Кинжал убийцы - Джульет Маккенна

Маг исторг глубокий нервный вздох.

— А ты не можешь использовать Высшее Искусство?

Паррайл обнял ноющий живот.

— Я могу попробовать, но что, если нас кто-то услышит? — Он оглянулся на других пленников, но все были погружены в собственное страдание. Одни цеплялись друг за друга, другие сидели, потерянные и одинокие.

— Думаешь, они нас сдадут? — глухо спросил Налдет.

— Мастер Джид не сдал, — дрогнувшим голосом молвил ученый.

— Он еще не мертв… и мы с тобой тоже. — Маг сжал плечо Паррайла в неуклюжей попытке утешения. — Я кое-что придумал. Я могу соткать воздух, чтобы скрыть твои заклинания, верно?

Ученый выдавил тусклую улыбку.

— Давай посмотрим, с кем я сумею связаться.

Он пошел к грубо вытесанной стойке, поддерживающей сторожевую площадку, и, прячась за ней, сел лицом к глухой стене частокола. Налдет плюхнулся рядом на вытоптанную траву. Он согнул колени, положил на них локти и, повесив голову, сделал вид, будто дремлет. Только Паррайл мог видеть, как напряжено тело мага, которому требовалась полная концентрация, чтобы ни одна искра магического света не выдала чар.

— Когда…

Тишина, поглотившая его несмелый вопрос, подсказала ученому, что он может начать свое заклинание. Паррайл заставил себя дышать медленно и ровно, сосредоточиваясь на воспоминании о Ванамском университете и изгоняя трагическую реальность. Он представил аудиторию, где ученые делятся своими теориями, проводя лекции и демонстрации, пыльную библиотеку, где труды давно умерших соперников стоят плечом к плечу в плотных рядах книг. Со страстным желанием, от которого заныло сердце, Паррайл сфокусировал свои мысли на тесном доме ментора Тонина. В этих стенах его наставник, увлеченный поисками утраченного знания древних, заражал своим энтузиазмом студентов, добросовестно обучая даже тех, кого он взял только ради толстых кошельков их отцов. Их золото хранило крышу над головами других, более бедных, но старательных, таких как Паррайл.

Ученый произнес заклинание, которое должно было нести его слова к Тонину, но не почувствовал ничего. Образ в его мысленном взоре остался неподвижным и безжизненным, как расписная панель. Паррайл попытался снова, но возбуждение, знакомое ему по прошлым творениям Высшего Искусства, так и не пришло. Где же та вибрирующая связь, дивное чувство прикосновения эфира, который соединяет все живое, где мысль, говорящая с мыслью, свободная от оков расстояний или различий? Ванам был так же недосягаем, как солнце, безмятежно парящее в зените.

Он делает что-то не так? Но Паррайл творил это Высшее Искусство с ментором Тонином еще до того, как помог своему наставнику разбудить спящих Келларина. Он творил его намного эффективнее после того, как барышня Гуиналь объяснила видимые противоречия в их знаниях, распутывая противоположные заклинания, которые сводили на нет их усилия. Безнадежная тоска охватила Паррайла. Он так хотел поделиться своими зимними открытиями с Гуиналь. Особенно теми, вплетенными в любовные песни, которые он мог бы ей спеть.

Возможно, ему стоит попробовать ту, более старую, более простую форму Высшего Искусства? Паррайл закрыл глаза, чтобы лучше слышать безмолвную мелодию, звучащую в его голове. Что за песню пел Тримон, когда заблудился, скитаясь в глубине Леса, и просил Лунную Деву зажечь звезды, чтобы указать ему путь домой? Сработает ли она, спетая неслышно в стихийной тишине, окружающей его со всех сторон? Сможет ли Паррайл удержать мотив? Он никогда не был хорошим певцом, но другого выхода нет. Охваченный решимостью, ученый всем своим существом сосредоточился на древней балладе.

Злобная тьма сплела тени над головоюИ расставляет силок тайный со всех сторон,Чтобы Тримона связать исподтишка, без боя…Но слышен сигнал Любви: «Поберегись, Тримон!»

Арфу берет Тримон, струны перебирает,Песней встречая день; негою дышит грудь.Бродит в деревьях сок, солнце весны играет,Чтоб у Тримона был весел и светел путь.

Дриат ал ар торал, фриа мен дел ард эндал Кариол ваз ар джерд, ни мел аз мистар фал.

Заклинание скрыто в этом джалквезане, не так ли? Непонятные припевы Лесных песен творят свое давно забытое Высшее Искусство. Паррайл запел в молчаливой решимости, вплетая дорогие ему воспоминания о Гуиналь в каждую нотку отчаяния путешествующего бога и его страсти к далекой Халкарион, богине девичества и тайны. Ритм песни запульсировал в крови ученого, согревая его с головы до ног в ликовании, граничившем с экстазом. Паррайл задохнулся, и восторг исчез.

— Ну? — Налдет сбросил чары, глядя на него с напряженным вниманием.

Ученого била дрожь. Прошло не меньше минуты, прежде чем он смог говорить.

— Я не знаю, — признался он слабым голосом.

На них упала тень. Оба виновато подняли головы и с облегчением узнали фермера, который рассеянно сплетал пальцы, оставшиеся без колец.

— Так что вы, парни, скажете, когда они придут за нами утром?

Витрансель, Келларин

18-е поствесны

— Мессир Д'Олбриот не любит открытые собрания, верно?

Я оглядела быстро наполняющийся зал. Дверь едва успевала закрываться, одного за другим впуская любопытных. Я должна была признать, что новая приемная Темара выглядит впечатляюще. Последние несколько дней Райшед только тем и занимался, что уговаривал людей помочь, и они с энтузиазмом взялись за дело. Деревянные панели, к которым я прислонялась, еще нуждались в краске или лаке, но больше не придется втискивать посетителей между козлами и досками торгового зала.

— Ни один сьер в наше время их не любит. — Райшед считал головы. — Это старый обычай. Так вел свои дела дед Темара. И у этого обычая есть свои преимущества. Каладрийский Парламент, например, открыт для всех, и половина лескарских герцогов проводят свои собрания на открытом воздухе. — Присягнув Д'Олбриоту, Райшед изъездил весь Тормалин и половину тех стран в придачу. — Сделки за закрытыми дверями порождают слухи о нечестности, которые плодятся как кролики. — Он почесал шрам на руке, след таких слухов. Прошлым летом в Тормейле его и Д'Алсеннена из-за них чуть не убили.

— Надеюсь, Темар не даст превратить этот прием в состязание по крику? Что, если все попытаются говорить одновременно?

Я посмотрела на помост. Сьер Д'Алсеннен сидел в кресле с высокой спинкой. Подлокотники украшала резьба в виде листьев каменного дуба с зубчатыми краями. Темар был в куртке по келларинской моде, а не в одном из кричащих сюртуков Тормейла, которые валялись у него где-то в сундуке. Куртка выглядела изумительно. Должно быть, Бридил полночи щурилась у свечи, чтобы вышить зеленые листья на сером шелке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});