Золотоглазые - Джон Уиндем

Вернувшись, я увидела, что лицо его не так бледно, но он все лежал, силы не возвращались к нему.

— Извините за беспокойство, миссис Уильямс. — сказал он.

— Наверное, лучше позвать доктора, мистер Зеллаби. — он отрицательно покачал головой.

— Нет, не надо, мне уже лучше.

— Думаю, вам следует обратиться к врачу.

Он еще раз покачал головой и сказал:

— Миссис Уильямс, вы умеете хранить секреты?

— Как и все, — ответила я.

— Тогда я вам буду очень признателен, если никто не узнает о моем состоянии.

— Ну, я не знаю, — сказала я, — По-моему, вам все же следует обратиться к врачу.

Он вновь покачал головой.

— Я уже был у многих врачей, дорогих и очень чопорных. Но ни один не назвал мне средство против старения. Вы же знаете, и машина изнашивается.

— О, мистер Зеллаби… — начала я.

— Не огорчайтесь, миссис Уильяма Я еще достаточно крепок. Но я думаю о тех, кто любит нас. Стоит ли их лишний раз расстраивать? Это жестоко. Вы согласитесь со мной?..

— Я согласна, если вы уверены, что с вами ничего серьезного.

— Я уверен, совершенно уверен. Я и так ваш должник, миссис Уильямс, тем не менее хочу попросить вас еще об одном одолжении: не упоминайте о том, что со мной случилось. Хорошо?

— Договорились.

— Спасибо, миссис Уильямс.

— Вы видели что произошло? — спросила я. — Достаточно, чтобы получить инфаркт.

— Я не заметил, кто сидел за рулем.

— Молодой Джим Паули. С фермы Дарк.

— Я помню его, хороший парень.

— Да, сэр. Милый мальчик Джим. Не из тех, теперешних, сумасшедших. Не могу понять, как он мог разбиться насмерть, да еще в деревне. Совсем на него не похоже.

После продолжительной паузы Зеллаби заметил:

— Перед этим он задел одного из Детей, не сильно, слегка: я думаю, тот перелетел через дорогу.

— Один из Детей, — сказала я. И потом вдруг поняла, что он имел в виду. — О, нет, сэр. Мой бог, они не могли бы… — я вдруг замолчала, заметив, как он смотрит на меня.

— Другие тоже видели это, — сказал он. — Более здоровые и не такие впечатлительные. Может, я и сам бы не был так ошарашен, если бы только когда-нибудь ранее в своей жизни был свидетелем такого вот преднамеренного убийства.

Рассказ самого Зеллаби закончился тем, что его охватила дрожь. Когда он замолчал, я посмотрел на Бернарда. В его лице ничего не изменилось, а я сказал:

— Вы предполагаете, что Дети сделали это? Что они заставили его врезаться в стену?

— Я не предполагаю, — сказал Зеллаби с сожалением. — Я утверждаю. Они сделали это так же, как заставили своих матерей вернуться в Мидвич.

— Но если это, как вы утверждаете, знают все…

— Ну и что с того? Что бы сказали вы, будь вы на их месте? Представьте себе, кто-нибудь скажет, что мальчика заставили, что он подчинился чьей-нибудь воле и покончил с собой. Пройдут ли в суде такие показания? Конечно, нет? Понадобится другое следствие, чтобы вынести приемлемый приговор. Почему заседатели и свидетели должны рисковать своим добрым именем? Ради чего? Вам нужны доказательства? Подумайте о себе, о своих взаимоотношениях с окружающими. Вы читали мои книги, я как писатель пользуюсь вашим расположением, к тому же вы лично знакомы со мной. Но даже это не сможет изменить вашего обывательскою мышления. Ведь первое, что пришло вам в голову, когда я рассказывал вам о происшествии: «Как это могло прийти ему в голову или показаться?» Вы не верите мне. Вспомните, друг мой, вы не жили в Мидвиче в то время, когда Дети заставили матерей вернуться обратно.

— Но данное событие более высокого уровня, — возразил я.

— Разве? А вы можете объяснить разницу между просто невероятным и невероятным, но со смертельным исходом? Ну, подумайте, Ведь с того времени, как вы уехали, вы потеряли контакт с невероятным, вас захлестнула реальность. А здесь неординарные события составляют основную часть нашей жизни.

Я почувствовал, что появилась возможность задать несколько вопросов:

— А как же Уиллерс и его теория истерии?

— Он отказался от нее незадолго до своей смерти. — ответил Зеллаби.

Я был ошеломлен. Я хотел спросить о докторе еще у Бернарда, но во время беседы забыл о своем намерении.

— Я не знал, что он умер. Ведь ему было чуть больше пятидесяти лет. Как это случилось?

— Он принял слишком большую дозу барбитала.

— Вы думаете, что… Но ведь Уиллерс не из таких людей…

— Я согласен с вами. Официальное заключение: …нарушения нервной системы. Несомненно, многозначительная фраза, но ничего не объясняющая. Конечно, можно столь сильно переутомить мозг, что сумасшествие будет лучшим исходом. Но никто не имеет ни малейшего представления, почему он так поступил. Так что нам остается удовлетвориться официальным заявлением.

Он некоторое время сидел молча.

— Пока я не узнал, каким будет решение о молодом Паули, я и не вспоминал об Уиллерсе.

— Вы считаете, что к его смерти также причастны Дети?

— Не знаю. Но ведь вы сами сказали, что Уиллерс был не таким человеком. Выясняется, что наша жизнь в деревне гораздо опаснее, чем можно предположить. Прямо скажем, неприятная неожиданность. Мы все должны сознавать, что хотя именно Паули появился из-за угла в тот роковой момент, на его месте мог оказаться любой из нас. Я или Анжела или еще кто-нибудь. Любой из нас: он, вы, я — можем нечаянно причинить Детям боль. Мальчик Паули невиновен. Он сделал все возможное, чтобы избежать столкновения, но не смог. И вот в приступе гнева они отомстили ему, убив. Итак, мы должны решать. Для меня лично Дети — самое интересное из того, с чем мне приходилось встречаться за всю свою жизнь. Мне очень хотелось бы выяснить, как они проделывают подобные штуки. Но Анжела еще молодая женщина, а Майкл все еще зависим от нее. Мы уже отправили его из Мидвича. Не знаю, должен ли я убедить ее уехать. Я не хотел бы принимать преждевременное решение, но я не знаю, когда для него придет время. Эти последние несколько лет были жизнью на вулкане. Разум говорит, что внутри растет и ширится огромная сила, рано или поздно произойдет извержение. Но время идет, и лишь иногда слабые толчки трогают нас, и мы начинаем верить, что извержения не будет. Я спрашиваю себя: этот случай с Паули — просто толчок посильнее или всплеск извержения? И не знаю. Все мы чувствуем присутствие опасности, еще год назад мы строили планы, которые становились ненужными. Теперь нам об этом напомнили, и, вероятно, это тот момент, когда все изменится в сторону реальной угрозы и разрушения моего дома.

Зеллаби был обеспокоен по-настоящему, и в отношении Бернарда не было никакого сомнения. Я почувствовал, что должен извиниться.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});