Дальнейшие похождения Остапа Бендера - Анатолий Вилинович

Дни до встречи с друзьями потянулись тягостно. Перед отпуском работа всегда удлиняется и часы ее становятся наиболее нудными. И Генке подчас казалось, что время как-то специально притормаживается, чтобы его помучить больше томительным ожиданием.

Но вот заветный час пробил и друзья наконец встретились. Первым приехал Белобров. Жаркий, высокий и худющий. В неизменных очках и коротких брючках, он прямо с порога забасил:

— Ветер странствий надувает паруса… Чиж! Да ты ля это, купинос?!

Друзья захохотали и обнялись.

Цымбал прибыл вечером, так приходил поезд. Инициатор кдадоискания ворвался, как вихрь. Он, гогоча, сгреб в охапку своих друзей и закружил их по комнатушке, чуть не опрокинув стол. Генка накрыл его празднично.

Когда встречные страсти утихли, Цымбал вскочил на табурет и серьезно провозгласил:

— Ребята, мы стоим на грани великих открытий истории! Урра!

— Урр-а-а! — заорали все трое.

— Прошу за стол, — пригласил Лантух.

— Проходы, садыс, гостэм будыш. Почэму вчэра ны прыходыл? Вчэра барашка рэзал. А сэгодкя… всэ рывно проходы, проходы, чай пыть будым, — уселся за стол Цымбал.

Лантух откупорил бутылку водки и наполнил рюмки. После выпитой рюмки за успех, Цымбал приступил к изложению того, что ему удалось узнать. А когда поведал друзьям, то сделал замечание:

— Белобров, не сопи и не чавкай. И когда ты научишься лопать красиво?

— Не приставай. Может быть, я ем сытно последний раз перед трудным походом, — вытер платком губы тот.

— Кто согласен с моими выводами, прошу встать, — и Цымбал поднялся из-за стола, после того как ответил на вопросы своих друзей.

Встали и Генка с Белобровым и все трое не сговариваясь, соединили наполненные рюмки в букет.

— За удачный поиск! — провозгласил Колька Белобров.

— За пути-дороги! — сказал Генка Лантух.

— Один за всех и… — сделал паузу Сашка Цымбал.

— Все за одного! — прокричали три молодых голоса.

Вверху послышался скрежет передвигаемой мебели, звон разбиваемой посуды. Электролампа под абажуром замигала.

— Опять Муковозы расходятся, — понимающе посмотрел на потолок Генка.

Друзья захохотали и выпили.

Споры, укладка необходимых вещей и обсуждение маршрута у кладоискателей — добровольцев затянулись далеко заполночь.

Кровать у Лантуха была одна и все трое легли на полу.

Утром сборы были недолги. Наскоро позавтракали и по обычаю присели.

Провожала путешественников хозяйка Анна Никитишна. Когда выходили из квартиры, на верхнем этаже торопливо задвигали мебелью.

— Слышите? — поднял палец Генка, — Муковозы сходятся!

Колька захихикал, Цымбал захохотал лестницей. Лантух бросил:

— Цирк!

Под напутствие хозяйки тройка парней двинулась в путь.

Город набирал темпы дня. Площадь заснежили голуби. Милиционер вел в отделение первого пьяного. К базару тянулись телеги и арбы с товаром. У ларьков толпились покупатели.

— Как я уже говорил, приятели, транспортом пользоваться будем только в крайнем случае. Выходим за город и шагаем по проселочной дороге. Возражения?

— В путь! — сбил палкой ромашку у дороги Белобров.

— Однако уже припекает, к реке бы притопать и вдоль нее идти, — поправил рюкзак за плечами Лантух.

Компания бодро зашагала и вскоре вышла за город к грунтовой дороге, идущей через поле озимых.

Воздух был чист. Над полем висело солнце. Вдалеке колыхалось от нагреваемой земли марево.

Колька Белобров шагал впереди и был чем-то похож на предводителя путешественников. Шагал размашисто, целеустремленно, выдвинув корпус вперед. Цымбал и Генка, немного поотстав, шли за ним. Цымбал, на голову выше Генки и на столько же ниже Белоброва, был похож на боксера, шагал легко, плавно, чуть сгибая ноги в коленях. Генка, самый низкий и полный, казалось, катился под рюкзаком и от друзей, имеющих преимущества в ходьбе, благодаря их росту, не отставал ни на шаг.

Трое шагающих по полю дружили между собой крепко и неразрывно давно. Еще с гимназической скамьи. А затем учились на рабфаке тоже вместе. А после и в вузе вместе. А когда получили специальности, то разъехались по разным городам. Но дружба продолжалась. Отпуск они всегда проводили вместе и каждый раз по— новому, по выдумкам Сашки Цымбала. И еще их объединяло то, что никто из троих женат не был. Обета они никакого не давали, а так, как-то не получалось ни у кого из них с женитьбой. И трагедий сердечных у каждого из них, к счастью, не было.

— Эх! Друзья! Мы свободны, как орлы степные! — приостановился Белобров. — Что наша жизнь!? — вскинул он руки.

— Она общественная, академик, — серьезно произнес Цымбал. — Хочешь ты этого или нет, а так, общественная и все. Попробуй стать, скажем, дикарем-островитянином! Не выйдет. Объяснять нет надобности почему.

— Как это так, общественная? — зашагал снова Белобров.

— Ты крупица социалистического общества, а общество твоя среда, твоя природа. Вот ты и должен вести свой образ жизни так, как тебе будет велено этим же самым обществом.

— Это верно, — согласился со вздохом Колька. — Но жизнь прекрасна, путешественники-кладоискатели.

— Прекрасна… Общественная там и прочее… А я уже есть хочу, товарищи, — вытер платком лицо Лантух.

— Начинается, — покосился на него Цымбал. — Договаривались же не скулить. Пока вокруг нас поле. Придем в живописное место у реки и пообедаем.

Лантух вдруг запел:

Ехал парень по дороге, отлетело колесо.Слез на землю, чтоб поправить, а телегу унесло…

Дорога свернула влево, поднялась на пригорок и сбежала к реке.

И Генка запел, увидев реку, у которой ожидал их обеденный отдых:

Над рекой стоит туман, во дворе пеленки,Вся любовь твоя обман, окромя ребенка…

— И где это ты нахватался этих частушек, Лантух. Вроде бы и образованный, из приличной семьи… — укорил его Цымбал.

— Ты же сам сказал, что мы крупица общества, Саша. А оно и преподносит нам такое…

— Ты же поэзией занялся, как писал в письме, — ответил на это Цымбал. — Вот и брякни нам такое…

— Да, что-нибудь из своего возвышенного, — подтвердил Белобров, остановился и взглянул на Лантуха.

— Хорошо, я прочту свое первоначальное…

…Генка Лантух пытался писать стихи в местную газету. Говорили, за стихи хорошо платят. Выбрав момент, когда на него нашло вдохновение, он подумал и на бумагу легли первые строки его поэзии:

Вот свежим ветерком дунуло.Вот небо тучкой затянуло,И змейкой молния блеснула,С раскатом прокатился гром…Уж пыль дорожная паритсяПод каплями весеннего дождя,И влаги жаждает напитьсяДавно не пившая ее земляА небо черным одеянием покрыто,На землю низвергает гуще водопад,И та уж больше не парится,Старается дар неба в изобильи принимать.

Промучавшись более часа и не сотворив продолжения, он пошел прогуляться в сад и там его осенило:

Кругом цветы благоухают,Пьянит душистый аромат,И птицы весело щебечут.Купаясь в солнечных лучах.Беседка в диком виноградеЮтится в темном уголку,А рядом, заросли сирениИ куст смородины в цвету.Под тенью старого платанаСкамья заветная стоит.Укромным местом и прохладойК себе заманчиво манит.

Напечатав эти два стихотворения на пишущей машинке, он понес их в редакцию газеты. Там ему сказали: «Лиричность. Красивость. Отсутствует идея, отражение нашей действительности, нашего общества, строящего социализм, молодой человек. Вот почитайте, что мы собираемся печатать». И Лантух прочел:

«Нам солнца не надо, нам партия светит…»

— А, каково? — зашелся в восторге редактор. — Или вот…

«Партия» смело и твердо ведет наш корабль…»

— Образность, идейность, а? Напишите то, что окружает вас… — посоветовал Генке газетчик.

И начинающий поэт, следуя совету его, написал:

Степь донецкая раскинулась широко,А по ней заводы, шахты, города.Гордо терриконы смотрят в небо,Как бы разгоняя облака.Степь донецкая издавна богатаЧерным золотом, сталью, чугуном,И своим прославленным народом.Плодотворным и настойчивым трудом.«Больше стали, чугуна, проката!»Лозунг металлургов так гласит.«Больше угля на-гора, шахтеры!»Лозунг горняков ему вторит.И страна все больше, больше слышитОб успехах металлургов, горняков,Про великие дела в степи донецкойВ колыбели славы трудовой.

Не напечатали. Сказали: «Попробуйте себя в прозе». И он решил ждать нового вдохновения, обдумывая тему, сюжет, чтобы «попробовать себя в прозе».