Голос из глубин - Любовь Руднева

После неудачной попытки он долго бродил один по петровскому заповеднику, пытаясь справиться с горечью, захлестнувшей его, и чувством вдруг обстигшего его одиночества.

Сегодня ворвался Амо и сам воззвал к Гамлету, чтобы утвердить свое единодушие с ним, Андреем, на лету улавливая состояние старшего друга и догадываясь, как вызволить его из тенет печали.

Меж тем после долгой паузы Амо заговорил. Без пафоса, естественно, но гораздо медленнее, чем обычно, раздумчивее звучала сама интонация, и в облике проступило что-то вовсе незнакомое Андрею, как бы укрупнились черты, резче выделялись на лице глаза и рот, сильнее показалась кисть руки, в которой Амо держал череп Йорика. Никакого значения не имело, что на самом деле сжимал он кокэси, вывезенную Андреем из Иокогамы.

Он вновь повторил:

— Бедняга Йорик! Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки.

Амо не читал, он разговаривал с Йориком, но, пожалуй, не как Гамлет, как прямой наследник Йорика:

— Где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты?

Он завершил свой разговор с Йориком, поставил аккуратно кокэси на место, усмехнулся почти смущенно и произнес:

— У меня есть необходимость порой быть и драматическим актером. Но эта за… за пределами арены, за кулисами мимической сцены. Ну, а Гамлет потребность духа, такая же, как музыка или разговор с вами.

Он махнул рукой, лукаво подмигнул коробке с тайнами, привезенными Андреем, будто увидел воочью маску смерти, подаренную маленьким канарцем Андрею и теперь передаренную в свою очередь ему, Амо.

Он просительно взглянул на Шерохова.

— Может, позднее, когда вы устанете побольше, пойдем в заповедник, побродим? А пока я наверху, в запасной келье, с вашего разрешения посмотрю фотографии и еще что-либо из общедоступного фонда, так сказать. Чтобы потом не мучить вас простейшими вопросами. Но охота, сильная охота вас послушать.

Часа через два, уже подустав, Амо спустился вниз и приоткрыл дверь в кабинет Андрея.

Тот улыбнулся, кивнул и, размяв правую руку, затекшую от напряжения, — вставал он привычно в шесть утра и усиленно работал с небольшими перерывами часов до четырех, — поднялся навстречу Амо.

Предупредив Наташу, Андрей тронул за плечо Амо, пропустил его вперед. И они вышли из дому и зашагали в направлении заповедника.

— Но уговор, совсем немного добавлю к тому, что там, наверху, наворошили, рассматривая мои цивильные записки и фото. На днях опять соберемся вместе, придет кое-кто из моих спутников, посмотрим слайды, и тогда-то потолковее все и представить будет можно. Но я соскучился по вашим рассказам. Плавание под вашим флагом, Амо, по-своему, может быть, стоит не меньше, чем дальние рейсы.

Амо остановился, удивленный, и посмотрел на Шерохова.

— Я понимаю, вам охота придать мне куражу, но у меня нет возможности и в сотую долю оправдать такой аванс. Пощадите, — он шутливо поднял руки, — сдаюсь, И в наказание за вашу щедрость буду нем как рыба.

— На этот счет я спокоен, вы не сумеете пренебречь мною как слушателем…

Они вошли в заповедник, на одной из боковых дорожек вдруг Амо фамильярно обхватил тонкий ствол высокой березки и щекой коснулся ее коры.

— Я и то соскучился по заповеднику и его обитателям, а каково вам? Нет, я понимаю, во время заходов вы поглощены, верно, всем, что распахивается перед вами наново или вновь, но наверняка, признайтесь же, среди работы в океане навещает же вас видение этих ребят. — Амо погладил березку по коре, проведя ладонью сверху вниз, будто потрепал шею одушевленного существа, покорно-ласкового.

Андрей кивнул.

— Амо, вы красноречивее меня, я уж не говорю об этом, но и догадливее. Я даже разрешаю себе исчезать из своей каюты, прямо с верхней палубы снимаюсь и лечу в гости к одному-единственному дереву моего детства. — Он чуть растерянно улыбнулся. — Только не надо меня заставлять признаваться в подобных прегрешениях вслух. Я даже Наташе, а уж вы ее верный рыцарь, даже ей не признавался в подобных номерах.

— Я вам благодарен за возможность рыться в ваших записях, вы впускаете меня туда, где мне б не бывать, вы даете мне понятие о своем мастерстве, казалось бы, далеком от моих поисков, но я дорожу вашими, расширившими уже и мою вселенную во много крат, сделавшими ощутимей и самою землю.

Амо несколько раз каблуком, как копытцем, коснулся травянистой земли — они вышли на берег пруда.

— И, если не рассердитесь, признаюсь, мне интересно среди деловых записей найти одну-две ваших фразы о самочувствии: «Меня несколько раз будили ночью, шла драгировка нижней части склона. Позволил себе проспать завтрак. Помылся, постирал, выпил кофе и в десять тридцать отпер дверь, теперь пусть идут с делами. Но, как всегда, теперь никто не идет…»

Андрей остановился, обхватил себя за локти и стоял, рассматривая Амо, будто только повстречал его после долгой разлуки.

— Лишь сейчас и сообразил, что я в Москве, иду рядом с вами по заповеднику и диву даюсь, как из обыденного вы извлекаете суть какими-то своими отмычками.

— «Таинственное завсегда рождается из поденного», — говорила гадалка, мамина знакомая, дальняя соседка все по той же Марьиной роще. Еще я запомнил из ваших записей: «Черная пятница — раздавлен один донный сейсмограф».

— Кажется, тут я проявил сходство с вашей уважаемой гадалкой?

— Возможно, с тетей Груней, гадавшей всегда на короля треф. Ну, еще сюжет для меня — появление у вас на борту американочки Сэнди, повредившей мизинец и именно на палубе чужого судна встретившей своего заочного научного руководителя, соотечественника Роберта. Ну, а как для меня притягательно звучит «вышли из-под облачности»! А среди ваших записей по-детски аккуратно приклеены на страницах амбарной книги карточки офисов, маленькие планы островов, Лас-Пальмаса, острова Гран-Канария. И даже распластанная спичечная коробка.

— Так это тоже подарок маленького сына Хезуса.

— И дальше, промчавшись мимо множества завлекательных подробностей, и я узнаю огни острова Вознесения, черное небо и Южный крест.

— Но, друг мой, монтаж принадлежит вам, у меня ж занудливые подробности самых неравнозначных работ, с телеграфным кодом пейзажей, и тут винегрет из красот небесных, переданных языком бухгалтера, и пунктир наших исследований.

— Но более всего мне по сердцу ваш подход к Бонапартовым местам. Я ж, как стих, с лету запомнил:

«Идем по разрезу на Святую Елену, в девять десять — разлом и дальше плато, подобное исландскому, с разломами, выравненное осадками. Драгировка в зоне разлома, известняки».

— И вдруг у вас начинается фантастика, вы идете от подводной горы к другой, и как же они крещены, как? — Амо сделал волнообразное движение, рукой показывая, как видит он сквозь зигзаги волн те горы. — «Местоположение — гора Дениса Давыдова». И приписка другими чернилами, видимо, у вас сработала ассоциация: «Вспомнил, как мама провожала меня на войну: «Вдоль дороги лес густой с бабами-ягами, а в конце дороги той плаха с топорами…»

Амо продолжал, сам как бы завороженный произносимым:

— «Идем с сейсмопрофилографом на гору Бонапарта…» — чуть дальше с указанием часов и минут. «Выходим на гору. Сломали магнитометр».

По-моему, уважительная причина, магнитометр не мог выдержать такой встречи. И обрыв драги на горе Дениса Давыдова разве не острейший сюжет, а?

Андрей продолжал глядеть на Амо, как завороженный, в его устах все приобретало какой-то нереальный свет.

— «Расчеты при подходе к Кутузова горе». Нет-нет, знаю, что вы скажете, и потому не даю вам рта открыть. Я все уже сообразил, тут шли наши ученые и, открывая горы, крестили их историческими именами. Но что из этого возникло? Какие промеры? Потом пришли вы и начали искать правду о том, как неоднородно возникает океаническое дно. А после уж посмотрел на это клоун и увидел возможность сделать обаятельнейший мультфильм из одной только фразы, к примеру:

«Пришел ответ от Папанина, разрешен заход на Святую Елену».

И представьте, после этого вам снится сон, ученому, которому Папанин разрешил встретиться с Буонапарте. Да не одному встретиться, а всей экспедиции и всему экипажу. Маленький, кругленький, рожденный в Севастополе Папанин, у нас еще в школе выступал, тот самый, что на льдине сиживал, зимовал много лет, — и Наполеон. Во сне они могут поменяться — треуголкой на моржевый клык. Вот вам и «вдоль дороги лес густой с бабами-ягами…». А?

Андрей хохотал:

— Ну и компоновка!

— А вам не надоели псевдореалисты, которые не верят, что я могу по телефону прочесть любимой десять страниц кряду из «Прощай, оружие!» Хемингуэя, да еще наизусть. Какое ж детективное обстоятельство — высадили вас на берег Святой Елены на боте агента фирмы Соломон и К°, той самой фирмы предприимчивого Соломона, который, исхлопотав разрешение, ринулся за сосланным императором и был его поставщиком. Даже рассмотрел на вашем слайде его вывеску — Соломона на одной из трех улиц Джеймстауна… Сюжет! А? — Амо прочертил перед собою зигзаг и воскликнул: — Чего стоит лестница святого Якова и семьсот ступеней, по которой поднимается неутомимый герой!