Приговоренные - Андрей Троицкий

– Еще из поклонников сестры кто-то запомнился?

– Пожалуй, нет. Тогда у меня хватало своих проблем. Я была замужем за человеком, которого не любила. И очень страдала от его ревности и подозрительности, оскорблявших меня. Страдала от тяжелого характера и, честно говоря, от тяжелых кулаков.

– В ту пору у вашей сестры были какие-то близкие подруги?

– Да, она дружила… Кажется, была такая Рита Гурвич, симпатичная женщина, хорошо одевалась. Лена так и сказала: Рита – моя самая близкая подруга.

– У Лены было настоящее любовное увлечение?

– Она «романилась» с неким Игорем Аносовым. Познакомились в элитном спортивном клубе. Это я помогла Лене устроиться туда помощником администратора. А Игорь посещал бассейн. Весь такой вылощенный, прикинутый по последней моде. Маникюр, часы из розового золота, украшенные бриллиантами. Он был старше Лены лет на пятнадцать.

– Может быть, что-то конкретное вспомните об этом человеке? Ну, чем он занимался? Увлечения?

– Ничего такого я не знаю. Но их любовь… Это было какое-то странное чувство. Сильное и в то же время болезненное.

– Что вы имеете в виду?

– Лена повторяла: «Я связалась не с тем человеком. Его надо в психушке держать до конца дней. В компании нормальных людей Игорю делать нечего. Захочет убить – убьет. Захочет изувечить – сделает». Она ничего не объясняла, никаких подробностей, только добавила, что Игорь очень вспыльчивый. Этот роман продолжался еще какое-то время, но потом между любовниками все как-то разладилось. Я не знаю, что произошло, это не имеет значения. Ленка окончательно решила уйти от него. Но Игорь не отпускал.

– То есть как это не отпускал? – спросил Девяткин. – У нас что, для женщин узаконили рабство? Чем все-таки закончился роман?

– Ленка пыталась оборвать все контакты с Игорем. Сняла квартиру, не дала ему адреса и телефона. Но на третий день этот тип уже стоял на пороге с букетом цветов. Потом она уехала, точнее, убежала в Новгород, там жила наша тетка. Игорь быстро вычислил, где она прячется. Приехал в компании то ли своих подчиненных, то ли друзей и увез ее в Москву. Даже переодеться не дал. Выбил дверь, вошел в квартиру и вынес Лену на руках.

– Но она все же убежала?

– Совершенно верно. – Лобова задумчиво накручивала на палец поясок халата. – Лена переселилась в шикарные апартаменты своего любовника, на этом настоял Аносов. В походах по городу ее сопровождали люди Игоря. К новому побегу Лена готовилась основательно. Даже через знакомого фармазонщика заказала поддельный паспорт на чужое имя. Отдала почти все свои накопления. А тот жулик взял деньги – и пропал с концами.

– Когда вы последний раз видели сестру?

– Лет семь назад. Она была беременна от Игоря. Но этот человек ничего не знал о будущем ребенке, Лена не хотела. Может быть, она решила сделать аборт, точно не знаю. Помню, был дождливый день. Лена пришла ко мне на работу, чтобы занять денег. Много я дать не могла, сама едва сводила концы с концами. Через пару дней сестра пропала. Как оказалось, навсегда. Через год с небольшим матери пришло письмо из зоны. Сообщали, что Лена умерла от воспаления легких. Я сожгла письмо.

– Вы чего-то опасались или…

– Просто мне не нужны неприятности. Люди Игоря искали мою сестру везде. Кажется, прочесали мелким гребнем всю страну. Они приходили и ко мне, приезжали к матери, не обошли никого из наших родственников и знакомых. Безрезультатно. Никто не знал, не мог знать, что случилось с Леной на самом деле. Игорю в голову не приходило поискать свою любовь в тюрьмах и лагерях.

– Вы ездили в ту колонию, где умерла сестра?

– Поехала, когда прочитала похоронку.

Лобова вытащила из кармана халата сигареты. Девяткин щелкнул зажигалкой, и по комнате поплыл сладковатый противный дымок. Глубоко затянувшись, Лобова крикнула горничную и велела принести две чашки черного кофе и что-нибудь пожевать.

Выкурив третью сигарету и отхлебнув кофе, она продолжила:

– Всегда волнуюсь, когда вспоминаю ту поездку. Есть воспоминания, от которых дрожь пробирает. Начальник колонии по режиму рассказал мне об этом мальчике, сыне Игоря и Лены. О том, чтобы взять сироту к себе, речи быть не могло. В ту пору я ушла от мужа. Точнее сказать, прогнала его. Начался суд по разделу имущества и жилплощади… Какой уж тут ребенок. На моем месте так поступил бы каждый… Каждый порядочный человек. Вы меня понимаете?

– Да, да, – машинально кивнул Девяткин. – Все понятно. Тут и объяснять нечего.

– Вскоре я встретила своего теперешнего супруга. Случайное знакомство, а потом… Это был настоящий роман, о которых пишут в книгах. Он мне подарил вагон цветов и еще маленькую тележку. А я ему… Впрочем, это уже сугубо интимные подробности.

– Насколько я знаю, ваш теперешний муж в ту пору был женат и от прошлого брака у него двое детей.

– Какое это имеет значение? Сейчас у нас двое своих детей. Я была честна с вами, рассказала все, что знала. Умоляю: ни слова мужу. Ни о Лене, ни о сироте. Лобов – человек ранимый. У него чистая душа. Не хочу, чтобы к этому благородному созданию липла вся эта грязь. Все дерьмо человеческой жизни. Убийство, тюрьма. Этот ребенок, рожденный в неволе…

– Позже, когда встали на ноги, не думали забрать сироту из приюта? – спросил Девяткин. – Это личный вопрос. Можете не отвечать.

– Нет, я отвечу, – помотала головой Лобова, пышные волосы рассыпались по плечам. – Какие уж тут секреты. Мои дети – ровесники Коли. Они учатся музыке, скоро станут заниматься французским языком с преподавателем, которого специально пригласили из Парижа. А чему они научатся, общаясь с этим мальчиком? Я никогда не видела его, но уверена, что это безвозвратно испорченный ребенок. Никакого языка, кроме матерного, он не знает и не понимает. Наверняка уже пристрастился к курению. И еще нюхает клей. Нюхает, когда не удается достать денег на водку.

– Но ведь он – ваш родной племянник!

– На этот вопрос я уже ответила. – Лобова бросила взгляд на часы.

В сопровождении лакея Девяткин снова поплутал в лабиринте коридоров, снова спустился вниз в лифте, похожем на стакан, кивнул консьержке и вышел на улицу. Ночной город не спал. Старые московские улицы были залиты желтым светом фонарей, плотный поток автомобилей едва двигался. Девяткин вспомнил, что отпустил служебную машину. А напрасно. Теперь надо тащиться в метро на другой конец города, в свою холостяцкую однокомнатную берлогу.

Но свидание с любимой квартирой можно отсрочить. Кажется, тут неподалеку есть приличная пивная, где найдется настоящий бифштекс с кровью и жареная картошка. Девяткин бодрым шагом двинул к пивной, чувствуя, как настроение улучшается, а головная боль проходит. До цели оставалось полквартала, когда в кармане пиджака зазвонил мобильный.

Голос Саши Лебедева казался спокойным, но Девяткин, знавший лейтенанта не первый год, понял, что есть новости. И эти новости – хорошие.

– Как дела, товарищ капитан? – Лебедев говорил громко, перекрывая уличный шум. – Я, собственно, по пустячному делу беспокою, даже разговора не стоит…

– Не прикалывай меня своими шуточками, – остановившись, приказал Девяткин. – Тубуса, что ли, взяли?

– Так точно, – вздохнул Лебедев. – При себе имел «Люгер» сорок пятого калибра, снаряженную обойму и шмаль россыпью. Сейчас находится по тому адресу, что вы дали. Сидит на стуле, пристегнутый наручниками к батарее отопления, матерится и орет, что снимет с нас погоны, пустит по миру бомжами и заставит землю жрать.

– А что… Может, и заставит, – ответил Девяткин, уже забыв о пиве и плотном ужине, – если мы его не заставим сказать хотя бы несколько слов правды. Ничего не предпринимать до моего приезда.

Глава шестнадцатая

Подвал освещала лампочка, завешенная паутиной. Тубус, он же Рома Антипов, сидел в углу на стуле с жестким сиденьем и деревянной спинкой. Правая рука была пристегнута наручниками к стояку отопления. От нечего делать Тубус разглядывал свои мокасины из оленьей кожи, потому что вокруг не было ничего, достойного человеческого внимания. Только сырые стены, с которых осыпалась штукатурка, обнажив белесый кирпич. Над головой крошечное окошко, выходящее во двор точно такого же старого дома, назначенного под снос. В противоположном углу, присев на ящик, щелкал семечки здоровенный амбал в штатском.

Рома, устав от ожидания, гадал, чем кончится дело. Те варианты развития событий, что приходили в голову, были мрачными и кровавыми. Ясно, менты затащили его в этот подвал, чтобы… Думать об этом не хотелось, но надо смотреть правде в глаза. Да, убить не убьют, но отделают так, что неделю он будет мочиться кровью.

– Я имею право позвонить своему адвокату! – выпалил Рома.

– Ночами адвокаты спят, – ответил амбал. – Они тоже люди. Ну, в некотором смысле слова люди. В самом плохом смысле.

– У вас есть мобильный? Мне надо позвонить.