Шесть подозреваемых - Викас Сваруп

— Я всегда утверждал, что если останется лишь один выбор — между трусостью и насилием, предпочту последнее. Лучше прикончить убийцу, чем позволить ему и дальше проливать невинную кровь. Человек, способный мириться с беззаконием, ничуть не лучше того, кто его совершает. Можно тебя попросить об одной — последней — услуге?

— Ганди-баба, одно ваше слово, и я за вас жизнь отдам.

— Я хочу, чтобы ты убил Вики Рая.

— Убить Вики Рая? — Тивари медленно качает головой. — Существует много такого, за что я готов умереть, но нет ничего такого, за что я был бы готов убить.

— Не надо повторять мне мою же собственную фразу, Баблу.

— Это не просто фраза. Я в нее верю. Вы помогли мне переродиться, Бапу.

— Если ты не можешь, тогда я сам это сделаю.

— Шутите?

— Я серьезен, как никогда. Научишь меня, как пользоваться пистолетом?

— Пара пустяков. И научу, и еще достану вам хороший ствол, когда отсидите и выйдете на волю. Но вдруг за два месяца ваш гнев успеет остыть?

— А я и не собираюсь так долго ждать.

— Постойте… Только не говорите, что замышляете побег. Может, вы по ночам копали тоннель?

— Нет. Это вовсе не обязательно. Меня выпустят через главные ворота.

— Что же вы задумали, Ганди-баба?

— Увидишь, Баблу, скоро увидишь. Для начала, прошу тебя, устрой мне встречу со всеми арестантами.

Неделю спустя в «Тихаре» вспыхивает массовое движение неповиновения. Заключенные отказываются готовить, убирать, мыться в душе, требуя улучшения условий, справедливого к себе отношения и прекращения вымогательства со стороны властей.

Начальнику тюрьмы становится не до шуток.

— Что вы такое затеяли, мистер Кумар? — осведомляется он.

— Гражданское неповиновение становится священным долгом, когда в государстве царит беззаконие и произвол, — отвечает Мохан.

Начальник применяет жесткие меры, но заключенные не дают себя запугать. Наступает десятый день забастовки. Сад увядает, из санитарных узлов начинает пахнуть. Двор зарастает грязью, классные комнаты покрываются пылью.

Тюремные власти собираются на экстренное совещание с вышестоящим начальством. Неделю спустя Кумара досрочно выпускают из «Тихара». Шанти ожидает его у ворот с огромной толпой последователей, которые дружно скандируют: «Да здравствует Ганди-баба!» Мохана сопровождает ликующий эскорт из машин, автобусов и велосипедов. Громко ревут гудки, радостно тенькают звоночки. Уже у дверей своего дома Кумар произносит длинную речь о необходимости борьбы с несправедливостью.

Еще через несколько дней Мохана приходит навестить одноглазый мужчина со свертком под мышкой.

— Я от Баблу Тивари. Мы можем потолковать наедине? — говорит незнакомец.

Мужчины выходят в сад. Одноглазый разворачивает пакет и достает оттуда блестящий пистолет.

— «Вальтер ППК», не бывший в употреблении, — сообщает он. — У Джеймса Бонда в нескольких сериях была такая же пушка.

— Сколько с меня?

— Баблу Бхай не велел брать денег. Это его подарок.

— А пули?

— Магазин полностью заряжен.

Кумар берет пистолет и взвешивает на ладони.

— Можно попробовать?

Одноглазый оглядывается вокруг и с сомнением переспрашивает:

— Прямо в саду?

— А что здесь такого? — Мохан щелкает предохранителем, целится в пустую бутылку из-под кока-колы, забытую на деревянных перилах беседки, и нажимает на курок. Гремит оглушительный выстрел, бутылка со звоном разлетается на осколки. Кумар одобрительно кивает головой, дует на дымящийся ствол и прячет оружие за пазуху своей курты.

Шанти с визгом выбегает в сад.

— Что случилось? Я слышала выстрел. Думала, кто-нибудь…

— У тебя опять разыгралось воображение, — невозмутимо говорит ей Кумар. — Смерть благословенна в любое время, но дважды благословенна для воина, умирающего за правое дело.

Тем же вечером посыльный доставляет карточку с золотым обрезом и заказным рисунком М.Ф. Хусейна[91] на конверте.

«Вики Рай приглашает вас на праздничный ужин, который состоится 23 марта в номере 6», — гласит лаконичный текст, набранный готическим шрифтом.

Мохан читает, и на его губах появляется лукавая усмешка.

9. Любовь в Мехраули

Есть только три пути быстрого обогащения — получить наследство, ограбить банк или дождаться, чтобы деньги сами на голову свалились — например, в виде выигрышного лотерейного билета или счастливой комбинации карт. А вот я свою удачу нашел два дня назад в мусорном баке.

Завладев чемоданом, я сел на автобус и поехал домой, то есть в храм. Мама возилась на кухне, Чампи смотрела телевизор. Я пошел к себе в комнату и начал искать подходящее укрытие для чемодана. Правда, в маленьком кхоли[92] подобных мест не так уж много. В конце концов пришлось запихать добычу под матрас, который тут же вздулся бугром.

Ближе к ночи, когда мама и Чампи легли спать, я вытащил чемодан и при свете фонарика, зажатого между ногами, стал пересчитывать деньги. Всего было двадцать пачек с купюрами ценностью в тысячу и полтысячи рупий — совершенно новыми, только что из банка. Раскрыв первую пачку, я принялся складывать в уме. Одна тысяча… Две тысячи… Десять тысяч… Пятнадцать… Пятьдесят… Очень скоро все эти нули, которыми я отродясь не пользовался, ударили в голову. Когда дело дошло до двадцатой пачки, пальцы уже болели, во рту пересохло, а перед глазами все плыло. Короче говоря, в чемодане было столько денег, что я просто не мог сосчитать.

Поначалу меня захлестнула волна восторга, сбивающего с ног посильнее, чем доза самой чистой наркоты. Теперь я владел такой суммой, какую в глаза не видели семь поколений моей родни, вместе взятые. Но буквально в ту же минуту в сердце закрались первые страхи. Что, если кто-нибудь видел, как я взял чемодан, и уже сообщил об этом в полицию? Что, если в дом заберется вор и утащит мою добычу? Люди, доведенные до отчаяния, способны на все. Рядом — трущоба Санджая-Ганди, там полным-полно головорезов, готовых пустить кровь кому угодно даже за пять штук баксов. Такие ни перед чем не остановятся, лишь бы наложить свои грязные руки на мои денежки. Это богатые люди могут спать спокойно: их капиталы надежно заперты в банковских сейфах, а жилища круглые сутки находятся под охраной, не говоря уже о сигнализации. А как бедняку защитить свое добро? Всю ночь я промаялся, волнуясь и обливаясь потом.

Странное дело: мало денег — беда, слишком много — и того не слаще.

В школе у нас был учитель по имени Хари Прасад Сайни, обожавший играть с учениками в интеллектуальные игры. Как-то раз он спросил:

— Что бы вы сделали, если бы вдруг получили сто тысяч рупий?

Помню, Лаллан ответил, что приобрел бы игрушечный магазин. Еще один мальчик готов был потратить деньги на шоколад, а я собирался отдать их маме. И вот сейчас, когда у меня в руках куда более крупная сумма, я готов сделать все, что угодно, только не это. С мамы вполне станется оттащить меня за ухо в полицейский участок и заявить: «Господин инспектор, выясните, пожалуйста, где мой мальчик украл деньги!»

Сначала я собирался утаить новость даже от Чампи, но уже через день понял, что это невозможно. У нас никогда не было секретов друг от друга, и потом, надо же с кем-нибудь поделиться радостью. В общем, дождавшись, когда наша мама уйдет на работу в храм, я отзываю сестру к себе в комнату и говорю:

— У меня есть деньги, чтобы заплатить за твою операцию.

— Сколько?

— Более чем достаточно.

— Не нужна мне операция, — говорит Чампи. — И так проживу.

Я знаю, что она лжет. Сестра была бы вовсе не против если не ради себя, то хотя бы ради мамы, которая целыми днями сокрушается и причитает:

— Кто же возьмет мою Чампи в жены, с ее-то внешностью?

Мама права. Действительно, кто? Сестра у меня — ходячий кошмар. Самая милая девушка в городе и при этом самая страшная. Нижняя половина лица из-за безобразной заячьей губы напоминает нелепую карикатуру, щеки сплошь изрыты оспинами, левая рука совершенно иссохла. Хорошо еще, что Чампи не видит собственного уродства, она ведь слепа, как летучая мышь. И при этом популярнее любого человека в нашем районе. Ее портрет очень часто печатают в газетах и журналах, а как-то раз показали даже по Си-эн-эн.

Чампи прославилась на весь мир как «Лицо Бхопала». Дело в том, что более двадцати лет назад в Бхопале разразилась крупная промышленная катастрофа. На заводе «Юнион карбайд» произошла утечка ядовитого газа, метилизоцианата. Все, кто его вдохнул, либо умерли, либо ослепли, либо сошли с ума. Фатима Би, мама Чампи, в то время жила неподалеку. Утечка сказалась и на ее здоровье, только этого никто не заметил. Пять лет спустя на свет появилась Чампи. Осмотрев младенца, врачи объяснили Фатиме, что газ вызвал слепоту и прочие отклонения. Мне до сих пор непонятно, как он мог оставаться в человеческом теле целых пять лет, ничем не выдавая своего присутствия, а затем повлиять на бедную малышку.