Имя России. Сталин - Сергей Кремлёв

Нет, всё здоровое в молодых «шестидесятниках» — это от эпохи большевика Сталина. А прибившая позже души многих из них гниль — от межеумочных лет карьериста и нераскрытого троцкиста Хрущёва, которого сегодня тоже кое-кто прочит в первую фигуру российской истории.

Я перелистываю затрёпанную книгу…

Н. Верзилин. «По следам Робинзона», Ленинградское отделение Детгиза, издание второе, исправленное и дополненное, 1953 г. Год смерти Сталина…

К этому году мироощущение нового человека уже сформировалось. В октябре 1920 года, на III съезде комсомола, Ленин только мечтал: «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество». К 1953 году с той поры прошло тридцать три года. И книга Верзилина из серии «Школьная библиотека» зримо и убедительно доказывала, что слова Ленина из программы превратились в факт повседневной практики.

Выросли новые — свободные от нищеты духа люди… Люди, настолько обогатившие свой ум знанием духовных и научных богатств человечества, что они уже были способны писать новые книги для тех, кто может стать ещё свободнее, ещё интеллектуально, духовно и физически развитее, чем их предшественники. Всего лишь, казалось бы, книга об истории культурных растений и о полезных дикорастущих растениях. Однако на её страницах естественно соседствуют герои Жюль Верна и Дефо, Твена и Купера, Майн Рида и Арсеньева… Стихи Лонгфелло об индейце Гайавате и стихи Майкова, Ивана Сурикова, Всеволода Рождественского, Петра Комарова о русской природе…Цитаты из Саади и Миклухо-Маклая, рассказы о мумиях Древнего Египта и войнах Алой и Белой розы, о приключениях советской лётчицы Марины Расковой…

История чая, кофе, красок, бумаги… И советы, как эту бумагу, эти краски сделать в походе по русскому лесу, как разложить костёр, испечь лепёшки и найти верную дорогу в чаще.

Узник Шлиссельбурга народоволец Новорусский, натуралисты Бёрбанк и Мичурин, отважные капитаны де Клие и Картье, академики Пётр Паллас, Тимирязев и Обручев, легионеры Древнего Рима, лотофаги Древней Греции, Садко и Василий Буслаев…

Сотни имён, дат, ситуаций! И всё это не распадается, а живёт единой жизнью единого в творчестве, поисках и труде человечества.

Скромная книга…

И одновременно — величественный итог эпохи Сталина. Один из её логических результатов, обращённый вперёд, в умное бытие Человека — друга и хозяина Планеты…

Впрочем, в начале тридцатых до этого ещё было далеко. Собственно, тогда ещё была под вопросом сама возможность такого будущего в СССР. Под вопросом и потому, что настоящая работа в стране только начиналась, и потому, что было много желающих охаять её и сорвать.

В сентябре 1930 года Сталин пишет Молотову:

«Вячеслав! Уйми, ради бога, печать с её мышиным визгом о «сплошных прорывах», «нескончаемых провалах», «срывах» и т. п. брехне. Это — истерический троцкистско-правоуклонистский тон, не оправдываемый данными и не идущий большевикам. Особенно визгливо ведут себя «Экономическая жизнь», «Правда», «За индустриализацию», отчасти «Известия»…

Ну, пока. Жму руку.

И. Сталин».

Да-а, не позавидуешь! С одной стороны — бывшие князья, за глаза числящие тебя «садистом». С другой — вчерашние соратники, товарищи по партии, честящие «авантюристом»… В конце двадцатых годов в толстом учебнике Бердникова и Светлова

по политграмоте ещё доказывалась «невозможность построения социализма в одной стране».

Прошло пять лет, и «провалившийся» — в глазах князей Голицыных — «садист» пишет всё тому же Молотову:

«Здравствуй, Вячеслав! 1) Письмо получил. Думаем организовать кадетские школы по артиллерии, авиации и морскому флоту. 2) Посылаю директиву СНК и ЦК по составлению контрольных цифр на 36 год. В случае снижения стоимости капитальных работ на 8 % — а это является обязательной директивой, капитальные работы будут доведены до 27 миллиардов при выдаче со стороны государства 25 миллиардов. Это создаёт заинтересованность в снижении стоимости.

Увеличение по школьному строительству (+760 миллионов), по легпрому, лесу, пищепрому и местпрому (всего +900 с лишним миллионов), по обороне — (+1 миллиард 100 миллионов), по здравоохранению, москаналстрою и другим статьям (более 400 миллионов рублей) определили физиономию и размер контрольных цифр на 36 год.

Я не жалею, так как всё, что умножает продукцию ширпотреба, — необходимо усиливать из года в год. Без этого — нет возможности двигаться теперь вперёд.

Ну, привет!

И. Сталин».

С 1 октября 1935 года была отменена карточная система на мясные и рыбные продукты, на сахар, жиры и картофель. А с 1 января 1936 года — на промышленные товары.

В декабре же 1931 года, когда Сталин беседовал с немецким писателем Эмилем Людвигом, карточки были, но — не как принцип, а как необходимость.

Что касается принципов, то Сталин говорил Людвигу:

«Уравниловка не имеет ничего общего с марксистским социализмом. Только люди, не знакомые с марксизмом, могут представлять себе дело так примитивно, будто русские большевики хотят собрать воедино все блага и затем разделить их поровну. Такого социализма, при котором все люди получали бы одну и ту же плату, одинаковое количество мяса и хлеба, носили бы одинаковые костюмы — такого социализма марксизм не знает. Совершенно ясно, что разные люди имеют и будут иметь при социализме разные потребности. Социализм никогда не отрицал разницу во вкусах, в количестве и в качестве потребностей».

И это не было только принципом. Скажем, социализм Сталина не навязывал единообразие вкусов так навязчиво и нагло, как это делает сегодня капиталистическая реклама, от которой порой устают даже те, кто не может представить себе жизнь без капитализма, невозможного без наглой, назойливой и лживой рекламы.

Собственно, социализм Сталина вообще не навязывал кому-либо каких-либо вкусов. Он развивал вкус — к спорту, к настоящему искусству, к подлинно здоровой жизни, наполненной умной работой…

Я УЖЕ КАСАЛСЯ темы репрессий 1937–1938 годов, а сейчас вернусь к ней в иной постановке, напомнив читателю, что период со второй половины тридцатых годов до конца тридцатых годов оказался периодом, когда новая Россия стала фактом и год от года набирала внутри страны мощь и влияние, но когда ещё сильной и влиятельной внутри страны была старая Россия — старая в широком смысле слова, который ко второй половине тридцатых годов вмещал в себя всё отжившее, от не смирившихся с новой жизнью «бывших» до несогласных с ней или просто разложившихся старых партийцев.

В качестве же своего рода «заставки» к излагаемому ниже я приведу историю командира роты запаса А.Ф. Андреева из села Здоровец Ливенского района Центрально-Чернозёмной области.

Зимой 1931 года он написал заявление на имя Секретаря Центрального Комитета ВКП(б) тов. Сталина, начав его так:

«1-го октября 1918 года я добровольно поступил на службу в ряды Красной Армии, где находился до 1923 года. Всё это время был на фронтах, занимая командные должности до командира полка включительно, ранен…»

Вернувшись домой в село, Андреев стал активным селькором, и его неуступчивость встала многим чинушам костью поперёк горла. В 1930 году его «вычистили» из колхоза и хотели лишить избирательных прав, причём Андреев сообщал, что «в избиркоме в это время был белогвардейский офицер Кожухов Иван Иванович». А потом Андреева и вообще арестовали и посадили за решётку.

Описав свои мытарства, комроты запаса заканчивал:

«…Все заявления затушёваны, а прокурор даже предупредил меня, чтоб я со своими заявлениями не беспокоил. Я водил в бой с белогвардейцами роты, батальоны и полки не для того, чтобы теперь через этих же белогвардейцев сидеть под арестом… Обращаясь в Вам, тов. Сталин, прошу обратить внимание на моё заявление и оказать содействие выйти из создавшегося положения. Революционная законность должна победить, виновники в моём беспричинном аресте должны быть наказаны. Материал на меня находится в Ливенском ГПУ — всё мною изложенное я подтверждаю документальными данными, которые у меня имеются».

На этом заявлении Сталин написал:

«Тов. Ягоде. Просьба, немедля двинуть кого-либо из Ваших людей (совершенно надёжного) и по-большевистски — честно, быстро и беспристрастно разобрать дело и «невзирая на лица». 2.II-31.

Сталин».

Как видим, простой человек, уже сидя в камере провинциального отдела ОГПУ, мог невозбранно, не униженным тоном просителя, а как к равному обратиться к Сталину и добиться справедливости.

И этот принцип строго соблюдался все последующие годы. Но когда начались широкомасштабные репрессии 1937/38 годов, стол Сталина почему-то не оказался завален письмами, подобными андреевскому. Хотя «наверх» писали не без успеха и тогда… Показательный, но далеко не единственный, пример здесь — будущий маршал Рокоссовский.