Никита Хрущев. Реформатор - Сергей Хрущев

Однажды летом на даче я стал случайным свидетелем разговора руководителя КГБ Владимира Ефимовича Семичастного с отцом. Семичастный тогда приехал с Брежневым, и мы привычно обходили территорию дачи по лесной дорожке, проложенной вдоль забора. Речь зашла о Жукове. Служба не спускала глаз с маршала. Семичастный рассказывал, что Жуков начал делать записи, видно, пишет мемуары. Отец, молча шагая по дорожке, слушал. Пауза затянулась, а Семичастному требовались указания. Он не выдержал и задал прямой вопрос: «Как быть? — И тут же подсказал: Мы можем негласно изъять материалы…» Отец неожиданно взорвался. Начал он со своего обычного в таких случаях риторического вопроса: может быть, их службе нечего вообще делать? Наконец, выговорившись, закончил: «Не вмешивайтесь. Жуков в отставке, а что делать отставнику, как не писать воспоминания? Ему есть что вспомнить».

Реакция для Семичастного оказалась явно неожиданной, но возражать он не посмел.

Приступил ли тогда маршал к работе над своей книгой или речь шла о чем-то ином, не знаю. При мне больше подобных разговоров не случалось.

Сейчас опубликована направленная отцу в понедельник 27 мая 1963 года совершенно секретная «Записка В. Е. Семичастного в ЦК КПСС о настроениях Г. К. Жукова (№ 1447-с)». В ней приводятся различные критические, обидные, даже очень обидные, на мой взгляд, эмоционально-несправедливые (но не мне судить) замечания маршала в адрес отца, в том числе уже упоминавшиеся ранее обвинения в неоправданных расходах на космические исследования в ущерб нуждам военных.

Но больше всего Жукова волнует неправильное, по его мнению, освещение истории Второй мировой войны нашими историками и нашими генералами: «…Лакированная эта история. Я считаю, что в этом отношении описание истории, хотя тоже извращенное, но все-таки более честное у немецких генералов, они — правдивее пишут…

Я пишу все, как было, я никого не щажу. Я уже около тысячи страниц отмахал. У меня так рассчитано: тысячи три-четыре страниц напишу, а потом можно отредактировать…»

Так что воспоминания писались, я не ошибся.

В заключение Семичастный предлагает план действий: «По имеющимся у нас данным, Жуков собирается, вместе с семьей осенью выехать на юг. В это время нами будут приняты меры к ознакомлению с написанной им частью воспоминаний».

Имеется протокольная запись заседания Президиума ЦК от 27 июня 1963 года, на котором выступили: Хрущев, Брежнев, Косыгин, Суслов и Устинов. Жуков на юг еще не уезжал, и Семичастный не имел физической возможности добраться до его записей, а значит, и члены Президиума не знали, что он пишет и о ком пишет, могли только догадываться. И тем не менее, поручили Брежневу, Швернику и председателю КПК Зиновию Тимофеевичу Сердюку «Вызвать в ЦК Жукова Г. К. и предупредить, если не поймет, тогда исключить из партии и арестовать». Для моего уха звучит дико и полностью противоречит тому, что я запомнил. Объяснить это противоречие не берусь. Скорее всего, разговор на даче происходил позже, после беседы с Жуковым, который, как известно, все понял правильно. Отец же к тому времени подостыл, одумался. Верить мне или нет — личное дело читателей, но, зная отца, я считаю такой ход событий наиболее вероятным.

К зиме 1964 года Жуков не выдержал, решил написать письмо отцу, но зачем-то присовокупил в адресаты еще и Микояна. Приведу выдержки из письма:

«Секретно 27 февраля 1964 г.

Первому секретарю ЦК КПСС товарищу Н. С. ХРУЩЕВУ

Члену Президиума ЦК КПСС товарищу А. И. МИКОЯНУ

Я обращаюсь к Вам по поводу систематических клеветнических выпадов против меня и умышленного извращения фактов моей деятельности.

В газете “Красная звезда” от 11 февраля 1964 г. в статье, посвященной 20-летию Корсунь-Шевченковской операции “Канны на Днепре”, маршал М. В. Захаров пишет: “…Создалась довольно напряженная обстановка. В этих условиях координировавший действия 1-го и 2-го Украинских фронтов Маршал Советского Союза Г. К. Жуков не сумел организовать достаточно четкого взаимодействия войск, отражавших натиск врага, и был отозван ставкой в Москву. Вся ответственность за разгром окруженного противника была возложена на маршала Конева”.

Вы, Никита Сергеевич, в это время были членом Военного Совета 1-го Украинского фронта и хорошо знаете события тех дней, и мне нет надобности их расписывать».

После освобождения Киева 6 ноября 1943 года отца отозвали с фронта, и он в старой должности первого секретаря ЦК Компартии Украины занимался восстановлением народного хозяйства республики. Членом Военного Совета 1-го Украинского фронта он продолжал числиться, но лишь формально, на фронт не выезжал и в Корсунь-Шевченковской операции не участвовал. Вокруг нее по сей день много неясного, часть историков считает, что лавры победителя присуждены Коневу несправедливо, разгромил немцев не он, а его предшественник на посту командующего 1-м Украинским фронтом генерал Ватутин, трагически погибший от рук украинских националистов-бандеровцев. Но это уже совсем другая история, и не мне в ней разбираться.

Далее Жуков «расписывает», как все происходило в его интерпретации и завершает: «В Москву Ставка меня не отзывала, а, как Вам известно, я продолжал помогать войскам фронта отражать наступление противника в районе Корсунь-Шевченковской и одновременно готовить наступление фронта на Чертков и Черновцы.

1-го марта, в связи с ранением Н. Ф. Ватутина, мне пришлось вступить в командование 1-м Украинским фронтом. С 3-го марта, как известно, я проводил Проскуровско-Черновицкую операцию. Операция закончилась успешно, 10 апреля я был награжден орденом “Победа”. Следовательно, то, что пишет Захаров в отношении меня, является его досужей выдумкой».

Жуков искал у отца управу на генералов, еще вчера лебезивших перед ним, а теперь беспардонно охаивающих его в мемуарах, в статьях, в выступлениях на разных собраниях и юбилеях и, в свою очередь, до небес превозносивших отца.

Чуть более чем через полгода те же генералы начнут охаивать отца и превозносить Брежнева. И уже совсем через много лет, оставшиеся в живых снова станут прославлять Жукова.

«Мне даже не дают возможности посещать собрания, посвященные юбилеям Советской Армии, а также и парады на Красной площади, — жалуется в письме Жуков. — На мои обращения по этому вопросу в МК партии в ГлавПУР мне отвечает: “Вас нет в списках”».

После октября 1964 года отец окажется в точно таком же положении. Вот только взывать к Брежневу он сочтет ниже своего достоинства.

По получении письма отец позвонил Жукову. О чем они говорили и как говорили, мы, конечно, не узнаем, но Жуков вскоре, 18 апреля 1964 года, посылает отцу новое письмо, которое начинает уже не нейтрально, а обращением:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});