Игра по правилам - Дик Фрэнсис

Я почувствовал, что не должен был читать эти строки, я знал: они были написаны не для того, чтобы их кто-то читал. «Пусть обретет смирение душа моя...» — это была молитва, достойная святых.

* * *

Когда мы доехали до моего дома, я сказал Брэду, что на следующий день поеду в Лондон поездом, чем, судя по его виду, здорово его расстроил.

— Я отвезу тебя бесплатно, — хрипло сказал он.

— Дело не в деньгах. — Я был удивлен его неожиданной реакцией. — Я просто подумал, что тебе надоело все время где-то ждать.

Он потряс головой, в его глазах была откровенная просьба.

— Хорошо, тогда завтра — в Лондон, а в пятницу — в Ипсуич, договорились? — спросил я.

— Да, — ответил он с явным облегчением.

— И я, разумеется, тебе заплачу.

Молча посмотрев на меня, он сунул голову в машину и достал оттуда большой коричневый пакет, собранный в доме Гревила. Он подождал, пока я открывал дверь, чтобы убедиться в отсутствии непрошеных гостей.

Все было тихо и спокойно. Я показал Брэду «отбой», он кивнул, отдал мне пакет и, не сказав ни единого слова, быстро исчез в темноте. Я никогда не интересовался, о чем он думал все эти часы молчания, никогда не пытался понять его. Я не знал, надо ли мне это. Меня вполне устраивало все как было.

Я съел вытащенный из холодильника и разогретый в микроволновке кусок куриного пирога и стал уныло разбирать адресованные Гревилу письма, оплачивая его квитанции, закрывая счета и отвечая отказами на приглашения, выражая бесконечно много сожалений.

Затем, вопреки испытанным ранее благим намерениям, я не перекинулся на кучу своей корреспонденции, а принялся изучать записную книжку Гревила в поисках упоминаний об алмазах. Возможно, там и были золотые самородки мыслей и жемчужины мудрости, но ничего похожего на руководство к действию типа «дойдешь до четвертой яблони, свернешь направо, сделаешь пять шагов вперед и копай» мне не попалось.

Однако я все же нашел разгадку одного маленького секрета:

«Зеленая шкатулка из мыльного камня умиляет меня тем, что вводит в заблуждение и заставляет проявлять смекалку. К ней нет ключа, потому что в ней нет замка. Мысли человека не откроются одним поворотом ключа, но в них можно проникнуть при помощи хитрости в сочетании с упорством, так же как и в эту шкатулку», — прочел я с невольной усмешкой.

Несмотря на откровенный совет прибегнуть к хитрости и смекалке, мне понадобилась уйма времени, чтобы найти путь к разгадке. Я пытался давить на каждую из петель по очереди, на то место, где должен был быть замок, вертел и крутил ее в руках, вновь нажимал на все подряд, перевернув ее вверх тормашками, но каменный ларчик упорно не открывался.

«Сплошное введение в заблуждение», — думал я. Если за замочной скважиной не было замка, то, может быть, петли были вовсе и не петли. Крышка могла оказаться не крышкой. И шкатулка представляла собой монолит.

Я опять перевернул ее вверх дном и, сильно надавив на него большим пальцем, попробовал сдвинуть его к краю. Ничего не помогало. Я повернул шкатулку другой стороной, повторил ту же самую процедуру, и, словно нехотя уступая моему глупому упорству, дно шкатулки сдвинулось наполовину в сторону до упора.

«Замечательно сделано», — подумал я. В закрытом состоянии создавалось впечатление, что дно и стенки шкатулки составляли одно целое, настолько хорошо все было подогнано. Испытывая огромное любопытство, я посмотрел, что Гревил прятал в этом хитроумном тайничке. Не рассчитывая найти бриллиантов, я извлек оттуда два потертых замшевых мешочка с завязками, подобные тем, какие обычно выдают в ювелирных магазинах; напечатанное на них имя ювелира было едва различимо.

К моему величайшему разочарованию, оба мешочка оказались пустыми. Запихнув их назад, я закрыл шкатулку и поставил ее на стол возле телефона, где она и простояла весь вечер — разгаданная, но не принесшая удовлетворения тайна.

Лишь перед самым сном словно что-то сработало у меня в голове, едва уловимая мысль вдруг приняла отчетливую форму. Напечатанное золотом имя — ван Экерен. Вероятно, стоит еще раз взглянуть на замшевые мешочки с именем ювелира.

Открыв шкатулку, я вновь вытащил оттуда мешочки и по полустертым, едва различимым буквам прочел полное имя и адрес:

Якоб ван Экерен

Пеликанстраат, 70

Антверпен.

«В Антверпене должно быть с десяток тысяч ювелиров, — подумал я. — Мешочки выглядят далеко не новыми — по крайней мере, им не несколько недель. И все-таки лучше выяснить».

Оставив себе один из мешочков, я положил другой назад в шкатулку и закрыл ее, а утром отвез свою невзрачную находку в Лондон и через международную справочную узнал телефон Якоба ван Экерена.

Из Антверпена мне ответили то ли по-голландски, то ли по-фламандски, и я попробовал объясниться на французском:

— Je veux parler avec monsieur Jacob van Ekeren, s'il vous plait[6].

— Ne quittez pas[7].

Я подождал, как мне было предложено, и другой голос мне ответил уже на французском, в котором мои познания были весьма ограниченны.

— Monsieur van Ekeren n'est pas ici maintenant, monsieur[8].

— Parlez-vous anglais?[9] — спросил я. — Я говорю из Англии.

— Attendez[10].

Подождав еще немного, я наконец с облегчением услышал, как на чисто английском меня спросили, чем мне могут помочь.

Я объяснил, что звоню из Лондона, из компании «Саксони Фрэнклин лимитед», занимающейся импортом драгоценных камней.

— Чем можем быть вам полезны? — любезно и беспристрастно спросил меня мужской голос.

— Вы занимаетесь шлифовкой необработанных бриллиантов? — напрямик поинтересовался я.

— Да, разумеется, — ответили мне. — Однако для того чтобы стать нашим клиентом, вам необходимо представить рекомендательные письма и поручительства.

— Гм... А разве «Саксони Фрэнклин лимитед» уже не является вашим клиентом? — спросил я. — Или, может быть, Гревил Саксони Фрэнклин? У меня очень важное дело.

— Будьте любезны, ваше имя?

— Дерек Фрэнклин. Я — брат Гревила.

— Одну минуту.

Через некоторое время он вернулся и сказал, что скоро перезвонит мне, чтобы дать ответ на мой вопрос.

— Благодарю вас, — сказал я.

— Pas du tout[11]. — Оказывается, он еще и говорил на двух языках.

Положив трубку, я попросил Аннет и Джун, сновавших вокруг меня с деловым видом, поискать в картотеке Гревила имя Якоб ван Экерен.

— Взгляните, может быть, в компьютере есть какое-нибудь упоминание об Антверпене, — добавил я, обращаясь к Джун.

— Опять все эти алмазы!

— Да. Адрес ван Экерена — Пеликанстраат, 70. Аннет сосредоточенно сдвинула брови.

— Это же бельгийский аналог лондонского Хэттон-Гарден, — воскликнула она.

Я не очень обрадовал их своей просьбой, отрывая от повседневной работы, но вскоре Аннет уже сообщила мне, что никакого Якоба ван Экерена в картотеке не значится, однако в офисе имеется информация только шестилетней давности, а более старая документация хранится на складе в подвале. Джун, заскочив в комнату, сказала, что компьютер ничего не выдал ей ни о ван Экерене, ни о Пеликанстраат, ни об Антверпене.

Собственно говоря, в этом не было ничего удивительного. Если бы Гревил хотел, чтобы информация о его операции с алмазами стала всеобщим достоянием в офисе, он бы ничего не скрывал. «Весьма странно, что это не так», — думал я. Был бы на месте Гревила кто-то другой, его можно было подозревать в каких-то махинациях, но, насколько я знал, Гревил всегда вел дела с честью и благородством, о чем свидетельствовали те, похожие на молитву, строки.

Зазвонил телефон, и Аннет взяла трубку.

— "Саксони Фрэнклин", добрый день. Она послушала, что ей ответили.

— Дерек Фрэнклин? Да, одну минуту. Взяв трубку, я услышал все тот же ровный франко-англоговорящий голос из Бельгии. Я нисколько не сомневался, что в перерыве между двумя нашими телефонными разговорами говоривший узнавал наш номер через международную справочную, чтобы удостовериться в том, что я был именно тем человеком, за которого себя выдавал. Ну что ж, разумно. Я бы поступил точно так же.

— Мистер Якоб ван Экерен ушел на пенсию, — сообщил он. — Я его племянник, Ханс. По имеющейся у нас информации, на протяжении последних шести-семи лет мы не имели деловых контактов с вашей фирмой. Однако я не могу вам ничего сказать по поводу того, что было раньше, когда делами ведал мой дядя.

— Понятно, — ответил я. — Не могли бы вы поинтересоваться на этот счет у вашего дяди?

— Пожалуйста, если угодно, — вежливо отозвался он. — Я уже звонил ему домой, но, видите ли, они с тетей уехали до понедельника, и их служанка не знает куда. — Он помолчал. — А не могли бы вы мне сказать, в чем, собственно, дело?

Я объяснил, что мой брат скоропостижно скончался и оставил много незавершенных дел, в которых я пытаюсь разобраться.