Под кровью — грязь - Александр Золотько

   Палач вышел из спальни, возле ступенек остановился и вернулся к двери:

   – Меня разбудишь, если совсем уж плохо будет.

   – В больницу повезешь? – спросила Наташка.

   – На кладбище. И тебе не с кем будет позабавиться. Так что, в твоих интересах этой ночью потрудиться. И не забудь его укрыть.

   Палач спустился по лестнице в гостиную, прикрыл за собой дверь, не включая света, подошел к дивану, разулся и лег, не раздеваясь.

   Плохо, конечно, что солдат заболел. Но ничего, все равно раньше чем через неделю он не понадобится. Если не воспаление легких – за неделю выздоровеет. Если проблемы с легкими…

   Поработает с воспалением легких. Это ненадолго.

   Палач закрыл глаза. Спать.

   Заскрипели доски лестницы – Наташка двинулась на кухню. Не все же ей убивать. Пусть и полечит. И такой опыт ей тоже не помешает, разве что воспользоваться им она не успеет.

   Наташка, Бес, Жук, Стрелок, Блондин и Солдат – все они разные и все одинаковые. Они люди, воплощение всего наихудшего, всего того, что делало людей людьми, и что Палач так ненавидел. Все они мечтают о чем-то, на что-то надеются. Он сам поселил в них эту надежду. И никто из них даже не догадывается, что отныне и до самой смерти они обречены играть роль орудий в его руках.

   Палач отогнал от себя эту мысль и приказал себе уснуть. Спать. Он должен выспаться, завтра тоже напряженный день. Теперь у него все дни будут напряженными, до самой смерти.

   Потом отдохнет. Спать.

   Палач никогда не задумывался над тем, что его ожидает после смерти. Слишком часто он сам убивал людей, слишком много он видел тел, обезображенных смертью, и никогда не задумывался о том, куда же девается все то, что заставляло эти тела двигаться, разговаривать, дышать. Жить.

   Спать. Не вовремя эти мысли настигли его. Не вовремя. Он успеет подумать об этом потом. А если не успеет подумать, то сможет все узнать наверняка, на собственном опыте.

   Как это будет выглядеть? Что почувствует он в этот момент? Почему он никогда даже не пытался рассмотреть в глазах своих жертв отблеска правды?

   Ад, рай… Для Палача это были только слова. Ничего не значащие слова. Он сам себе ад. Он сам выбрал для себя последний путь, и никто не смог бы сделать конец его жизни мучительнее, чем сделал он сам.

   Он не смог пожалеть тогда Дашу. Он позволил умереть ей и Володе, единственным, кто что-то для него значил. Кого же теперь он мог жалеть? Уж во всяком случае – не себя.

   Спать. Древние считали, что сон – маленькая смерть. Небольшая репетиция…

   Суета

   Механизм города продолжал работать, почти как обычно. Почти. Каким бы незначительным не казался толчок, полученный системой, какая-то шестеренка на мгновение запнулась, были мгновенно задействованы ремонтные службы, но в результате сбоя и его исправления возникла небольшая вибрация. Почти незаметная. Почти.

   Посты на дорогах убийц депутата не задержали, но три или четыре курьера с зельем и один-два гастролера были остановлены. Поставки не были выполнены, совсем на немного, на общем фоне этого почти никто не заметил. Почти.

   В результате обысков было разгромлено несколько притонов, схвачены человек пять, числящихся в розыске уже несколько месяцев, так что несколько вырос процент эффективности работы правоохранительных органов.

   Гастролерам, прибывшим в город и проскочившим официальный контроль, пришлось объясняться с местной неофициальной властью. С теми, что попытались стать в позу, особо церемониться не стали, и в результате немного охладились отношения с иногородними коллегами. Всего на несколько градусов, почти незаметно. Почти.

   Все эти «почти» были крохотными, пустяковыми. Каждое из них в отдельности не могло никак поколебать стабильной и отлаженной махины, даже в совокупности они стали причиной лишь той самой небольшой вибрации, которая неизбежно должна была угаснуть сама собой с небольшим течением времени.

   Слишком массивной машиной был город, слишком прочно вросла в него система, их клетки так смешались, что нельзя было отличить их друг от друга. Едва заметные колебания рождали неясные слухи, слухи, не торопясь, скользили в общих информационных потоках, на самой периферии, и к ним почти никто не прислушивался.

   Почти никто.

   В вечерних новостях прошел репортаж с места убийства Борщагова, и зрители смогли насладиться зрелищем падающего тела и хаотическими метаниями гостей.

   Органы комментировать все это отказались, сославшись, как положено, на тайну следствия. Кое-кто из телезрителей прокомментировал все происходившее на экране по-своему. «Ишь, как забегали, сволочи!» – удовлетворенно сказал кто-то из многочисленных ветеранов и пенсионеров. И фраза эта прозвучала в различных вариациях одновременно и в тысячах других квартир.

   Не все же им в мерседесах ездить – с эти согласились многие. Те же, кто ездил именно в мерседесах, вспоминая о близких контактах покойного с Хозяином, покачивали головой и начинали опасаться чего-то нехорошего.

   О том, что одновременно с депутатом был убит пропойца и дебошир Егорка, помнили только его соседи по квартире и дому, и те, кто тщательно, но тщетно обыскивали квартиру в поисках хоть какой-то зацепки. Их уловом оказался отпечаток ботинка сорок четвертого размера возле окна в комнате.

   Грязь была соскоблена со всей тщательностью и отправлена на экспертизу. Следствие имело только эти комочки и пулю, пробившую господину Борщагову пиджак, рубашку и сердце.

   У ночного клуба урожай был гораздо богаче. Не говоря уже о четырех трупах, было собрано почти полтора десятка гильз от автомата, из тел Ногина, охранников и водителя было извлечено почти десяток пуль, выпущенных из двух разных стволов, а с остатков лица одного из охранников был снят отпечаток сапога. Еще две пули были извлечены из штукатурки на потолке квартиры на втором этаже, возле входа в ночной клуб.

   Следователь прикинул на глаз возможную линию очереди и покачал головой. У него возникло впечатление, что стрелок пытался очередью вымести улицу, как метлой.

   После того, как в проходном дворе были обнаружены шинель и шапка рядового Агеева возле брошенного автомобиля, бывший солдат срочной службы стал подозреваемым номер один.

   Информацию о его розыске не передали по телевидению только потому, что побоялись ненароком связать нападение на клуб и убийство Борщагова.

   Управляющий клубом дополнить протокол не смог ничем, был отпущен следователем с миром, и ему пришлось давать объяснения уже в другом месте. Там его уже не именовали гражданином и вопросы ставили большей частью болезненные. Действительно, отчего это счетная машинка отказала именно этим утром? Уж не решил ли управляющий немного подзаработать?

   В конце концов, управляющему поверили, но в борьбе за свое доброе имя он приобрел несколько ушибов и трещину лучевой кости левой руки.

   Уже заполночь вся эта информация достигла Хозяина. Девятнадцатилетний пацан? Хозяин еще раз внимательно прочитал и копию протокола, и донесение своих людей. Семь трупов в карауле и четыре на улице.

   То, что Агеев сделал в карауле, Хозяина интересовало мало. А вот откуда солдатик получил информацию о деньгах, достал машину и где откопал подельщика – вот это было интересно и наводило на самые разные мысли.

   В результате рядовой Андрей Агеев стал объектом внимания Хозяина. Не исключено, что он больше никогда не всплывет на поверхность. Опять же, случайный патруль мог задержать Агеева уже этой ночью. Но в любом случае Хозяин хотел получить информацию непосредственно от солдата. Насколько случайно то, что все три убийства произошли в один день. Причастность дезертира к убийству Борщагова была более чем гипотетична. Шансов на это почти не было.

   Просто Хозяин стал Хозяином именно потому, что в его планах и намерениях не было места для неуверенного «почти». Он слишком хорошо понимал, что одно неправильное действие может повлечь за собой целую лавину ошибок.

   Резонанс. Амплитуды самых маленьких толчков могли совпасть и разнести вдребезги самое надежное сооружение. Попытки погасить эти толчки могли только усугубить катастрофу, Хозяин это понимал, поэтому ограничился небольшими мерами, почти незаметными.

   Почти.

   Разговоры

   – Вы знаете, я обдумал то, как эта бойня в карауле может лечь в общий рисунок.

   – Я же вам советовал не волноваться по этому поводу. Палач тщательно взвешивает свои действия.

   – Еще как! Настолько тщательно, что я не понимаю, как он до сих пор не понял, что его ждет в финале.

   – Вы думаете, не понял?

   – Не знаю.

   – Все он прекрасно понял. Абсолютно все. Причем, я думаю, еще летом.