Друзья, любимые и одна большая ужасная вещь. Автобиография Мэттью Перри - Перри Мэттью

А затем случилось то, что происходит только со знаменитостями. Ко мне подошла Марта Кауффман и сказала, что я должен послать цветы Джулии Робертс.

— Вы имеете в виду ту самую Джулию Робертс, величайшую звезду во вселенной? — сказал я. — Ну ладно, отлично… Только зачем?

Как оказалось, Джулии предложили сняться во втором сезоне, в «Эпизоде после Суперкубка», но она согласилась участвовать в шоу только в том случае, если ее появление будет встроено в мою сюжетную линию. Позвольте мне повторить это еще раз: она согласилась участвовать в шоу только в том случае, если ее роль будет встроена в мою сюжетную линию. (Так у меня был хороший год или нет?) Но сначала я должен был за ней поухаживать.

Я долго думал, что написать на открытке. Мне хотелось, чтобы письмо выглядело профессионально, как послание от звезды к звезде. (Ну ладно, от звезды к гораздо более крупной звезде.) Но я также хотел, чтобы в письме было что-то немного кокетливое, чтобы оно соответствовало тому тону, которым говорила она. И я до сих пор горжусь тем вариантом письма, на котором я остановился. Я послал ей три дюжины красных роз, а на открытке написал:

«Единственное, что может быть более захватывающим, чем перспектива вашего участия в шоу, — это то, что у меня наконец-то появился повод посылать вам цветы».

Неплохо, правда? Я боялся ложиться ночью спать, но когда это требовалось, то мог просто-таки изойти своим очарованием. Впрочем, моя работа оказалась далека от завершения. Джулия ответила, что согласится участвовать в шоу, если я сумею объяснить ей азы квантовой физики… Ух ты! Мало того, что я нахожусь в переписке с женщиной, для которой была изобретена особая губная помада! Теперь я должен еще и засесть за учебники!

На следующий день я отправил ей трактат о корпускулярно-волновом дуализме, принципе неопределенности и переплетении квантовых состояний, и лишь часть этого трактата была метафорической. Много лет спустя Алекса Юнге, штатный сценарист шоу, рассказала в интервью журналу The Hollywood Reporter, что «Джулия заинтересовалась Мэттью потому, что он был совершенно очаровательным… У них было много флирта по факсу. Она высылала ему анкеты с вопросами типа: «А почему я должна встретиться с тобой?» И все, кто находился в это время в комнате сценаристов, помогали ему объяснить ей, почему. Он, конечно, вполне мог обойтись и без нас, но у нас не было никаких сомнений в том, что мы составляли команду Мэттью и должны были попытаться сделать это для него».

В итоге наши совместные усилия увенчались успехом. Мало того что Джулия согласилась сниматься в шоу, так еще и прислала мне в подарок бейглы, много-много бейглов. Действительно, а почему бы и нет? Ведь это была сама Джулия Робертс!

Так началось мое трехмесячное ухаживание путем ежедневного обмена факсами. Это было до интернета, до сотовых телефонов — именно поэтому вся наша переписка шла по факсу. Писем было много — сотни. Поначалу все это балансировало на грани романтики: я посылал ей стихи, просил назвать лучшую тройку нападающих хоккейной команды Los Angeles Kings и все в таком духе. И не то чтобы мы при этом не были заняты: я снимался в самом популярном телешоу на планете, а она снималась в фильме Вуди Аллена «Все говорят, что я люблю тебя» и, конечно, находилась во Франции. Но при этом я три-четыре раза в день садился у своего факсимильного аппарата и смотрел, как на широкой бумажной ленте медленно появляется ее следующее послание. Я волновался так, что иногда на какой-нибудь вечеринке в разгар обмена комплиментами с привлекательной женщиной прерывал разговор и мчался домой посмотреть, не пришел ли новый факс. В девяти случаях из десяти он уже был на месте. Ее письма были такими живыми и изящными… Как она соединяла предложения, как видела мир, как формулировала свои неповторимые мысли! Все это было так очаровательно… Нередко я перечитывал эти факсы по три, четыре, а то и по пять раз, глупо ухмыляясь над факсовой бумагой, как какой-то придурок. Мне казалось, что она была отправлена на эту планету для того, чтобы заставить улыбаться наш мир, а теперь, в частности, и меня. Я лыбился, как пятнадцатилетний мальчишка на первом свидании.

И при этом мы не то что не встречались, но даже и не разговаривали друг с другом по телефону.

Но однажды рано утром все изменилось. От Джулии пришел очередной факс. Только он был предельно романтичным. Я бросился звонить одному своему другу:

— Слушай, у меня это не укладывается в голове. Приезжай прямо сейчас, скажи мне, прав я или нет.

Когда друг приехал, я показал ему факс, и он сказал:

— Да, ты прав.

Неудивительно, что это не укладывается в голове.

— Так что мне ответить?

— Ну а ты как думаешь?

— Да отвали ты со своими вопросами, — ответил я. — Просто скажи, что писать.

Так мы с Сирано составили и отправили факс, который тоже был очень романтичным. Потом мы стояли у факса и смотрели друг на друга. Двое мужчин просто стояли и смотрели на факсимильный аппарат.

Минут через десять квартиру наполнил долгожданный резкий скрип. Под хлопки, жужжание и шипение ко мне пришло сообщение из дальнего космоса.

«Позвони мне» — вот все, что в нем было написано. Внизу страницы был указан ее номер телефона.

Я взял трубку и позвонил Джулии Робертс. Я чертовски сильно нервничал, нервничал так же, как при первом появлении в шоу Леттермана. Но разговор прошел легко — я рассмешил ее, и… Ребята, какой же это был смех! Она явно была чрезвычайно умна и обладала огромным интеллектом. Я уже тогда мог сказать, что она заведомо входила в тройку лучших рассказчиков, которых я когда-либо встречал. На самом деле ее истории были настолько хороши, что в какой-то момент я спросил ее, не пишет ли она их заранее.

Пять с половиной часов спустя, когда наш разговор подошел к концу, я понял, что больше не нервничаю. После этого мы уже не могли остановиться: пять часов разговоров сегодня, четыре часа завтра… Мы находились в состоянии свободного падения. Я не знал, куда мы упадем, но падение продолжалось.

Стало ясно, что мы находимся в глубоком ауте.

Однажды в четверг у меня снова зазвонил телефон.

— Буду у тебя дома в два часа дня в субботу.

Клик!

Вот нас и накрыло…

Как она вообще узнала, где я живу? А что, если я ей не понравлюсь? Что, если факсы и телефонные звонки были действительно милыми, но, когда дело дойдет до реальной жизни, она больше не захочет меня видеть?

Почему я не могу бросить пить?

И, конечно же, в субботу ровно в 14:00 в дверь постучали. Дыши глубже, Мэтти! И когда я открыл дверь, то там оказалась она! За порогом стояла улыбающаяся Джулия Робертс.

По-моему, я сказал что-то вроде:

— О, да это Джулия Робертс!

Даже в такие моменты многие шутки просто пролетали мимо меня. Крэйг бы среагировал быстрее, но его там не было. Она смеялась так, как смеялась Джулия Робертс, та женщина, о которой Кристофер Марло написал: «Не твой ли лик спустил на воду сотни кораблей?» Всякое напряжение попросту испарилось.

Она спросила меня, как я поживаю.

— Я чувствую себя самым счастливым человеком в мире. А вы как?

— Наверное, теперь ты позволишь мне войти?

Я впустил ее к себе — и фигурально, и буквально. Так начались наши отношения. К тому времени, когда в «Друзьях» приступили к съемкам «Эпизода после Суперкубка», мы уже были парой.

А еще до того, как мы снялись в сериале, случилась новогодняя ночь в Таосе. Наступал новый, 1996 год. Я встречался с Джулией Робертс. Я даже познакомился с ее семьей. После моего приватного прилета она забрала меня на своем оранжевом «Фольксвагене-жуке». Я-то думал, что у меня были деньги. Это у нее были деньги!

Весь день мы играли на снегу в американский футбол. Потом Джулия посмотрела на меня, посмотрела на часы — они показывали 23:45, — взяла меня за руку и сказала: «Идем».

Мы запрыгнули в большой синий грузовик и умчались в горы. Вокруг клубился снег. Я понятия не имел, куда мы едем. Казалось, мы рвемся прямо к звездам. В конце концов мы добрались до вершины горы. На мгновение небо прояснилось, так что для нас открылся вид на Нью-Мексико и дальние дали, которые простирались вплоть до Канады. Пока мы там сидели, она дала мне возможность почувствовать себя королем мира. Пошел пушистый снег — и с этого момента для нас начался новый, 1996 год.