Огненный перст (сборник) - Борис Акунин

– К берегу. К берегу. К берегу, – свистнув, трижды повторил аминтес, прежде чем Магог понял.

Нос лодки мягко ткнулся в нависшую над водой кромку травянистого берега. Гелия спала, будить ее Дамианос не стал.

Вскарабкался по некрутому откосу один.

Время было полурассветное: еще не день, но уже не ночь. Туман, что стелился над водой, наверху не удерживался, его сдувал холодный ветерок. Полагалось бы щебетать ранним птицам, но над мысом висела мертвая тишина.

Дамианос знал, какое зрелище здесь обнаружит – и все равно содрогнулся.

Вокруг столба, как сходящиеся к центру лучи, лежали двенадцать тел. Аминтес на своем веку насмотрелся на мертвецов, в том числе преданных самым лютым казням, но такого еще не видывал.

Голые люди лежали ничком. Руки раскинуты. Ребра с обеих сторон вывернуты и загнуты назад. От внутренностей, вынутых палачами, ничего не осталось – давным-давно пожрали стервятники. Но у всех покойников – Дамианос наклонился к каждому – были широко разинуты рты. Значит, ужасному ритуалу их подвергли при жизни. Аминтес перевернул костяк, на котором еще сохранилась кожа.

Понятно. Сначала распороли живот, потом положили лицом вниз и кто-то очень сильный, взявшись руками за ребра, рванул их кверху. Какому жестокому богу приносят такие жертвоприношения?

Вернулся в лодку. Гелия сидела, полоскала рот речной водой, готовилась чистить зубы толченым мелом – она очень следила за белизной улыбки.

– Вылезаем? Будем дневать здесь?

– Нет, чуть дальше, – сказал он. Через некоторое время спросил. – Какому богу приносят жертвы вэринги?

– У них много богов, как у всех варваров. Есть бог грома Тор – как у славян Перун. Могут делать жертвоприношения ему. Но главнее Один, отец Тора. Он обитает в великолепном дворце Вальгалла, куда могут попасть только храбрецы, павшие в бою.

– Орел – символ Одина?

– Один из символов. Почему ты спрашиваешь?

– …Скоро встретим вэрингов. Осталось только попасть на ту сторону озера Ильмерь.

Озеро оказалось очень большим, противоположного берега не видно. Можно было бы плыть прямо, это сократило бы путь, но Дамианос предпочел двигаться вдоль суши. И, конечно же, только в темное время.

Прибрежные поселки – скорее, не поселки, а дворы на одну большую семью – попадались часто и, в отличие от прежних, не пустовали. Окна светились тусклыми огоньками. Должно быть, местные жители приняли власть вэрингов и платили им дань.

На исходе ночи Дамианос велел автоматону причалить к лесистому берегу неподалеку от кучки домов, чьи контуры вырисовывались на побледневшем небе. Этот поселок вплотную примыкал к деревьям, где легко укрыться и откуда удобно наблюдать.

Лодку спрятали получше, закрыв ветками. Гелию с Магогом аминтес оставил на поляне, подальше. Сам же засел в зарослях и стал наблюдать.

Долго ждать не пришлось. С первыми лучами солнца во дворе началось движение. Вышла баба в надвинутом на брови платке, пошла в сарай, и там закудахтали куры. Женщина была одета по-славянски, не по-емчански, и Дамианос этому порадовался: повезло.

Через какое-то время со двора пошли четверо: чернобородый мужик с луком и парень с силками направились к лесу; старик с подростком – к озеру.

Аминтес подождал еще с час – проверить, не осталось ли в доме мужчин.

Но слышался только женский голос и несколько детских.

Что ж, можно рискнуть.

Он подошел со стороны поля, неспешным шагом, как ходят путники, привыкшие к длинным дорогам. Не забыл предварительно припорошить одежду и сапоги пылью.

Постоял у ворот – обождал, пока увидит хозяйка. Очень старался ничем не испугать – и все же испугал. Видно, чужаков здесь видели нечасто и опасались.

Первым незнакомца заметил мальчишка лет пяти. Он был в одной холщовой рубашонке до колен. Закричал, побежал к дому, упал.

Выскочила мать, та самая баба, что на рассвете ходила в курятник. Вместо того чтоб утешить орущего мальчишку, зачем-то схватила чугунный прут и побежала к крыльцу, где висел кусок железа.

Вот оно что – это било. Сейчас начнет колотить, звать мужчин.

– Хозяйка, мне бы только дорогу спросить! – крикнул Дамианос жалобным голосом.

Женщина обернулась, еще не решив, поднимать шум или нет. Вид у путника был негрозный, повадка мирная.

– Ты кто? – настороженно спросила баба.

– Бродячий знахарь. У мало́го твоего никак чесотная болезнь? – Мальчишка, перестав орать, сидел и сосредоточенно расчесывал голую ногу. – Хочешь, заговором полечу?

– Сама лечу, травами, – так же враждебно ответила хозяйка. – Иди куда шел, не то мужа с братьями крикну. – И соврала: – У мужа братьев шесть человек.

Но Дамианос подмигнул мальчонке, протянул руки – и тот сам в них пошел. Была у аминтеса, он знал, такая особенность – легко ладить с детьми и животными.

– Поди в дом! – крикнула мать. Но Дамианос уже достал из мешка коробок с мазью, потер воспаленные места – ребенок чесаться перестал.

Больше всего на женщину, кажется, подействовало, что ее сын совсем не боится чужого человека. Она подошла ближе.

– Заговор я нашептал. Какие травы варить, скажу. Перестанет малой чесаться. – Дамианос потрепал мальчугана по белобрысой голове, подтолкнул под задницу. – Другие дети здоровы ли? Сама?

И оттаяла хозяйка. Принесла попить козьего молока, а по-настоящему накормить пообещала, когда мужчины придут обедать.

Бабу аминтес полечил от брюшного вздутия (тут сделать было ничего нельзя – просто пошептал немного), но девчонке-трехлетке сделал раствор для гноящихся глаз. Когда вернулись рыбаки и охотники, поставил старику-свекру пластырь от суставной ломоты.

За это и сытно накормили и – главное, ради чего шел на риск – ответили на нужные вопросы. Воистину медицина – царица наук.

– Хочу к варяжскому князю податься, – сказал Дамианос. – Людей его полечить. У них, сказывают, серебра много. Далеко ли осталось?

Оказалось, совсем недалеко. В часе пешего хода из озера вытекает Волхов-река. Вдоль нее еще час пройти – там и есть варяжское городище. Только идти коротким путем не надо. Там повсюду дозоры, и каждого, кто со славянской стороны идет ли, плывет ли, хватают и убивают. Местным жителям тоже строго наказано: появится кто из-за озера – тех ловить или варягам доносить. А иначе всему роду смерть.

– Рориковы варяги себя «русами» зовут, – сказал старик, глава семьи. – Они строгие, но живут по закону. Озоруют, а меру знают. Заозерных кривичей всех пожгли, поубивали, однако нас, словен, не трогают. Жить при них можно. Порядок есть. Раньше которые варяги заплывали – те разбойники были. А русы нет, не разбойничают. Дань брать берут. Девок, баб молодых прятать надо – портят. Но тоже ведь понять можно. Ихние-то за морем остались. Скучают. Еще что? Чужих, кто из-за озера, мечами на куски рубят. Русы – они такие. Для потехи убивать любят. А все ж много дурного про них не скажу. Можно жить. А то мы давно поднялись бы да в лес ушли. Лес прокормит, река рыбу даст…

Старик был говорлив. Пришлось повернуть разговор на самое важное.

– Как бы мне к русскому лагерю попасть, чтобы дозорные не зарубили? – спросил Дамианос.

Мужики посовещались, пришли к выводу, что лучше всего обойти кругом и зайти с другой стороны, будто идешь не с юга, а с севера. Тогда не убьют, отведут в городище. А там уж как решат.

– Лучше не ходил бы туда, добрый человек, – сказал чернобородый. – Звери они. То ли серебром тебе заплатят, то ли порешат ни за что. Поди знай.

– И то правда. – Дамианос поднялся. – Спаси вас Перун, а я, пожалуй, назад поворочу. Ну их, варягов.

Полдня были потрачены с пользой. Теперь он знал, как действовать.

Лодку так и оставили в лесу, только укрыли получше – пригодится обратно плыть. Остаток дня, ясного и жаркого, шли пешком через лес, определяя направление по солнцу. Открытые места обходили. Наконец, по расчету Дамианоса, оказались к северу от Рорикова стана. Тогда повернули обратно и взяли наискось, на закат. И теперь уже не таились, шли по тропе.

Беспокоило одно. Эфиопка вышагивала своей порхающей походкой, будто пританцовывала; бедра покачиваются, пышные волосы золотятся на солнце.

– Слушай, – озабоченно спросил Дамианос, – а ты можешь не приманивать своим видом мужчин? Вэринги охочи до женщин.

– Я могу делать с мужчинами всё, что захочу, – самоуверенно ответила она. – Захочу – будут липнуть, как мухи. Захочу – испугаются.

– Ну, пугать вэрингов не нужно. Это может быть опасно. Вот если бы они на тебя не облизывались…

– Поняла. Ступайте, я вас догоню.

Она присела на корточки, стала рыться в своей котомке. Дамианос подал знак автоматону: идем.

Через несколько минут сзади раздались семенящие шаги. Аминтес обернулся и обмер.

По тропинке шаркала ногами сгорбленная старуха, с головой укутанная в тряпье. Лицо африканки еще больше потемнело, сделалось совсем черным и всё покрылось морщинами. Блеск глаз померк, плечи ссутулились.