Среди волков - Эрика Блэк

сижу в теплой постели и тру глаза кулаками. Вроде бы пришла в себя, но в мышцах все еще слабость. Потолочный вентилятор холодит кожу, на затылке выступил пот. Должно быть, я спала весь день и последующую ночь, а значит, Роб приедет домой завтра вечером.

Кэссиди возвращается в спальню с полным стаканом воды.

– Из-под фильтра?

– Конечно. Знаю я твои причуды: другую пить не станешь…

Запрокинув голову, залпом выпиваю весь стакан.

– Ты как себя чувствуешь? – Сестра прикладывает тыльную сторону ладони мне ко лбу, будто знает, что делать при высокой температуре.

– Нормально, – мычу я в ответ.

– Тогда почему до сих пор в постели?

Я молчу. Гляжу на покрытые одеялом ноги.

– Кофе хочешь?

Я киваю.

Она хватает меня за руки, откидывается назад и всем весом тщедушного тельца медленно вытягивает из постели. Я беру со спинки кровати халат и осторожно – любое быстрое движение вернет пульсирующую головную боль – просовываю каждую руку в рукав. Затягиваю пояс, поспешно поправляю ткань на груди, чтобы скрыть пропажу крестика. Обнявшись за плечи, мы, покачиваясь, спускаемся в гостиную и оттуда идем на кухню. Кэсси готовит кофе, ориентируясь в шкафчиках как у себя дома: пару месяцев она жила у нас, пока не встретила другого парня и не переехала к нему.

Дырявые свободные джинсы держатся на ней только благодаря ремню. Достающие до талии темно-русые волосы с пепельным отливом колышутся при каждом движении. Она похожа на хиппи – я никогда так не оделась бы, но ей идет.

– Держи! – подмигнув, Кэссиди, как волшебница, проводит рукой над тостом с арахисовым маслом и чашкой свежесваренного кофе с ароматом лесного ореха.

– Воды, – требую я, откусив первый кусочек тоста: пересохшим ртом жевать поджаренный хлеб невозможно.

Кэссиди протягивает мне доверху наполненную фильтрованной водой кружку.

Напольные часы в прихожей бьют два с четвертью. Их перезвон эхом отдается от стен, пронзает барабанные перепонки и сотрясает мозг.

– Почему ты до сих пор не выбросила эту громкую жуть? – в шутку спрашивает Кэссиди.

– Часы несколько веков принадлежали семье Роба. Его мать настояла, чтобы мы забрали их себе, – отвечаю я, злобно глядя на фамильный антиквариат.

– Что-то случилось? – спрашивает Кэссиди, пока я примеряюсь к тосту.

Вместо ответа задаю встречный вопрос:

– Зачем приехала?

– Говорю же, была в городе…

Я взмахиваю рукой, обрывая ложь на полуслове. Сестра не упорствует и перемещается к стоящему в углу кухонной зоны пианино.

Допив остатки воды, я осторожно поднимаю чашку с кофе и отпиваю глоток сладкой благодати.

Кэсси садится за инструмент, аккуратно откидывает крышку и начинает играть «Гимнопедию № 1» Эрика Сати[12]. Мелодия навевает воспоминания детства. Каждый вторник и четверг к нам с сестрой приходила старушка, мисс Мюллер, и учила нас игре на фортепиано. От нее пахло затхлой землей, а зубы вечно были перепачканы помадой. Мисс Мюллер была органисткой в местной церкви.

В отличие от меня, Кэссиди прекрасно играла на пианино. В детстве я любила смотреть, как ее пальцы извлекали из инструмента магию.

Взяв чашку, забираюсь с ногами в стоящее в гостиной большое кресло и внимательно слушаю, поправляя вырез шелкового халата. Делаю еще глоток: кофе постепенно возвращает меня к жизни.

Кэсси перестает играть и, сгорбившись, убирает руки на колени.

– Расскажешь наконец, что случилось? – обиженно спрашивает она, как ребенок, которому сообщили о разводе родителей.

– Не знаю, с чего начать…

– Выкладывай все начистоту. Видно же, в каком ты раздрае.

Об откровенности, которой она от меня ждет, не может быть и речи. Я не стану рассказывать младшей сестренке о женщинах Роба, странном незнакомце с футбольного матча, оргии в том доме и секретных вечеринках Роба, о потере маминого крестика и, наконец, о том, что полиция подозревает в убийствах моего любовника. С тех пор как мама с папой погибли в автокатастрофе, моя забота – защищать сестру от всех зол мира.

Делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Напустив на себя веселость, лгу ей прямо в глаза:

– Я в порядке, Кэсси. Ну правда. Просто мы с Робом немного вымотались: у него на работе запарка, у меня тоже дел по горло.

– Разве у него бывает по-другому?

– Так и есть, но ты пойми, Роб владеет крупной компанией. Это не как обычная работа: он никогда не отдыхает. Его рабочий день не заканчивается, как у всех, когда он уезжает из офиса в уверенности, что зарплата обеспечена. Если хочешь знать, в компании есть отдел, который занимается исключительно выдачей зарплаты сотрудникам. Представляешь, сколько у него обязанностей?

Кэссиди закатывает глаза. Она уже давно не сопереживает Робу.

Вроде бы я пытаюсь разжевать ей очевидное, но потом понимаю, что снова оправдываю поведение мужа.

– У меня все отлично, Кэссиди. Бывало и хуже, – ласково улыбаясь, уверяю я.

Она улыбается в ответ. На душе стало легче: я смогла ее успокоить.

Сестра садится на пол возле кресла и кладет голову мне на колени. Мы сидим какое-то время молча.

– Софи? – откашлявшись, произносит она.

– Что?

– А я дружила с Брук Сэдлер. Ее недавно убили. Она работала в «Анексе».

– О, не знала, что вы были подругами, – говорю я, поглаживая шелковистые волосы сестры.

– Я даже помогла ей устроиться на работу. Попросила Роба о собеседовании. Ее взяли помощником финансового директора… Знаешь, Брук говорила, что встречается с мужчиной, который ради нее обещал бросить жену. Может, мне надо пойти в полицию? Вдруг этот человек как-то связан с ее убийством?

И вновь я вынуждена защищать Роба.

– Не думаю, что ее поклонник убил всех этих женщин. – В мозг врывается воспоминание о подсмотренной в кабинете Роба сцене, когда он пригвоздил Брук за горло к стене. – К тому же в полиции наверняка знают, что она с кем-то встречалась.

Кэссиди смотрит на меня и согласно кивает.

– Помнишь, как Анджело упек меня в больницу?

– Да. – Никогда не забуду ее разбитое лицо в синяках.

– Когда он накинул мне на горло ремень, я поняла, что умираю… Вспомнить страшно… – Ее голос дрожит. – Интересно, чувствовала ли Брук то же самое? Перехватило ли у нее дыхание? – Кэсси глотает подступающие слезы, вот-вот заплачет. – Это был такой ужас… – Плач прерывает слова. Она вновь кладет голову мне на колени.

Я глажу ее по волосам, приговаривая: «Ш-ш-ш».

– Думаю, она ничего не почувствовала, дорогая. – Я повторяю те же фразы, которые произносила во время нашего разговора о гибели мамы и папы. Тогда Кэссиди несколько месяцев преследовали кошмары о муках мамы и папы, сбитых пьяным водителем. – Думаю, она просто спокойно заснула.

Кэссиди поднимает голову и, глядя широко раскрытыми заплаканными глазами,