Люди со звезды Фери - Богдан Петецкий

Я подтянул колени и резко поднялся. Кабели ударились о поручни. Какое-то время я балансировал, пытаясь опустить ноги на пол. Мне это не удалось. Я свалился как парализованный.

— Ну, ладно, ладно, — пробормотал он.

Я наблюдал за его короткими, нервными движениями, пока он отсоединял кабели. Он был зол. Он, наверняка, был уверен, что занимается своим делом. А все остальные — не его забота.

Будь я на его месте, я бы думал точно так же. По крайней мере, до сегодняшнего дня.

Зашумел лифт. Звук оборвался. В коридоре послышались шаги. Я не смотрел в сторону двери, но знал, что это Сеннисон. За ним вошел Гус. Иба и Муспарт, скорее всего, отдыхали в помещении гибернаторов. Я надеялся, что им не позволяли покидать корабль. Хотя, какое мне до этого дело? Теперь-то?

— Как самочувствие, Жиль? — спросил Гускин веселым тоном. — Выспался наконец-то?

Да. Дел мне предстояло немало.

— Когда ты проснулся? — спросил Сен.

Это должно было прозвучать как вопрос руководителя о здоровье одного из его людей. Дьявол знает, о чем он на самом деле хотел спросить. Не очень-то он владел своим голосом.

— Довольно давно, — ответил Реусс. — Я ему рассказал.

Воцарилось молчание.

У меня перед глазами стояло лицо Петра. Широкое, с далеко расставленными глазами, светлое лицо. Скорее — пилота, чем ученого. Его почти белые волосы.

Если бы даже лицо это стерлось у меня в памяти, то у меня под рукой другое. Совсем рядом. На соседней полянке.

Може. Значит, это его детство я буду вспоминать как собственное. Его родных, дом в котором он рос, его приятелей. Во всяком случае, вспоминал бы, если бы они не поторопились так с аппаратурой. В теперешнем моем положении останутся только «неясные фрагменты». «Иллюзии». О чем еще говорил этот… мясник?

Меня охватила холодная ярость.

— Подойдите, не бойтесь, — бросил я в сторону дверей, от которых так трудно было оторваться Гускину и Сену. — Вы можете не бояться, — повторил я. — Я еще пока слабый.

Реусс умоляюще посмотрел на них. Словно чувствовал за меня ответственность. Этого мне только не хватало.

— Возьми Реусса, к примеру, — процедил я. — Посмотрите-ка на него. Расселся тут, словно ничего и не произошло, с лицом озабоченной нянюшки, и все время растолковывает, до чего же мне хорошо живется на этом свете. А по сути дела, чем я лучше тех, из океана? Не знаете? Я тоже не знаю. Зато я могу вам сказать, чем я их хуже. Они использовали людей. А сами не убивали. Где он?

Они продолжали молчать. Наконец Гус сделал несколько шагов и встал так, чтобы я мог его видеть.

— Кто?

— Не строй из себя ребенка, Гус. Може. Что вы с ним сделали?

— То, что всегда делается в таких случаях, — ответил от дверей Сеннисон.

— Холмик на поляне? Кого ты пошлешь туда на этот раз, Сен? Меня? Или того, с фермы? Мы оба осиротели в равной степени. Он утратил сиамского близнеца, а я — тело. Ведь это мое тело лежит там, на цветущей полянке. Может, правда, вы его бросили в реку. Есть тут рыбы? Реусс, — я повернул голову, — ты же слепец, что касается гидрологии. И даже океанографии. Скажи, водятся тут рыбы?

— Перестань, Жиль, — тихо произнес Гускин. Он какое-то время постоял надо мной, потом кивнул головой и уселся в ногах кресла. — Я вовсе не утверждаю, что тебе хорошо на этом свете. И можешь сходить на его могилу. Я точки зрения медицины мне не следовало бы этого говорить, но я бы сходил. Если бы я был тобой. Я бы сходил и подумал. Ты можешь выбирать. Там мог лежать и я, и Гускин, или Може. Но не тот Може, которого ты помнишь по базе. Который прилетел с Земли. Я не хочу, чтобы ты отвечал мне. Не делай этого: прошу тебя. Иди туда и подумай. Потом поговорим. Если, разумеется, у тебя будет такое желание.

Он замолчал.

— Хорошо, Гус, — сказал я. — Не стоит истериковать. В этом ты прав. А теперь сделай для меня услугу. Представь, что ты — это я. Что то, о чем ты говоришь, тебя касается. И это ты стоишь там, над могилой. Стоишь и ничего не знаешь. Не знаешь, кто ты такой. Не знаешь даже… человек ли ты. Ну, Гус?

Тишина.

— Я просил тебя об услуге. Что же ты молчишь?

Он вздохнул. Медленно покачал головой. Но все время, не отрываясь, смотрел мне в глаза.

— Я тебе отвечу: не знаю. Я не могу представить себя в такой ситуации. Думаю, этого никто не может, пока с ним такое не приключится. Я знаю, что тебе хотелось чего-то большего. Но ни на что другое я не способен. Могу только сказать, что очень хотел бы тебе помочь. Сам знаю, что это невозможно. И не думай, что мне это было легко. Всем нам. Если ты так думаешь… то…

— Не надо, Гус, — перебил я. — Не продолжай. Это первые человеческие слова, которые я услышал после пробуждения. А не какие-нибудь байки для благовоспитанных детишек. Спасибо тебе. Но не говори больше ничего. Не станем этого портить.

— Есть еще одно дело, которое мы принимали во внимание, — заговорил Сеннисон. Он вышел на центр кабины и уперся взглядом в комбинезон Реусса. — Твое отношение к копии. Не то, чтобы это перевешивало, но в первую очередь мы думали о тебе. О том, что ты скажешь, когда узнаешь. И мы припомнили… Жиль, ты ведь сам доказал, что они — не люди. Сам голосовал за то, чтобы их здесь оставить. Они вызывали у тебя отвращение… слепой бы заметил. Короче говоря, мы не думали, что у тебя начнутся сомнения…

— Можешь сделать для меня одну вещь, Сен? — сладенько поинтересовался я.

— Слушаю.

— Уберись отсюда.

У меня не будет сомнений! Разумеется. Что может быть проще, чем все свалить на меня. Словно это я уговаривал их оставить копии за пределами Земли. В конце-то концов, копии могут проваливать ко всем чертям. Но я? Что будет со мной? «Думали только о тебе». Ничего себе. И кто это говорит!

— Убирайтесь все, — сказал я, повернувшись спиной к кабине. — Я хочу спать.

— Может, ты бы хотел, чтобы мы перенесли тебя к тем? В гибернаторе тебе было бы удобнее. И спокойнее.

— Я остаюсь здесь, — буркнул я. — Спокойной ночи.

И тогда мне впервые пришло в голову, что я в самом деле остаюсь здесь. И что это единственное, что я могу сделать.

* * *

Вечером я все же покинул навигаторскую. Сталось тесно. Вернулись Иба и Муспарт. Реусс устроился на моем обычном месте, а Сен заснул возле пульта управления, повернувшись ко всем спиной. Гус остался на дежурстве. Он нес его внизу, за рекой, вблизи строений.

Я не воспользовался помещением гибернаторов. Занял нишу, в которой помещалась диагностическая аппаратура. Там было ровно столько места, чтобы всунуть туда кресло, пришлось только немного приподнять спинку.

В навигаторской стояло тишина. Люди молчали. Может, они в самом деле спали? Меня это не касалось.

Сам я не сомкнул глаз. Думал. О такой ситуации говорят, что в ком-то «созревало решение». В моем случае это было ложью. Если даже я что-то и прикидывал, то основное было решено. Впрочем, вся эта мыслительная деятельность имела весьма смутные формы.

Я в первую очередь решил, что больше не поддамся ни на какие обещанные Реуссом «иллюзии» и «обрывки воспоминаний». Покончил с прошлым. Думать о том, что делаю, что чувствую, что буду делать и что буду чувствовать. И только об этом. Я успокоился уже настолько, что впору зауважать себя самого. Если подумать как следует, то жалеть не о чем. Из достаточно многочисленного семейства я один вырвался за пределы солнечной системы. Они не воспримут слишком болезненно отсутствие среднего брата. И среднего сына. Что же касается друзей… то что ж. Не зря же носил прозвище «Кибернетический». Трудно испытывать любовь к автоматам. Людей, с которыми я был близок, я мог бы пересчитать на пальцах одной руки. Даже если бы мне ампутировали больше, чем половину этих пальцев.

О чем я минуту назад думал… О прошлом. О том, что не буду уходить памятью в прошлое, за пределы того дня, когда на меня, стоящего на краю поляны, обрушилось солнце. Я сказал себе, что могу полагаться на собственное слово. Могу себе доверять…

Я позабыл об одном. О пустяковине. Тоже связанной с доверием, если немного подумать.

У меня в ушах прозвучали мои же собственные слова. «Вы предпочли стрелять по существам, которые не сделали вам ничего плохого, вместо того, чтобы пойти с нами поздороваться. Со спасательной экспедицией. Я против вашего возвращения на Землю».

Тогда я говорил гораздо больше. Сен и Гус признали мою правоту. Довольно об этом. Я был прав. И правота эта не изменилась. Копии остаются здесь.

Но все, что я тогда сказал, теперь распространяется и на меня. Мой мозг точно такой же, как и у них. Не такой же. Тот же. Мозг, созданный чуждой расой для своих нечеловеческих целей. Даже если это точная копия человеческого мозга, в нем произведены некоторые изменения. Благодаря этой модификации мозг этот приказывал Петру убивать.

Я поднялся из кресла. Я чувствовал, что меня обливает холодный пот. Раздражение, с которым я воспринял слова Сеннисона. А до этого — Реусса. То, что я не смог с ними разговаривать. Ни спокойно подумать.