Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гриша уже сидел здесь, помешивая в закопченном котелке дымящееся варево. На Глеба он не смотрел, но Сиверов чувствовал, что бывший десантник внимательно за ним наблюдает. Через некоторое время вернулся Вовчик — без хвороста, прихрамывая и озабоченно вертя поврежденной кистью. «Идиот», — подумал Глеб с раздражением.
— Что с тобой, Володя? — озабоченно спросила Горобец и зачем-то опять посмотрела на Глеба.
«Смотри, смотри, — угрюмо подумал Сиверов. — Твоя работа, товарищ начальник экспедиции…»
— Споткнулся, — буркнул Вовчик и осторожно опустился на землю, бросив на Слепого многообещающий взгляд. Вид у него снова был обиженный, как у большого ребенка.
Когда варево поспело, Горобец, ни на кого не глядя, разлила его по тарелкам. Атмосфера за импровизированным столом сегодня была далека от домашней — все молчали, думая о своем. Вовчик злился на Глеба, Горобец тоже была им недовольна, да и Гриша, пожалуй, имел все основания смотреть на него косо. Что же касается Тянитолкая, то он, как всегда, оставался вещью в себе, и было невозможно понять, о чем он думает и что чувствует. Он первом выхлебал свою порцию, подчистил миску черствой хлебной коркой, выкурил папиросу (Глеб в который уже раз подивился, откуда он их все время берет), завернулся в спальный мешок и затих.
Сиверов с некоторым усилием выбросил из головы все эти матримониальные сложности, любовные треугольники и прочую чепуху, не имеющую прямого отношения к делу. Где-то поблизости, за призрачной гранью светового круга, бродил вооруженный убийца, что автоматически налагало на Глеба определенные обязательства. Преодолев свое нежелание разговаривать с настроенной против него компанией, Слепой предложил установить дежурство.
— Дежурство? — устало переспросила Горобец. — Господи, мне кажется, я теперь до конца жизни не усну! Впрочем, вы специалист, вам виднее. Займитесь, если считаете это нужным.
Глеб распределил время дежурства, оставив для себя «собачью» вахту — с четырех до шести утра. Честно говоря, он, как и Горобец, сомневался, что сможет уснуть — принимая во внимание ссору с Вовчиком и его недвусмысленную угрозу, у него было сколько угодно причин к тому, чтобы не смыкать глаз, по крайней мере до возвращения в Москву. Он все еще обдумывал эти причины, лежа у костра в своем подбитом гагачьим пухом спальном мешке, когда сон неслышно подкрался к нему со спины и набросил на голову свое невесомое черное одеяло.
***Он сел так резко, что Гриша, сидевший рядом на корточках и трясший его за плечо, испуганно отшатнулся. Глеб тряхнул головой, прогоняя остатки сна, и посмотрел на небо. Небо еще сохраняло жемчужно-серый предрассветный оттенок, но в нем уже угадывалась дневная голубизна. Окружавший место стоянки осинник, в свете костра казавшийся частоколом торчащих из земли голых костей, сейчас был виден ясно и отчетливо — пожалуй, даже отчетливей, чем при излишне ярком для чувствительных зрачков Слепого дневном свете.
Во всем этом чувствовалось что-то неправильное, но, только взглянув на часы, Глеб понял, в чем дело. Было пять тридцать, а значит, оставалось ровно полчаса до конца его «собачьей» вахты, на которую он, судя по всему, не заступал.
— Черт, как это я проспал? — удивился он, торопливо выскребаясь из спальника.
— Тихо, не шуми, — шепнул Гриша. — Это не ты, это я проспал. Помню, без четверти четыре еще на часы смотрел, думал, скорей бы спать завалиться, а потом раз — и нету… Проснулся пять минут назад.
— А, — успокаиваясь, сказал Глеб, — ясно… Ну, это с кем не бывает! Не волнуйся, Григорий, я — могила. Хотя, по слухам, из-за таких, как ты, погиб легендарный комдив Василий Иванович Чапаев.
— Да при чем тут Чапаев! — с непонятным Глебу раздражением отмахнулся Гриша. — Вовки нету!
— Вовчика?
— Ну! Он мне вахту сдал и спать улегся. Покуда я на часах стоял, он тут был — храпел на весь лес, что твой тигр. А пять минут назад просыпаюсь — нет его!
— Черт, — сказал Глеб, поднимаясь на ноги и проверяя, на месте ли пистолет. Гриша тоже встал. — Вот черт! — повторил Сиверов. — Слушай, а может, он по нужде в лес отошел? Мало ли что… В конце концов, если у него брюхо прихватило, то пять минут — не срок.
— Это факт, — тихонько, чтобы не разбудить спящих, согласился Гриша. — Но я решил на всякий случай с тобой посоветоваться, потому что, как ты правильно подметил, мало ли что… К тому же мне как-то не приходилось слышать, чтобы кто-то, идя по нужде, брал с собой спальник.
Глеб вздрогнул и быстро оглядел лагерь. Гриша говорил правду: ни Вовчика, ни его спального мешка нигде не было видно. Горобец спала, свернувшись в своем спальнике калачиком, неслышно, как мышка; у самого костра лежал скомканный спальник Гриши, между ним и Горобец, прямой, как упрятанное в мешок дубовое бревно, размеренно посапывал Тянитолкай, выставив наружу заросший колючей трехнедельной бородой подбородок. Костер прогорел, угли розовели под слоем золы, безуспешно пытаясь соперничать цветом с занимающейся утренней зарей, а на том месте, где с вечера устроился со своим мешком Вовчик, виднелось только продолговатое пятно примятой прошлогодней листвы, от которого в сторону болота тянулась, исчезая за деревьями, широкая взрытая полоса. Вид этой полосы сразу наводил на мысль, что здесь совсем недавно волоком протащили что-то тяжелое, и не нужно было долго гадать, чтобы понять, что именно здесь тащили.
Глеб молча указал на эту полосу Грише, но тот даже не повернул головы, продолжая с любопытством его разглядывать.
— Видел, — сказал он вполголоса. — Как проснулся, сразу увидал. Вот я и решил сначала у тебя поинтересоваться: может, ты в курсе, куда он мог подеваться? Глеб наконец сообразил, на что он намекает.
— Парадокс получается, Гриша, — сказал он, завязывая шнурки на ботинках. — Какого ответа ты от меня ждешь? Если я скажу: «Не знаю», ты мне, скорее всего, не поверишь. А если скажу, что это я его в болоте утопил, поверишь безоговорочно. Так зачем тогда спрашивать? Парадокс!
— Да нет тут никакого парадокса, — спокойно сказал Гриша. — Обычный принцип экономии мышления. Кому нужны лишние заморочки? Подозреваемый признался — значит, дело можно сдавать в архив. Кстати, а откуда ты знаешь, что Вовка в болоте? Глеб снова указал ему на полосу серо-коричневой листвы.
— А где ему быть? Или это его любимый вид спорта — ночное ползанье в спальном мешке?
— Так ты точно ни при чем? — настойчиво спросил Гриша.
— А как ты себе это представляешь? Вечером я при свидетелях бью ему морду из-за женщины, он мне угрожает — опять же, на твоих глазах, — а ночью я тихонечко встаю, душу его голыми руками и топлю труп в болоте… Я что, похож на идиота?
— Я так и думал, что не ты, — сказал Гриша. — Хотя мне в последнее время сдается, что мы тут все форменные идиоты. Ну, что делать будем, правоохранительный орган?
— Будить народ, наверное, — сказал Глеб. — Тем более что уже все равно утро.
— А может, сперва к болоту сходим? — предложил Гриша. — Может, этот дурак нас просто разыгрывает. Думает, все проснутся, увидят, что его нет, и начнут на тебя бочки катить. Может, даже расстреляют по законам военного времени… А он потом шасть из леса — здравствуйте, а я за грибами ходил!
— Глупо, — сказал Глеб, двигаясь к болоту вдоль оставленного тяжелым спальником широкого следа. — Я понимаю, что ты слегка утрировал, но все равно. Мышление на уровне старшей группы детского сада. Он же все-таки кандидат наук!
— А по-твоему, кандидат наук не может быть болваном? Он и есть болван, ты разве не заметил? И всегда им был, только в городе это не так бросается в глаза. Я, как узнал, что он тоже в эту экспедицию едет, чуть было не отказался, ей-богу. Насмотрелся я на него в полевых условиях… По-моему, насчет своей службы в морской пехоте он врал как сивый мерин. Просто здоровенный бугай, а внутри — гниль сплошная, хлипкое дерьмо… Так что имей в виду, даже если это ты его… того, я все равно на твоей стороне. Здесь не Москва, товарищеских судов и милиции нету, и вопросы разные приходится решать по старинке: кто успел, тот и съел.
— Это не я, — сдержанно напомнил Глеб.
— Да знаю, это я так, к слову…
Как и следовало ожидать, след обрывался на краю болота, уходя в черную стоячую воду, из которой торчали покосившиеся остовы сгнивших на корню чахлых деревьев. От воды несло болотной гнилью, и тишина здесь казалась ватной, неживой. Гриша крякнул, расстегнул прикрепленный к поясу чехол, извлек оттуда топорик и двумя точными ударами срубил ближайшее молодое деревце. Более или менее очистив его от веток, он подошел к самой воде и принялся тыкать в болото этой импровизированной слегой, пытаясь нащупать дно.
Глеб стоял у него за спиной, смотрел и думал: «Странно он себя ведет — вот именно, как последний болван. Что бы я ни говорил, что бы он ни думал обо мне и о Вовчике, вероятность того, что я — убийца, все равно остается. Пусть небольшая, но сбрасывать ее со счетов разумный человек не вправе. А этот повернулся ко мне спиной и стоит, наклонившись над самой трясиной, как будто ждет не дождется хорошего пинка в зад. Он же знает, что у меня, предполагаемого убийцы, под мышкой пистолет с глушителем. Один негромкий хлопок, один всплеск, и единственный свидетель нашей с Вовчиком ссоры оказывается раз и навсегда выведенным за скобки. И даже тело прятать не надо. Можно убирать ствол в кобуру и спокойно идти досыпать. А утром все решат, что Гриша утопил Вовчика, — они всю дорогу потихонечку цапались, это все знают, — а сам рванул напрямик через тайгу в сторону ближайшего райцентра… Он не может этого не понимать, не может об этом не думать, но все равно спокойно стоит ко мне спиной, как будто мы с ним закадычные друзья и ловим рыбку где-нибудь в Подмосковье».
- Двойной удар Слепого - Андрей Воронин - Боевик
- Мишень для Слепого - Андрей Воронин - Боевик
- Возвращение с того света - Андрей Воронин - Боевик
- Повелитель бурь - Андрей Воронин - Боевик
- Троянская тайна - Андрей Воронин - Боевик
- Число власти - Андрей Воронин - Боевик
- Ставки сделаны - Андрей Воронин - Боевик
- Никто, кроме тебя - Андрей Воронин - Боевик
- Личный досмотр - Андрей Воронин - Боевик
- Слепой. Живая сталь - Андрей Воронин - Боевик