Нукер Тамерлана - Олег Кулаков

— Эй, покупка, — позвал он девочку по-русски.

— Па-куп-ка… — повторил за его спиной торговец. — Ты решил ей дать такое имя? Что это значит на твоем языке?

— Что я ее купил, — ответил Дмитрий.

— Хорошо, — невесть с чем согласился Джафар.

Дмитрий отжал тряпицу и повернулся к девчонке. Та все еще не сменила позы. Тогда он положил ей большой палец на лоб и осторожно приподнял голову. Она смотрела на него сухими глазами обреченного на неволю животного. Он приложил тряпку к синяку, поднял ее руку и положил сверху на примочку.

— Держи так.

Поняла она его или нет, но тряпку на глазу придержала, по-прежнему глядя на него по-птичьи блестящим черным глазом.

— Молодец, — похвалил он.

— И чего ты с ней возишься? — пробурчал недовольный его медлительностью Джафар. — Была б красавица… Красивее девки купить не мог, а? Ты ж за нее и медного гроша не выручишь! Норов, как у ослицы, и зубы волчонка. Хочешь, покажу, какую отметину она мне оставила.

— Не надо, — отказался Дмитрий. — Я не продам ее, — добавил он, усаживаясь за доску напротив торговца. — Мне она нужна.

— Нужна? — изумился Джафар.

— Слушай, Джафар, — сказал Дмитрий, не обращая внимания на изумление торговца. — Сегодня пир вечером…

— Ага, — согласился торговец, потирая руки. — Начнется.

— Девчонку в кибитке спрячь.

— А что, дождь собирается? — Джафар прищурился на небо. — Да нет вроде…

— Спрячь.

— А… — на толстом лице Джафара появилось понимание. — Ты хотел ее в палатку взять, а я ей глаз подбил. Ну так для этого дела глаза не очень-то нужны, — торговец захихикал.

— Если ее кто тронет, — продолжал Дмитрий, пропустив мимо ушей смешки маркитанта, — я того убью.

Он произнес это спокойно, даже безразлично. Джафар подавился смехом.

— Убьешь за такую рабыню? — спросил он, словно не веря своим ушам. — За эту…

— Убью, — спокойно подтвердил Дмитрий. Джафар поднял с доски деревянного слона и растерянно покрутил его.

— Чудно… — произнес торговец с непонятной интонацией в голосе. — Клянусь Аллахом… — Он бросил на Дмитрия быстрый взгляд. — Я ей сегодня оплеуху закатил, синяк поставил…

— Она виновата… — отозвался Дмитрий. Джафар усмехнулся и подергал себя за бороду.

— Ну, чудно… — повторил он и спросил: — Она тебе дочь родная, что ли? Третий день лишь минул, как ты ее купил. Говорить не может, только глазищами зыркает своими дикими. Была б красавицей… — Торговец развел руками: ничего, мол, не понимаю.

Дмитрий промолчал. Джафар всплеснул рукавами халата, не унимаясь.

— Может, она дочь правителя, а? Или… — единственный зрячий глаз торговца заговорщически блеснул.

— Нет, — спокойно ответил Дмитрий. — Простая девка. Я знаю.

Джафар поковырял мизинцем в ухе и снова усмехнулся.

— Чудно…

Они стали играть. На этот раз Дмитрию было легко проигрывать: все мысли занимала девочка. Он чувствовал на себе ее взгляд. Она вновь смочила тряпку водой и приложила к глазу.

Он думал, что для начала она должна смириться с неволей, а затем понять, что это совсем не неволя. Что он не собирается делать из нее рабыню.

“А что же я тогда из нее сделаю? — усмехнулся он, зевая слона. — Пожалуй, я все-таки сглупил. И крупно. На самом-то деле она, в моих обстоятельствах, — пятое колесо в телеге. Но раз уж сделал это, то менять ничего не буду”.

* * *

Пир начался задолго до наступления темноты и грозил затянуться на всю ночь.

Спиртного Дмитрий никогда не любил. Точнее, терпеть не мог потреблять его в неумеренных количествах. Дома у него был бар, но бутылка текилы, купленная по случаю для пробы незнакомого экзотического пойла, пылилась на полке бара третий год. Уровень жидкости в ней постепенно уменьшался, но за год бутылка так и не опустела. Впрочем, то было раньше…

Он мог выпить много и не охмелеть — габариты позволяли; он и пил много, даже слишком, когда выпадал такой случай, — пил затем, чтобы провалиться в черное беспамятство. Редкие ночи, когда не приходил повторяющийся сон.

Но сегодня ни вино, ни арак на него не действовали. Он мыслил с холодной четкостью автомата, не обращая внимания на шум и гам, творящийся вокруг, и только удивлялся ясности, с которой работал мозг. Есть время разбрасывать камни, а есть — собирать. Вот и настало время собрать себя в одну кучу и суммировать наконец-то, что и как получается.

Интуиция не подвела. Встреча с Тамерланом, которой он так ждал, состоялась. А ее результаты — сплошной туман, кроме одного-единственного момента. Тимур пожелал узнать у него самолично, кто он и откуда, — и это по-настоящему важно.

Что это? Простое любопытство — или же Тамерлан не выпускает его из поля зрения? Та же интуиция намекает, что любопытством дело не ограничивается. Но вдруг он выдает желаемое за действительное?

* * *

— Не бойся, — сказал Тимур, глядя в согнутую жирную спину, обтянутую засаленным халатом. — Ответь, откуда знаешь о десятнике и о том, к кому он был приставлен?

Кривой Джафар уже слегка оправился от ужаса, когда он заметил, что в зеленых глазах эмира зажегся холодный огонь ярости. Он чуть не обмочился со страху, заранее оплакивая свою участь А ведь задумывая предложить свои услуги эмиру, не гнева ждал, но награды.

Толстый торговец пришел к шатру эмира и заявил, будто принес важные сведения. Тимур постоянно высылал вперед разведчиков, чтобы добывали сведения о противнике. Те уходили и под видом бродяг, и под видом торговцев, бегущих от следующего по пятам Тамерланова войска. Джафара приняли за шпиона, который вернулся с важным донесением.

Слушая коленопреклоненного, пыхтящего от страха толстяка, Тимур сначала вообще не понял, о чем сбивчиво толкует кривой маркитант. А тот предлагал свои услуги в качестве осведомителя — вместо некоего погибшего десятника, приставленного к иноземцу, который сам стал ун-баши; он-де, Кривой Джафар, сумел завязать с чужестранцем дружбу, да такую, что иноземец отдал ему на попечение свою рабыню-девку, из-за которой зарезал двоих — одного в крепости, другого на глазах у самого эмира два дня назад…

Тимур действительно ждал разведчика со сведениями о противнике, и потому пыхтение толстяка поначалу вызвало у него только гнев. Он уже собирался вызвать стражу, чтобы Кривого вытолкали взашей и высекли палками по пяткам, дабы впредь не смел попусту отнимать у эмира времени. Но пыхтевший скороговоркой толстяк успел, на свое счастье, выпалить о недавнем поединке, и Тимуров гнев оказался в плену любопытства: еще свеж был в памяти бой перед его шатром.

— Ун-баши Мансур сам сказал, — шумно отдуваясь, ответил Джафар и добавил: — Пьян был, зашел поболтать — вот и выболтал… Я ведь и камень разговорить могу, клянусь милосердием Всемогущего… — Он прижал толстые руки к груди и выпучился: мол, честнее меня никого не найдешь.

Джафар кривил душой, говоря, что покойник ун-баши сам ему все выболтал. Мансур хоть и любил винцо, но был крепок на голову и пьянел мало. Маркитант проведал обо всем лишь благодаря случаю. Зуб у Мансура разболелся, он и лечил его перебродившим соком виноградной лозы. Пил и пил, чтобы боль унять, — говорил, помогает. Пришел он к Джафару уже под изрядным хмельком и опять вина потребовал — больной зуб никак не желал успокаиваться. Выпил чашу, вторую, третью — и вдруг повалился на бок и заснул. И стал говорить во сне, будто рассуждал сам с собой: вот, я слежу за Гулем, как сотник велел, как эмир велел, а чужак мне по нутру. Хороший воин, таких поискать надо. Зачем следить, не понимаю… Ну, странный он человек — так что с того? Все мы странные: одному одно надо, другому — другое. А Гулю ничего не надо — тем и странен. Беда у него какая-то случилась. Беда…

— Но я никому ничего не говорил, клянусь. — Джафар истово мел бородой землю. — Ун-баши проспался и уже ничего не помнил, а я молчал, хазрат эмир. Клянусь, молчал. А потом погиб Мансур. Ну, я и подумал: кто будет за него? А Гуль, он сам стал ко мне наведываться. Девку отдал, чтобы я за ней присматривал. По дружбе, — поспешил добавить он; незачем эмиру знать, что ему Гуль платит. — Сдружился я с ним, хазрат эмир. Передо мною он не таится. Вот я и подумал, что могу быть тебе полезен. Мы в шатрандж с ним играем…

— В шатрандж? — переспросил Тимур. — Он играет в шатрандж?

— Ага, — обрадовался Джафар. — Играет. Играем мы, разговариваем. Я ведь и камень разговорить могу… — повторил он с легким нажимом, — знай, эмир, буду я тебе полезен. Вот увидишь, я всю его подноготную сумею вызнать. А вызнаю, так сразу тебе передам… Хочешь, спроси… Я уже кое-что выведал…

Тимур задумчиво слушал торопливую скороговорку обозного торговца. Новость — воин-великан играет в шахматы. Эмиру в это верилось с трудом.

Джафар не верил своему счастью. Получается-таки… Он ведь был несказанно удивлен, поняв смысл почти что бессвязных слов, вырвавшихся у уснувшего от вина Мансура. Какой смысл следить за таким нелепым чудовищем в образе человеческом, если при небывалом росте и силе ум его явно поврежден? Но Мансур умер. Почему бы и не попытать удачу, вызвавшись занять его место? Может, после этого похода перестанет Джафар таскаться в обозе за войском и поведет собственный караван с товарами… Ну, допустим, в ту благословенную страну, где золотые монеты величиною с хлебный кругляш… Если они существуют на самом деле.