Дневник романтической дурочки - Любовь Шапиро

— Мамуль! — крикнула я, отодвигая со скрежетом дверь. — Я пойду погуляю.

Мне казалось, что если я просижу в квартире еще хотя бы полчаса, то затмение, которое надвигалось на мои утлые мозги, окончательно накроет сознание и я не смогу трезво оценить ситуацию. Мне представилось, что я нахожусь где-то совсем рядом с раскрытием загадок, но правильное решение ускользает на последней стадии. Побродив по нашей небольшой улице, скорее похожей на переулок, я дошла в очередной раз до перекрестка. Услышав гул толпы, подняла глаза от пыльного тротуара, так и не найдя там ответов на мои вопросы, и увидела напротив музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. Я так обрадовалась и самому зданию, и начинающемуся спектаклю, словно нашла выход из лабиринта и теперь смогу объявить во всеуслышание о своем открытии. Восторг при виде большого скопления народа меня обуял неимоверный. Я не одна, и все не так страшно. Кроме того, массивное здание оперно-балетного театра навело на мысль, что появления неизвестных «друзей» во дворе и их нескромные вопросы непосредственно совпадают с прибытием Мити. Я не знаю, почему и как возникло это соображение. Но оно мне понравилось своей неожиданностью, возможностью снова оказаться на Митином горизонте, (мне тотчас привиделось, что именно Мите, а не мне угрожает опасность). Нужно перестать гадать и немедленно позвонить Руфе, настоятельно потребовать разъяснений. Я не сомневалась ни минуты — Руфина Константиновна будет очень обеспокоена моим сообщением, ведь она собственно уже намекала на что-то и била тревогу в телефонном разговоре с мамой. Вонючее одеяло перестало издавать миазмы, и разнообразные, яркие лоскутки покрыли праздничным слоем мои будущие действия. От возбуждения и предвкушения я бежала быстрее лани…

Что же радостного и необыкновенного случилось в тот вечер? Радостное могло привидеться только от полного отчаяния. А вот необыкновенное действительно началось. Те весенние сумерки с яркой луной проложили путь к ящику Пандоры, который при нормальном стечении обстоятельств и при малой разумности девушки, блуждающей по центру Москвы, никогда не был бы открыт, а я через столько лет не кляла бы ту девушку, то бишь себя, за подчинение навязчивой идее и абсолютную рассеянность.

И сегодня бы я могла собирать яркие лоскутки-лепестки осенних цветов на премьере, а не старый, свалявшийся ватин, который тут же рассыпался и превратился в сладко-кислый перегной увядших листьев. Их я и собирала с мокрой скамейки. Теперь они превратились в жмых, текущий по моим рукам, делающий их грязными и холодными. Очень поэтично, но душу не успокаивает. Она трясется и падает от малейшего шороха. Чего я жду?

Я влетела в дом, сорвала трубку с аппарата, резко и отрывисто стала набирать знакомый номер.

— Руфочка, как вы себя чувствуете? — Начала я с места в карьер. — У вас нет причин для беспокойства?

— Что ты имеешь в виду, деточка? Во-первых, добрый вечер, — оттягивала неприятную минуту актриса.

— Вы же просили срочно позвонить.

Моя обида перешла в агрессивность, которую подогревала тревога за Митю.

— А, ну да, — рассеяно отозвалась старая дама. В тот момент меня действительно что-то волновало. Но уже все прошло.

— А что было-то? Руфочка, вы знаете, что Митя в Москве и за ним охотятся непонятные типы?

— Почему ты считаешь, что причиной появления неизвестных является мой младший внук? — строго спросила Руфа.

— Откуда вы знаете, что кто-то за кем-то следит? Я же еще ничего вам не говорила.

— Ну… Лера, ты можешь сейчас приехать? Есть неотложный разговор.

Руфа быстро повесила трубку, чтобы не дать мне возможности и дальше кидаться на амбразуру.

На улице было темно и прохладно. Идти не хотелось. Да и запал прошел. Но это были не единственные причины моего нежелания ехать в «гости». Я боялась узнать то, что изменит мою «налаженную» жизнь. Я никогда не умела предугадать, к чему приведет меня тот или иной поступок. Вот и сейчас звонок Руфе имел обратный результат. А может, и неплохо, что мне придется наведаться к старой даме. Вдруг это даст возможность во всем разобраться. Меня давно угнетает постоянная недосказанность. Будто существует такой странный поводок, который Шабельские то натягивают, то отпускают. Мне, при всей радости общения с Руфой и боязни быть отлученной от этой семьи, такой способ общения перестал нравиться. Возможно, они не заметили, что я выросла и со мной можно обсуждать даже сложные вопросы.

— Давай сначала попьем чаю, — не очень искренне пригласила Руфа.

Ей нельзя было отказать в наблюдательности и прозорливости, и это «специальное» приглашение было нарочитым и мне казалось издевательским. Поэтому я решила вылезти из скорлупки и нахально спросила:

— Что вы, Руфочка, не поделили с Митей? Почему он в таком чудовищном виде и состоянии?

Она остановилась на полдороге своего величественного шествия к столу:

— А какой у него вид?

— Он изможден, истощен, одежда измята и…

— Ну хватит. Я поняла. Он приехал две недели назад.

У меня в мозгу сразу щелкнуло — угадала. Посещение «клиентов» началось именно тогда.

— Где он обитал до тех пор, не могу сказать, не знаю.

— Ну? — поторопила я хозяйку не очень вежливо.

— Лера, ты раньше отличалась деликатностью и терпением. Неужели современные театральные институты так портят молодых людей?

— Руфочка, просто нет больше сил.

Неожиданно для себя я начала плакать.

— Я же не железная. Все время тайны, недомолвки. Это просто несправедливо.

Руфа оторопела, а потом стала причитать:

— Ну я же не думала, что все так серьезно. Мне казалось, та детская глупость… Митя звонил несколько раз в течение последнего полугода.

Она подошла ко мне, стала поглаживать по спине и тихо рассказывать:

— До этого он только писал письма, я думала, у него все благополучно. Но вдруг: «Бабушка, мне срочно нужны деньги. Найди, пришли». И повесил трубку. Я позвонила Нюре и потребовала объяснений. Та приплыла и начала рыдать, что у Мити давно проблемы. Он просто не хотел меня беспокоить.

— А какие у него проблемы? Его же взяли в театр, у него была любимая женщина… — растерялась я.

— Точно не знаю, — неуверенно пробормотала Руфа. Было понятно, что она опять не договаривает.

— Руфочка, сколько можно скрытничать? Если вы не хотите мне ничего объяснять, так и скажите. Я больше не буду приходить и вмешиваться в вашу таинственную жизнь, — обиделась я.

— Ничего я не скрываю, я тебя оберегаю. И кроме того, не все хочется произносить вслух, особенно если это касается непривлекательных поступков твоих близких. Я возмущена поведением своего младшего внука, мне стыдно, но он не перестал быть мне близким человеком.

— Не знаю, велико ли его преступление перед человечеством. Но бросать его неблагородно.

Руфа с удивлением посмотрела на меня, что-то прошептала по-французски, а потом сказала:

— Меня сейчас больше волнует появление незнакомцев. Что ты об этом думаешь?

— Я считаю, что надо позвонить Андрею Сергеевичу.

— Неужели ты снизойдешь до общения с уголовником?

Сказать, что я удивилась, не сказать ничего. Я оторопела, онемела и замерла одновременно.

— Что вы имеете в виду?

— В твой идеальный мир, принцесса, это не вписывается?

— А в ваш? — наступала я.

— В моем мире живут разные люди, которые совершают поступки весьма далекие от совершенства, но это не важно. Важно, какие они в минуты невзгод, — пафосно процитировала актриса реплику из какой-то пьесы. — А если серьезно, Андрей Сергеевич сидел по политической линии, правда, ему пришлось постоять за себя на зоне и он, по-моему, прихлопнул пару негодяев.

— Вы что, издеваетесь надо мной?

— Ты же хотела правды. Я тебе ее излагаю. Дальше продолжать?

Остальное я уже не слышала. У людей бывает куриная слепота. У меня наступила полная глухота. Звон в ушах перекрыл звуки голоса Руфы, и мне стало снова спокойно. Этой правды я, пожалуй, знать не хотела. Я считала, что тайны Шабельских бывают только благородные. Моя «розовая башенка» начала рассыпаться. Я собиралась срочно восстановить ее, собрать камушки и зацементировать дырочки. Так было всегда. Я не допускала в свой мир неприятных новостей. Но именно таких, как я, они настигают в самый неожиданный момент, обрушиваются словно водопад, нет, скорее камнепад. Сейчас я сижу под развалинами и жду, когда меня…

Я снова услышала шаги и чье-то дыхание. Сколько я здесь? Мне казалось, что прошла вечность. На самом деле, только два часа. Я зажала уши, чтобы не слышать тревожных звуков. «Если человек не входит, значит, он не хочет меня пугать», — успокоила я себя и вернулась в романтическое прошлое.