Замочная скважина - Маша Трауб

– У вас диабет, – сказал врач.

– Так у меня давно диабет. Сколько лет уже! Знаю я! – подтвердила тетя Рая.

– А то, что у вас гангрена, вы тоже знаете? Что правую стопу нужно ампутировать, вы тоже знаете? – Врач кричал на тетю Раю, осознавая свое бессилие.

– Как ампутировать? Зачем? Отрезать, что ли? Зачем? – Тетя Рая не понимала, о чем говорит врач. Не верила ему. Да, нога болела, у всех ноги болят, когда набегаешься. Тоже мне, проблема. – Нет! – закричала она, рванув с руки капельницу. – Что вы меня обманываете? Какая гангрена? Мазью помажу, и пройдет!

– Тихо, успокойтесь – Врач попытался уложить тетю Раю в кровать. – Вам нельзя вставать.

– При чем тут нога? – простонала тетя Рая. – Зачем отрезать? Как я без ноги-то?..

Ногу отняли. Выдали протез, который натирал, стирая кожу до крови, до мяса.

Тетя Рая так и не поняла, что ноги нет. Она ее чувствовала, ощущала боль в ступне, привычную, знакомую. Только когда тянулась рукой, чтобы помассировать, размять, натыкалась на пустоту.

Она вернулась домой на костылях, к которым приладилась, приспособилась быстрее, чем к протезу. Зашла в квартиру и с облегчением, с радостью заметила, что Никитка дома появлялся – из шкатулки пропала ее золотая цепочка, из ее ящика в тумбочке исчезли деньги, заработанные на женщине без вен. Кровать в комнате была смята, на полу валялись грязные вещи.

Тетя Рая скакала по квартире на костылях, наводя порядок, отмывая, чистя, скобля плиту и раковину. Пришла Валентина – принесла кусок мяса и картошки. Ольга Петровна зашла тоже не с пустыми руками – молоком, хлебом, макаронами.

Посидели по-соседски – Валентина спустилась к себе и принесла бутылку водки. Выпили. Тетя Рая рассказывала, что до последнего сопротивлялась, а все равно – вернулась одноногая. Вот и ложись после этого в больницу. Она и плакала, и смеялась, и опять плакала.

Соседки рассказали, что Никитка появляется дома урывками, где ходит – неизвестно. Маринка так и не объявлялась.

– Бедный мальчик, – опять заплакала тетя Рая.

– А ты не бедная? Себя бы пожалела! – одернула ее Валентина.

– Мне недолго осталось, – ответила тетя Рая.

– Что вы такое говорите? Нельзя так! – возмутилась Ольга Петровна.

– Я знаю. Я же медработник, – сказала тетя Рая.

– Вы медсестра, а не врач, – отрезала Ольга Петровна. – А врачи вас бы домой не отпустили, если бы что-то было не так. И вообще, сейчас много новых методов, препаратов. Вы сами себя запустили! Сапожник без сапог!

– Это вы правильно сказали, сапоги мне уже не нужны, – улыбнулась тетя Рая. – Я же чувствую, Олечка Петровна, чувствую, что недолго мне осталось. Раньше, когда была нужна им, держалась, а сейчас как будто из меня воздух выпустили. Как из шарика воздушного. Нет меня. Сдулась. Вот и ухожу по частям. Одной ногой, считайте, там, на том свете. Скоро второй ступлю. Видно, боженька решил меня сначала четвертовать, а потом уже забрать.

– Господи, что вы такое говорите? Слушать вас не могу! – Ольга Петровна клокотала.

– И вправду, Рай, ну что за бред ты несешь? Не богохульствуй! – поддакнула Валентина.

Тетя Рая как будто напророчила себе судьбу. Накаркала, как говорила Валентина. Через месяц ей ампутировали вторую ногу. Отрезали и отправили домой, умирать. Когда тетя Рая была уже лежачая, Никитка вернулся домой. Бегал за хлебом, в аптеку – тихий, смирный, молчаливый. Начал ходить в школу. Даже пытался стирать и полы мыть. Убирал за бабкой судно, не морщился.

– Золотой ты мой, – плакала тетя Рая. Она все время плакала. Подушка была все время мокрая. Но она уже ничего не могла с собой поделать. Не могла встать, как прежде, не могла начать жить заново. Даже ради Никитки. Теперь она просила бога только об одном – умереть побыстрее. Чтобы он, ее внучок, не мучился от того, что старая бабка на руках. Разве она такого желала для него? Чтобы он за ней судно выносил? Нет, не нужна ему эта грязь, это зловоние. Не нужно ему знать, как пахнут болезнь и старость.

Тетя Рая даже решила не есть, чтобы побыстрее умереть от голода. Но приходили соседки – Валентина и Ольга Петровна – и кормили ее насильно. Не понимали, что она хочет растаять побыстрее. Она ведь уже давно ничего не чувствовала – ни того, как ходит под себя, ни голода, ни холода. Только ноги, которых уже не было, продолжали болеть ниже колена. Ныли и ныли, и нельзя было их растереть мазью, помассировать. Ничем не поможешь. Тетя Рая иногда забывала, что ног нет. Под кроватью так и стояли ее старые тапочки, а в коридоре – сапоги со стертыми подметками. Тетя Рая через приоткрытую дверь смотрела на свои сапоги и думала, что надо давно их сдать в ремонт, в будку отнести, а то придется выйти – и не в чем.

По утрам тетя Рая просыпалась совсем здоровая, как раньше, полная сил и с готовностью к новому дню – бежать в поликлинику, по клиентам, успеть на автобус, потом в магазин, и, только собираясь встать с кровати, вспоминала, что вставать ей нечем. И сапоги нужно выбросить, чтобы глаза не мозолили, не путали ее.

– Рая, ну что ты как маленькая! – почти кричала Валентина. – Ешь давай! – Она всовывала ей в рот кусок курицы, которым тетя Рая давилась.

– Не хочу, не надо… – просила, умоляла тетя Рая.

– Надо. Не будешь есть, умрешь.

– Да, умру, – с готовностью подтверждала тетя Рая, но Валентина ее не слышала, не хотела услышать.

Тетя Рая все равно исполнила то, что задумала. Отмучилась и умерла. Быстро. За месяц. Хотя врачи говорили, что может жить. Если захочет, если будет бороться. Но тетя Рая не хотела.

Вечером она позвала Никитку и попросила:

– Внучок, отнеси завтра мои сапоги в будку. Только обязательно завтра, прямо с утра. Хорошо?

Никитка кивнул.

– И зайди к Валентине, скажи ей, что я звала. Часов в двенадцать. Не раньше. А сейчас отнеси Ольге Петровне ее тарелку и миску, в которой она салат приносила. Сделаешь? Вот и умничка. Мой хороший… – Тетя Рая погладила внука по голове. – И школу не пропускай, обещай мне. Не будешь? Ну хорошо. Иди, я посплю.

Никитка отнес Ольге Петровне тарелки, утром побежал в будку с сапогами – их брать не хотели, проще выбросить, чем починить, но он уговорил, сдал. А когда пришел домой, около двенадцати, то бабушка была уже мертва. И почти сразу же, за ним следом, зашла в квартиру Валентина и сразу все поняла. Отправила Никитку к Ольге Петровне.

Валентина с Ольгой Петровной тогда, после похорон тети Раи, поставили на уши всю милицию – искали Маринку. Они показывали свидетельство о смерти, рассказывали про внука, оставшегося сиротой при живой матери. Ходили, узнавали, настаивали. Маринку объявили-таки в розыск. Но толку не было – нет такой. Не значится. По сводкам не проходила. Ждите, может, объявится. А может, и не объявится. Таких случаев сколько хочешь.

– И что тогда делать? – спросила Ольга Петровна.

– Ничего, – пожимали плечами в милиции.

– А куда ребенка?

– В детский дом.

– Как в детский дом? У него же мать есть.

– По документам у него нет матери. Только опекун – бабушка.

Никитку забрали в детский дом в связи со смертью опекуна. Сначала в один – он оттуда сбежал почти сразу же. Его нашли на вокзале, перевели в другой – он сбежал и оттуда. Нашли его или нет и где он – Ольга Петровна с Валентиной не знали.

– Вот была семья, и нет семьи, – сказала Валентина, когда они с Ольгой Петровной отмечали год со смерти тети Раи.

– Кто бы мог подумать, – ответила Ольга Петровна. – Кто ж знал, что так жизнь сложится?

– И не говорите…

– А скольких уже нет. Только мы с вами и остались.

– Да…. Вот вы все на здоровье жаловались, и ничего, тьфу-тьфу, а Рая никогда не болела даже простудой… – сказала Валентина.

– А кто сейчас здоров? – Ольга Петровна решила защищаться. – Я с детства болезненная, знаю это про себя. И что мне, тоже в гроб ложиться и помирать?

– Да я ж ничего не имела в виду! Дай бог вам здоровья! Просто к слову пришлось, – пошла на мировую Валентина. – Как ваши-то? – спросила она после того, как они с Ольгой Петровной выпили еще по две рюмки.

– И не спрашивайте, – отмахнулась Ольга Петровна, – ничего хорошего. Таня опять беременная.

– Ой, да вы что! – удивилась Валентина. – А я и не заметила!

– Срок еще небольшой.

– Давайте за это выпьем!

– Плохо у них все с Валеркой. Не знаю, зачем она еще одного рожать будет… – не поддержала тост Ольга Петровна.

– А Светланка? Замуж не собирается?

– Нет.

– Пора бы уж.

– Да пора. Давно пора. Кто бы спорил. Но, думаю, так одна она и останется.

– А может, и к лучшему? Пусть одна, чем как вы или как я.

– Не знаю, не знаю. Я уже ничего не понимаю.

Ольга Петровна глотнула еще водки, зажмурилась, выдохнула. Валентина молчала – вспоминала что-то свое. Наверное, Петьку.

Нельзя сказать, что Таня ничего не чувствовала. Конечно, чувствовала. Валерка ее давно разлюбил, если вообще когда-нибудь любил. Домой его ноги никогда не несли, разве что к Наташке, когда та грудная была. И то, что женщина у Валерки появилась, Таня тоже знала. Он особо и не скрывал. Таня не спрашивала, где он, почему на работе допоздна задерживается. Молчала, как в детстве, когда Валерка с другими целовался, а она терпела. Страдала, но терпела. Вон сколько девчонок у него было, а женился он на ней. Так и с любовницей будет. Он же к ней, к жене, возвращается. Таня по привычке тихо всхлипывала.