О смелом всаднике (Гайдар) - Борис Александрович Емельянов

отличить неподвижные звезды от ливня трассирующих пуль над головой.

Несколько позже он понял, что голова его болтается на чьем-то широком чужом плече. Он открыл глаза и вдруг увидел круглое незнакомое лицо.

«Кто это?» — подумал он, хватаясь за кобуру.

— Куда тащишь? — закричал он. — Стой — застрелю!

— Можно остановиться, капитан, уже добрались, — добродушно ответил незнакомец. — Вот здесь, за хатой, полежите — отойдете… Контузило вас. А стрелять не надо. И без вас стреляют.

Он прислонил капитана к стене той самой крайней покосившейся хатки, которую видел еще с дороги, и исчез в ночи.

На рассвете захватчиков выбили из деревни. Они пытались закрепиться на обратном склоне горы, но и оттуда были сброшены в поле. В дело вступили фланговые пулеметы засад.

Бой заканчивался.

Первым прибежал на командный пункт полка корреспондент фронтовой газеты.

— Где писатель? — спросил он. — Где Гайдар?

— Гайдар ушел с первым батальоном, — мрачно сказал командир полка.

— И не вернулся? — ахнул корреспондент.

— У него в кармане уже лежало начало очерка для газеты. Эпиграфом он взял гордые слова из баллад Николая Тихонова: «Одиннадцать раз в атаку ходил отчаянный батальон».

С наблюдательного пункта он видел эту атаку и понимал, что вернуться из нее не просто.

— Позвольте! — сказал он. — Но ведь это же Гайдар! С нас в штабе фронта голову снимут, если мы его потеряем.

Он встал у входа в блиндаж. У каждого, кто проходил мимо, он спрашивал одно и то же:

— Где писатель? Где Гайдар? Такой большой, широкий, с орденом?..

Молоденький лейтенант сказал: «Я видел его на огородах, когда рассвело. Он подарил мне зеленые кубики и сказал, что здесь война, а не малинник, а мои новые красные взял на память».

Медсестра сказала: «Это, наверное, он вытащил из боя контуженого капитана. Но капитана сейчас тоже нет: он отлежался и пошел к своим бойцам».

Связной Охрименко сказал: «Бачив я цього письменника ще пид горою. Дуже ругався и стыдив за второго номера пулэмета».

Командир полка сказал: «Тише!» — взял трубку и стал слушать.

— Пойдемте, — сказал он после паузы. — Первый батальон выходит из боя…

Двое бойцов под руки вели капитана Прудникова. Он шел хромая, чертыхаясь, то и дело хватаясь рукой за голову.

Он стал на самой дороге, возле разбитой брички, и никуда не пожелал больше идти.

— Считай, — сказал он ординарцу. — Всех считай!

Сначала вынесли мертвых. На горе, у дороги, для погибших героев выкопали просторную братскую могилу.

Долго стояли возле нее командиры с непокрытыми головами.

На плащ-палатках, на камышовых матах бережно пронесли бойцы и санитары тяжело раненных товарищей, а потом уже пошли вперемежку легко раненные и здоровые, уцелевшие солдаты, и шли до тех пор, пока не сказал ординарец командиру: «Все! Девяносто…»

Тогда из-за белых, опаленных огнем пожара домов вышел еще один солдат. Гимнастерка на нем висела клочьями, зеленые когда-то штаны стали черными от грязи и копоти. В руках он держал трофейный немецкий автомат, и видно было, что он заплатил настоящую цену за это редкое по тем временам оружие. Широко и грузно ставя ноги, он спускался с горы, не замечая, что добрая сотня глаз следит за каждым его движением.

— Девяносто первый, — сказал капитан Прудников и шагнул навстречу, забывая про боль.

— Писатель! — сказал командир полка. — Есть о чем и мне написать дочке.

— Оце людына! — сказал Охрименко.

А Гайдар как ни в чем не бывало, даже как будто чего-то стесняясь, подходил все ближе и ближе.

Вот он крепко пожал руку Прудникову и товарищам, командиру полка и связному Охрименко.

Так же как все, он снял фуражку и в безмолвии остановился у свежей могилы.

А потом сел на сломанную бричку, оглядел гору, дорогу, небо и, вдруг улыбнувшись, сказал:

— Ласточки летают высоко. Завтра будет хороший и ясный день.

★

Рассказ о смелом всаднике

Аркадий Гайдар написал «Военную тайну» и, как всегда, закончив новую книгу, уехал из Москвы. В ноябре 1934 года в Ростове-на-Дону он читал повесть библиотекарям и ребятам. Книга получилась большая, сразу в один вечер прочитать ее было невозможно.

Гайдар читал по рукописи — книга еще не вышла в свет, — читал отрывками: в школах, в библиотеках, во Дворце культуры Ростовского завода сельскохозяйственных машин, в библиотеке имени Величкиной. И одни ребята слышали только начало повести, другие — середину, а третьи — конец.

Во Дворце пионеров перед отъездом из Ростова Гайдар нечаянно попал на диспут. Спорили мальчишки и девчонки. И так как повесть они всю целиком не читали, то и спорили зря и без толку.

— Кто главный? — закричали они, увидев Гайдара. — Вожатая Натка? Владик Дашевский? Инженер Сергей? Маленький Алька? Или, может быть, октябренок Карасиков?

— Летчики летят по синему небу! Пароходы плывут по зеленому морю! — ответил Гайдар. — У каждого человека своя дорога. А кто из героев главный, я и сам не знаю.

Маленькие читатели библиотеки, те самые, которые слушали конец повести, закричали все вместе и сразу:

— Алька! Главный — Алька!

— Нет! — закричали пионеры завода «Сельмаш», слушавшие начало. — Главная — Натка! Шегалова Натка!

Так они спорили минуты две или три, пока звеньевой Витя Зарайский не вскочил на стул, чтобы быть выше и заметнее, не поднял руку и не попросил слова.

— Натка очень хорошая, и Владик хороший, — сказал он. — Но ведь книга кончилась, и все они остались живы и здоровы. А вот Алька один за всех умер.

Девочки заморгали глазами, и самые горластые мальчишки с «Сельмаша» замолчали. И одна из девочек, маленькая Валя Колесниченко, та самая, что кричала громче всех о том, что нет на свете человека главней Натки Шегаловой, вышла вперед.

— Я не знала, что Алька умер… — сказала она тихо, поправляя на груди пионерский галстук. — Как же так, Аркадий Петрович? Почему он умер?

— Его убили враги! — крикнул Витя Зарайский.

— А я не знала, — сказала Валя. — Я об этом не слышала. Мы спорим не о том. Так нельзя.

Спорили они действительно не о том.

Да, все хорошие люди в книге оставались живы и здоровы. Только самый лучший, самый смелый, маленький, шестилетний мальчишка Алька, «всадник первого октябрятского отряда имени мировой революции», навсегда закрыл глаза на последних страницах повести.

Веселая поначалу книга стала суровой и печальной.

— Так нельзя! — повторила Валя.

И Гайдар понял, что так уезжать действительно невозможно. Нелегко дождаться ребятам, когда книга выйдет из печати. Он положил рукопись на стол.

— Книга остается пока у вас, — сказал он. — Прочтите ее друг другу. Потом поговорим: можно или нельзя.