Ученье – свет, а богов тьма - Юлия Жукова

– А если кому-нибудь будущее предсказали, – снова встревает Кир, – это тоже связывает?

– Если с умом предсказали, то может, – задумчиво отвечает Ирлик. – Обычно в предсказаниях есть лазейки, какие-то невнятности, которые позволяют изменять ближайшее будущее по мелочи, а ведь любая мелочь через долгое время становится причиной гигантских отклонений.

– Да? – оживляется Кир. – А как узнать, какая именно мелочь может все изменить?

Ирлик смеривает его взглядом:

– Что именно тебе предсказали?

– Почему сразу мне?! – заводит знакомую песню Кир. – Я так чисто спросил, из любопытства…

Айша смотрит на него сочувственно и пытается погладить по руке, но он отдергивает.

– Мне не ври, – сдвигает брови Ирлик. – Выкладывай давай.

– Зачем это вам-то? – тоже хмурится Кир.

– Из любопытства, – скалится Ирлик.

– Да ну, – пожимает плечами Кир. – Это ж наш придурочный старикан наболтал, который у приюта жил. Мало ли что ему там пригрезилось.

– Так давай разберемся вместе, – вкрадчиво предлагает Азамат. – Вряд ли ты в жизни встретишь лучшего толкователя предсказаний, чем Ирлик-хон.

– Ладно тебе, Байч-Харах, хвалу-то мне петь, – усмехается Ирлик.

– Почему хвалу? – удивляется Азамат. – Я совершенно серьезно так считаю.

Кир меж тем мрачно молчит.

– Если «придурочный старикан» наговорил чуши, – замечаю я, – тем весомее повод с этим разобраться раз и навсегда.

Кир пожимает одним плечом и вдруг встает.

– Паскудно мне весь этот бред пересказывать. Я пошел спать.

И действительно топает к двери. Азамат порывается пойти следом, но Ирлик останавливает его жестом.

– Оставь его в покое. Будущее – такая штука, пока не созреешь, не поделишься.

– Думаете, это что-то плохое? – озабоченно спрашивает Азамат.

– Думаю, что ему это так преподнесли, – протягивает Ирлик, глядя почему-то на Айшу.

Та опускает глаза и закусывает нижнюю губу. Похоже, она в курсе, что там наобещали Киру, но будет молчать, как партизан. Впрочем, она по-любому говорить не может.

Следующим утром мы почти полным составом выдвигаемся в Ахмадхот. Азамату нужно поболтать со Старейшинами, Алтонгирелу – с Ажгдийдимидином, Айшу соответственно тоже берем, да еще Алэку пора прививку делать, Кир хочет проверить свою подопечную, хорошо ли с ней папенька обращается, да еще матушка вдруг запросилась в столицу посуды прикупить, а то у нее последнее время от гостей отбою нет, а кормить не с чего. Хос с Ирликом ушли ночью вместе, не знаю уж, кто кого провожал. Остался на хозяйстве один Арон со всем зверинцем, пускай охотится, пока нас нет, а то бесконечные кровавые туши мне порядком поднадоели.

У посадочной площадки при дворце нас встречает Эцаган, вернее, не нас, а Алтонгирела, который молча бросается ему на шею, да так и повисает, как тряпичный. Эцаган поменьше его, но стоически держит ношу, только строит нам укоризненные гримасы: мол, чего вы там с ним сделали?

– Это не мы, это Ирлик, – отмазываюсь я. – Он под пиво разоткровенничался.

Эцаган мотает головой и пытается уволочь тело домой, но тут духовник оживает и подзывает Айшу.

– Мы из приюта забрали девчонку, хочу пристроить ее в учение, – объясняет Алтонгирел. – Пока что у меня поживет.

– У тебя? – поднимает бровь Эцаган, косясь на Айшу. – В твоем бардаке, куда уборщикам путь закрыт дюжиной проклятий? И что она будет есть, если ты дома не питаешься? Давай уж лучше ко мне, хоть будет кому за ней присмотреть.

– Она сама будущий духовник, – замечает Алтонгирел. – Я так считаю, пускай привыкает.

– Ты ее для начала на обзорную экскурсию своди, – кривится Эцаган, решительно беря Айшу за руку. – Пошли, успеешь еще ребенка напугать.

– Э-мм… – начинает Алтонгирел. – А тебя это не очень… – Он ловит взгляд Эцагана и перебивает сам себя: – Ну ладно, как скажешь…

И они удаляются дворами и огородами к Эцаганову дому.

– Лиза, ты как-то странно на них смотришь, – замечает Азамат.

– Как на ячейку общества, – хмыкаю я. – Не знаю уж, кому Айшу отдадут в учение, но что-то мне подсказывает, что она не переедет.

Азамат покачивает головой и тоже ухмыляется.

На обратном пути от прививочной я из любопытства – как это теперь принято говорить – задерживаюсь около дома Ажгдийдимидина подглядеть, как у Алтоши пройдет с ним разговор. В том квартале довольно зелено, так что я быстро нахожу лежачее дерево, на котором можно присесть за кустами. Алэк сидит у меня под ногами и пытается сложить из шишек пирамидку, я сама копаюсь в ежедневнике, улучив минуту разобраться, что у меня когда.

Через некоторое время слышу шаги и звонок в дверь. Гляжу сквозь кусты – ага, Алтоша. Открывает ему тот самый человек-исполин, пара Ажгдийдимидина. Духовник проходит внутрь, и становится тихо. Я отвлекаюсь на Алэка, который дергает меня за юбку, чтобы показать шишечный шалаш. Я принимаюсь его хвалить, и тут из дома доносятся повышенные голоса. Именно голоса, два разных. Воздух вокруг электризуется, Алэк пищит и просится на ручки.

Внезапно дверь дома распахивается, и оттуда вырывается просто-таки ураган, который пригибает к земле кусты и сносит пару веток с деревьев на пути. Затем на пороге появляется Алтонгирел. Его волосы и диль рвутся вперед, и по всему видно, что он с трудом удерживается на ногах под порывами ветра в спину, но тем не менее выходит он медленно, а по ступенькам спускается почти величественно. Вслед за ним в дверях появляется сам хозяин, и я даже чувствую потребность спрятать Алэка, настолько Ажгдийдимидин разгневанно выглядит. Алтонгирел поворачивается к нему лицом у подножия ступенек и кланяется против ветра.

– Спасибо за гостеприимство и понимание, – цедит он, разворачивается и уходит.

Я замечаю, что вокруг дома уже собралась немаленькая толпа зевак, так что, очевидно, Алтонгирел работал на публику. Я пробираюсь садами-огородами до дома Эцагана, куда духовник вскоре доходит, еле волоча ноги и не закрыв за собой садовую калитку.

– Ты как? – спрашиваю обеспокоенно.

Алтонгирел плюхается на ступеньки и кладет голову на колени.

– Ужасно, – стонет он.

На крыльцо выскакивает Эцаган и принимается выпрыгивать вокруг и квохтать, не сильно облегчая жизнь пациенту.

– Я так понимаю, он перенапрягся, – говорю. – Ты бы его полежать уложил.

Эцаган мгновенно сгребает Алтошу в охапку и утаскивает в спальню, а потом мчится на кухню делать какой-то отвар. Айша сидит в гостиной и смотрит на происходящее треугольными от ужаса глазами. Я пытаюсь ее успокоить, потом пробираюсь в спальню, где лежит и похныкивает Алтонгирел.

– Ну и для кого ты так выделывался? – ворчу я, щупая ему лоб. Холодный какой-то.

– А что, лучше было бы со ступенек скатиться? – буркает он в ответ.

Сгрузив Алэка на ковер, я снимаю с Алтоши сапоги и накрываю его пледом. Тут подоспевает Эцаган с кружкой.

– Что это? – спрашиваю, пока он поит своего подопечного.

– Не знаю, но он это всегда пьет, когда слишком много ворожит.

Алтонгирел вдумчиво глотает, и его желтовато-бледному лицу возвращается немного естественного цвета.

– А теперь я буду спать, – мрачно сообщает Алтонгирел, допив, и поворачивается носом к стенке.

Мы все выходим.

– Я так понимаю, ответ был отрицательный, – заключает Эцаган, косясь на Айшу.

– Очевидно, – вздыхаю я. – Что-то мне подсказывает, к Ажгдийдимидину в ближайшее время лучше не подходить. С Алтошей такое случалось раньше?

– От джингошских ведунов получал пару раз, хоть и не так сильно. От своих – это вообще неслыханно. Уж Старейшина мог бы сдержаться. Что ему так дались эти безродные, прям не знаю. Свои есть, что ли…

– Я, пожалуй, пойду перекинусь парой слов с Унгуцем, – предлагаю я. – Может, он вразумит приятеля.

– Сомневаюсь, – вздыхает Эцаган, – но попробуйте. И девочку с собой возьмите, она вон перепугалась насмерть, пусть Унгуц ее утешит, он это хорошо умеет.

Сказано – сделано. Прихватив по дороге сладкий пирог в качестве гостинца, мы втроем топаем к Унгуцу. Ну, топаем-то вдвоем, Алэк на мне висит. Айша бледная и несчастная, то и дело оглядывается через плечо.

Унгуц обнаруживается на террасе за рассказыванием сказки внучке. К счастью, сказка как раз кончается, а то очень было бы жалко нарушать семейную идиллию.

– А, Лиза-хян! Давненько не заходила. Князь-то как вырос! А это что за красавица?

Я присаживаюсь к столу, водружаю на него пирог и рассказываю доброму дедушке все как есть. Он понимающе кивает, а когда я дохожу до последнего эпизода, высоко задирает брови.

– Что-то у Ажги-хяна приступ любви к людям, я смотрю, – задумчиво заключает он, поглаживая бороду. – С духовниками это случается иногда, но чтоб своих бить… Придется с ним поболтать завтречка, когда подостынет. Это никуда не годится.

– Уж сделайте милость, а то он мало того что Алтошу уложил, так еще девочку напугал.