Метро 2033. Сказки Апокалипсиса (сборник) - Вячеслав Бакулин

– Ты кто? – говорит.

Что и требовалось доказать. Идиот, он и в Африке… «Ты кто?» А то не видно, что ли. Сидит перед нами упырь-оборотень, а этот, ущербный, вопрос ему задает, кто, мол, он. Тот ногу потер, видимо, ушиб все-таки, а может, симулянт, и протяжно так, нараспев, басом вещает:

– С города.

Слыхали мы эти сказки, про город. Мы туда не ходим, гиблое место. Жить, будто, только под землей можно. Ни за что туда не сунемся. А эти хмыри как-то ухитряются, живут.

И закралось у меня тогда подозрение – то ли он неопытен и по глупости попался нам, то ли хитрец такой, что подстроил все таким образом, чтобы внутри дома оказаться.

Упырь, наверное, принял Дровосека за главного, пытается вести диалог с ним. Речь толкает, изъясняется витиевато. Говорит, что в городе нам лучше будет, под присмотром. Ясно – дом наш оттяпать желает. А мы прикинулись, будто не понимаем, киваем. На лицах улыбки, коготки старательно прячем. Про безопасность упырь даже загнул. Там-де все под контролем у них, защита – высший класс, никто не сунется. Тут недалеко, через Видновский лесок пройти и за Мыкад, говорит, какой-то перевалить надо. А там и до подземелий рукой подать. А нам как-то и здесь хорошо, только упыри докучают да плесень.

И тут в голову словно ударило. Да ведь он к запасам плесени пытается подобраться! Может, для него она жизненно важна. Может, это своего рода топливо для этих носатых. Подзарядка. Наркотик. Ну и дом, конечно. Хоромы. Завидуют, падлы.

А потом, чудится мне, он вообще пургу гнать стал, – наверное, близкое присутствие плесени подействовало. Рассказывал, будто где-то в области есть артефакт такой, что прикоснись к нему, и он все твои желания исполнит, все болезни излечит, счастливым сделает. Но надо группу набрать, путь трудный. Смекать мы начали, уж не пушечное ли мясо из нас сделать хотят. Жертвами дорогу туда вымостить. Или просто избавиться, загнать в глушь и бросить там. И складно ведь, зараза, рассказывает. Сказочник, одним словом. Торопится, знает, что в любой момент мы можем его так прищучить, аж слова поперек горла встанут. Пускал он нам пыль в глаза, невиданные доселе возможности обещал. Артефакт, мол, в горе глубоко-глубоко. Охраняют его чудища, но с ними сладить можно. А на верхушке горы дракон сидит, своим зорким глазом высматривает нарушителей порядка. Но ежели пройти испытания, то попадешь в мир сказочный, где нет места проблемам, заботам и болезням, а только светлому и прекрасному, гармонии и миру.

– А принцессы там нет? – поинтересовался кто-то.

– Захочешь, будет, – тут же подхватил упырь. – Если пожелаешь, все исполнится.

А вот почто Жмых молчит? Сказал бы сейчас свой главный довод, так и рассеялись бы чары, которые на нас упырь наложил. А то знай себе помалкивает. Некоторые, вон, уже слюни пускать стали, верить оборотню начинают. Даже меня его рассказ впечатлил. Складно, оттого и правдиво выглядит. Готовился не один день, наверное.

А вот если подумать хорошо, что бы я загадал, если бы и правда мои желания могли исполниться? Ну, плесень чтобы убралась. Это раз. А еще? В остальном нормально живем. Сапоги-скороходы и ковры-самолеты нам не нужны. Золото тоже сейчас не в почете, у нас натуральный обмен, с леском – мы ему песни поем, он нам в ответ дары в виде грибов и ягод преподносит. Как бы и не нужно больше ничего. Ан нет, мыслишка свербит, гложет. Сказочные картины в голове рисуются: вот он, я, с девушкой шагаю по широкой мощеной улице, мимо снуют сородичи «Волги», что у нас на заднем дворе в одиночестве. Люди ходят, гуляют, и не по кочкам скачут, как мы по болотцу, а уверенным шагом по ровной дорожке. Вокруг огни, улыбки, красота. Но понимаю я, что это и не воспоминание даже, а прямиком из Страны Грез идет, куда каждый из нас нет-нет да и заглядывает – в снах ли, в думах, неважно. Только не жизнь это реальная, а сказка, которой не может быть. Зачем желать то, чего не было и нет?

Я уж и не помню, кто первый из нас одумался, у каждого на этот счет оказалось свое мнение. Дровосек уверял, мол, он первый раскусил, как упырь нам мозги пудрит. Он давно говорил, что нет жизни в большом городе, и города никакого нет. А нам всем здесь лучше будет. Но мы-то знаем, что он дуб дубом, сам бы никогда не додумался. Но это не суть важно. Главное, опомнились. Это ведь все проделки упырей, на которых влияет плесень. Задумали они выжить нас из нашего прекрасного дома, у самих-то, бедных, под землей ничего нет. Вот и лезут постоянно наверх. Тому упырю ротик-то лживый мы зашили, а потом аккуратненько тюкнули его по головушке и снесли за дорогу, в овражек, и так и оставили там, от греха подальше. Теперь будем осторожнее вдвойне.

А упыри продолжают бродить по округе, как неприкаянные тени. Но мы держим ухо востро.

И я все-таки решился. Скоро с Дровосеком пойдем избушку ту смотреть, внял я его уговорам. А он, радостный, пошел топор точить – дорогу прокладывать ведь надо. А за окном – благодать, лето, и птички поют. Весело так, что жить хочется.

Кира Иларионова

Сети

Наша жизнь, как дорога с односторонним движением, и важно не пропустить свой поворот, ведь пути назад уже не будет.

Уинстон Черчилль

Пожалуй, это была самая идиотская из всех моих затей. И чего мне дома не сиделось? До этого жил ведь как-то без подобной ереси, и ничего, а сейчас-то чего дернулся? Ну, подумаешь, клад там, видите ли, невиданный, патронов море и барахла разного. Мне-то что? Я и так живу, можно сказать, не бедно, не жалуюсь, по крайней мере. И на себя хватает, и на Настеньку, и с друзьями погулять. Так что я здесь, скажите на милость, делаю?

Вот спрашиваю я тебя, занавесочка в цветочек, спрашиваю, а ведь ответ-то мне известен. Осточертенело все, хуже горькой редьки! И родная Савёловская с ее распорядками, и Настенька-ласточка с ее заскоками, и друзья-товарищи с их пьянками. Ну что за жизнь? Утро – завтрак впопыхах, потом смена в оранжереях или свиноферме. Обед, получасовой отдых и опять за работу. Вечером или с пацанами посидеть или с девочкой моей ненаглядной, будь она неладна, истеричка. Выходные – на Ганзу гулять. Благо встретился мне как-то на заставе Петька Перепелка. Друг детства, вместе когда-то беспризорничали. Хотя какой он теперь Петька? Пётр Иванович Перепелкин, офицер доблестных ганзейских войск. Вон, как жизнь повернулась. Он устроился вкуснее некуда, а я так и продолжил по периферийным станциям скитаться. Да чего уж тут говорить, пропуск на Кольцо, в лучший мир практически, он мне выправил, за то и спасибо. Есть хоть где зазнобушку свою гулять, а то так бы точно съела. Пусть, пусть перед подругами обновками хвастается, главное, чтобы меня не пилила.

Ночь. Вот ночь – другое дело. Не лезет никто с расспросами и капризами, не нужно бежать никуда. Лампу маленькую настольную сладил себе – хватило примитивных знаний в электрике, – красота! Сядешь на стул в уголочке, книжку в руки и полетели. Раньше-то по большей части сказки детские читал, про принцесс и бабок Ёжек. Зеленый был, глупый, волшебства хотелось. А какое теперь-то волшебство, не верит в него никто. Да и тяжело верить, когда тебя окружает такое. Не живут принцессы в свинарниках, по колено в навозе. Им банально в своих пышных платьях и хрустальных туфельках там неудобно. Баба-яга – другое, конечно, дело. Одну знаю. В столовой у нас работает поварихой. В простонародье Марьиванна. Ууу, злыдня, порой такое накашеварит, взглянуть страшно. И черт ее знает, что она там наварила, то ли кашу с грибочками, то ли отворотное зелье с мухоморами. И еще фразочка эта ее: «Чую, русским духом пахнет!» Ну проблемы у кого-то с желудком, зачем так акцентировать?

А, черт с ними, со сказками. Проехали, как говорится. Теперь вот на более серьезную литературу перешел. С месяц назад выбил у торгаша толстенную книгу. Патронов, гад, запросил немерено, но ничего, сторговались. И имя у автора такое, не нашенское, новомодное. Как его там… Арту… нет. Чарли… нет. Артур Кларк! О как. «Город и звезды». Запал мне в душу этот опус. И ведь как про нас писано, про метрошников… Вот только никто нас искусственно размножать не будет. Да и за пределы метро, как тараканы, шныряем. Все на свой филей приключения ищем. И вот я вдруг в ту же степь. Но кто ж знал…

Мой доверительный разговор с занавеской прервал непривычный для тишины перегонов грохот. Короткого взгляда через плечо хватило, чтобы обнаружить эпицентр шума, вздохнуть, покачать головой и повернуться обратно к окну. Подельник мой, Митяй по прозвищу Шнырь (гаденький такой позывной, я вам скажу, но что поделаешь), уронил ветхую тумбу. Чем он ее задел, история умалчивает, но эффект грандиозный: древний предмет деревянной мебели, страдальчески крякнув, разлетелся едва ли не в щепки. Неизвестным образом уцелевшая дверца по инерции проскользила по выцветшему ковру и ткнулась в ножку стоящего у окна столика. Пришлось придержать столешницу и вернуть опору в вертикальное положение.

– Отморок, ты мне еще на поверхности так пошуми, ноги-руки вырву и местами поменяю, – угрюмую реплику сопроводил звонкий шлепок и тихое шипение.