Даханавар (СИ) - Ляпин Оле

— Да, и за лошадей и свои вещи не беспокойся, — добавила карга, — я наведу на них охранные чары и никто, и ничто не сможет навредить им.

Илая не мог объяснить почему, но этой женщине он поверил на слово. К тому же, проходя мило лошадей со спящей Сибрис на руках, он и сам убедился, что напавшие этой ночью твари не причинили вреда животным.

— Пелли не трогают лошадей — пояснила старуха, будто читая мысли Илаи, пока они шли вдоль ночного болота. — потому что считают водяных лошадей — келпи своими дальними родственниками. А диких зверей отпугнут мои чары.

Сейчас болотце было совершенно спокойно и ничто не напоминало, что из него, совершенно недавно, под покровом тумана вылезали полчища оголодавших монстров.

Обогнув болотистое озерцо, тропинка увела их вверх по склону. Подниматься по ней с ношей на руках было не просто. Однако, старые корни деревьев пересекали тропинку так часто и равномерно, будто специально вылезли из лесной земли, чтобы служить ступенями естественной лестницы, ведущей к вершине холма.

Резво взобравшись на вершину, старуха махнула Илае рукой, требуя, чтобы тот поторопился. "И откуда столько прыти в этой сушеной вобле?" подумал юноша. На вершине раскинулась прекрасная поляна. Деревья обступили ее, образуя, почти идеальную правильную окружность. В центре поляны, под высоким раскидистым ясенем, примостилась маленькая хижина. Тут и обитала старуха. Она уже стояла на пороге, откинув полог из лосиной шкуры, заменявшей ей дверь, и терпеливо ждала пока Илая занесет Сибрис в ее нехитрый домишко.

Изнутри ее жилище было таким же убогим, как и снаружи: земляной пол укрытый сухой травой, импровизированное ложе из звериных шкур, куда старуха приказала уложить девушку; маленький чадящий очаг из камней обмазанных глиной, в котором горел огонь — единственный источник света в этом жилище. Под потолком были подвешены пучки высушенных трав и корней. В углу хижины были свалены в кучу тряпье, обрывки шкур, черепа зайцев, лис, сов и выбеленные кости животных покрупнее. Возле очага стояла старая деревянная бадья с водой. Старуха набрала в щербатую глиняную плошку воды вытащила из кучи в углу тряпицу почище. Сняв с потолка пучок сушеной травы, женщина направилась к Сибрис. Илая заступил ей дорогу, опасаясь, как бы сумасшедшая карга, не задумала совершить какую-нибудь пакость, способную навредить девушке. Но та решительно оттолкнула его в сторону, присела около Сибрис и, оттянув ворот ее нижней рубахи, не терпящим возражений тоном приказала:

— Смотри!

Илая подался вперед. В неровном свете очага он увидел на коже Сибрис круглое алое пятно, окруженное цепочкой маленьких кровоточащих ранок, вокруг пятна кожа была красной и вспухшей.

— Яд пелли. — пояснила старуха. — если не сделать примочки из яр-травы, кровь разнесет его по всему телу твоей подруги и у нее начнется болотная трясучка, очень неприятная штука, знаешь ли.

Раскрошив сухую траву над плошкой, старуха обмакнула в нее тряпицу и принялась отирать место укуса. Обильно смочив пораженную кожу, она присыпала ее порошком из яр-травы и накрыла ее своими сухими ладонями. Закатив глаза под лоб, так что видны остались только желтоватые белки, старуха что-то забормотала на странном шипящем наречии. Сибрис застонала, но не открыла глаз. Старуха пробормотала, что-то еще, накрыла рану влажным компрессом, и тяжело выдохнув сказала Илае.

— Теперь все позади, твоя подруга проснется завтра утром совершенно здоровой. Тебе юноша тоже не мешает поспать, но только не здесь в хижине. Можешь взять одну из шкур и спать у двери. Я побуду с ней до утра. Можешь не волноваться.

— Спасибо вам Матушка Иеле. Боюсь, я не представился, простите меня за мою неучтивость, меня зовут Илая, а эту девушку Сибрис.

— Мне это известно. — прервала его старуха. — Но для меня ваши имена не имеют никакого значения. — она пожала плечами и отвернулась от юноши уставившись на огонь в очаге, тем самым давая понять, что больше не желает продолжать разговор.

Илае ничего не оставалось как взять из кучи шкуру побольше и выйти из хижины оставив Сибрис и старуху наедине. Завернувшись в затхлую шкуру, так что бы роса и стылый ночной воздух его не донимали, Илая прикрыл глаза и моментально провалился в глубокий крепкий сон.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

5

Сибрис осматривала след от укуса пелли. Примочки помогли просто отлично и покраснение прошло. Матушка Иеле обещала, что через дня три от укуса не останется и следа.

Когда Сибрис очнулась в странной лесной хижине, вместо пещеры, она сначала очень растерялась, увидев перед собой не Илаю, а лесную отшельницу. У нее даже проскочила мысль, что ее умыкнула в свою берлогу злая ведьма-людоедка. Но после того, как женщина ей все рассказала, Сибрис успокоилась и горячо поблагодарила Матушку Иеле за то, что та вовремя пришла им на помощь. Старуха захохотала низким смехом и пообещала Сибрис:

— Поверь дорогуша, то, о чем я попрошу твоего друга, будет достойной платой за мою помощь.

Сибрис насторожилась, предчувствуя в словах женщины какой-то скрытый подвох, чем вызвала у той новый приступ смеха.

— О! Нет, нет, — замахала старуха руками, — никаких поцелуев прекрасных принцев, младенцев на ужин и тому подобной чуши, девочка!

Привлеченный звуками разговора, доносящегося из хижины, Илая приподнял полог из шкуры, заменяющий старухе дверь в ее жилище, и поинтересовался:

— Что тут у вас происходит? — он увидел сидящую на шкурах девушку живую и здоровую. — Сибрис, тебе уже лучше, я так рад!

— Входи, входи. — отозвалась Матушка Иеле. — Мы как раз говорили о тебе.

— Илая, эта женщина она, говорит, что мы должны для нее кое-что сделать. — начала Сибрис, но старуха ее оборвала.

— Да, не вы двое. Только твой друг, он съездить в деревню, что по ту сторону холма. Хочу что бы он навестил одного моего старого знакомого и кое-что забрал у него для меня. — сказала она пристально глядя в глаза Илае, но потом снова повернулась к девушке и, то ли шутя, то ли всерьез, произнесла — Ты же видишь дочка, я уже совсем старая, самой мне так далеко не дойти. Да и платье у меня совсем не подходит для выходов в свет. — старуха жеманно пожала сухим плечиком, стыдливо поправляя то рваное тряпьё, которое служило ей одеждой.

— Ну, ты помогла нам, мы поможем тебе. Все честно. — согласился Илая.

— Вот и отлично! — хлопнула в ладоши старуха, улыбаясь щербатым ртом.

— Слушай меня внимательно, сынок и не перебивай! Спустись обратно к болоту и возьми одну из своих лошадей. Потом отправляйся по тропе, которая идет в противоположную от болота сторону. Ты дойдешь до устья ручья, там будет тропинка, она выведет тебя на дорогу. По этой дороге скачи полторы версты на запад, увидишь деревню. На самом краю этой деревни стоит дом с красными ставнями и крыльцом. Взойди на крыльцо и постучи три раза. Выйдет к тебе мужик, он по всей округе знатным кудесником слывет, кличут его Евстахием. Спросит тебя за чем пришел, а ты скажи ему, что хочешь купить у него амулет. Когда он спросит, что за амулет тебе нужен, ты ответишь, что это волчий клык, который он сам на шее носит.

— А он продаст? — поинтересовался Илая, уж больно странная просьба была у этой женщины.

— Нет, конечно! — отмахнулась старуха. — Он ним не расстается никогда. Ни во сне, ни в бане его не снимает.

— Ну тогда как я его получу? Ты уж, прости меня Матушка Иеле, но бить морду человеку, который не причинил мне вреда, да еще и кудеснику, я не стану. Я же не разбойник какой-то!

— Что ты, что ты! Конечно, ты так не сделаешь, как-никак, а почти что без пяти минут даханавар! — она с прищуром взглянула на оторопевшего Илаю.

— Ты и это знаешь?

— Если ты не слеп, как крот или нетопырь, этого сложно не заметить. — отмахнулась старуха. — Знак на твоем мече — знак даханавара, а пользуешься ты им как …, и говорить не стану, сам знаешь.

— Но я ведь мог его украсть или найти. — но старуха и слушать его не стала.

— Попроси-ка свою подругу, — вместо этого сказала она. — что бы она вытащила меч из ножен, и сам все поймешь.