить по квартире. Не было летних кроссовок.

Не было зимних кроссовок.

Не было батиной куртки.

Не было ничего, кроме американского флага на окне, который Мэт привез из общаги.

Его аккаунт в ВК был удален, в Инстаграме и телеге — тоже. Я обновил страницу образовательной программы, и она все еще была пустой. Там тоже не было Мэта.

Я стал звонить всем друзьям: Лене, Рахату, Репину, Лехе. Я просил позвонить ему и написать. И все говорили: Матвея нигде нет.

Он просто бегает, — сказал я себе. — Или бухает. Бухает и творит хуйню. Но его не было вечером, ночью и утром. И потом снова вечером, ночью и утром.

Я пришел в полицию, чтобы заявить о пропаже человека, но когда сотрудница спросила, кем он приходится, я не знал, что ответить, и сказал «брат». «Фамилия?» — спросила она. И я ушел. Сказал, что ошибся.

Через день я поехал в Тольятти и стал искать его дом, чтобы встретиться с родителями, но я не помнил, в каком именно доме из множества одинаковых тольяттинских домов он живет. Я ходил по кварталу от дома к дому и не мог узнать его дом.

Уже в Москве мне стало казаться забавным представлять, что Мэта как бы не было, и рассказывать московским друзьям загадочную историю о ебаном галюне. Что я придумал его, как и то, что он похож на Питера Паркера, ковбоя или водилу из «Драйва». Но пока я был в Спрингфилде, я каждую ночь включал American football, ложился на наш матрас. Он пах «Олдспайсом», молодым мужиком и пивом, которое Мэт воровал в «Пятерочке». Я открывал кухонный шкаф и там сидели Пинки и Адольф. Они воняли одной половой тряпкой.

Я не хотел думать, что он меня бросил. Что он, как те звезды, которые трясутся от злости и растворяются. Было забавно думать, что его правда похитило Нибиру или он просто ушел бегать, как он всегда бегает с похмелья. Круг за кругом. Круг за кругом. И просто не может вырваться из этого круга.

Вышка вывесила список рекомендованных к зачислению. Там был я и там не было Матвея. Я открыл список всех абитуриентов, подавших документы. Матвея там тоже не было.

Лето заканчивалось. Я собирал вещи и оставлял все, что не унести. Индейца и другую бумагу я выкинул, флаг оставил. И больше я его не искал. Я сел с сумками на шестьдесят седьмой автобус, проехал железнодорожные пути, отделявшие нашу часть Спрингфилда от основной, потом ту часть, где чаще всего ходят цыгане, «Мегу», в которой работал, а потом был огромный еще незастроенный пустырь. В него идут тропы и плохие дороги. И его всегда пытаются чем-то отделить от людей: билбордами, деревьями, пышными шифоновыми шторами, если окна выходят туда, но чаще — более новыми жилыми домами. Потом степь закончилась городом и Московским шоссе. Я вспомнил, как его расширяли к чемпионату мира, когда всюду на улицах была дружба народов, и теперь там нет пробок. Вспомнил и стало весело. По небу летят самолеты и оставляют химтрейлы. Хохол говорил, что где-то за городом есть военная база и на самом деле самолеты летят оттуда или туда. И добавлял такой: лишь бы не снова война. Но все это, конечно же, глупости, — думал я, ведь все идет только к лучшему. Мы живем в самом мирном месте планеты и в самое мирное время. С людей постепенно снимают карантинные ограничения, они летят в Будапешт и Черногорию и хотят посмотреть мир. Из Спрингфилда люди едут только туда, где им будет лучше. И только об этом и хочется думать.