Походные письма 1877 года - Николай Игнатьев

Поездки ваши в Погребище и Плисково меня живо интересуют. Как мне хотелось бы повозиться с детьми в лесу и на сене! Напрасно покупаете вы вино в Бердичеве. Сколько платите за бутылку? Rug и Canet хорошие вина, но обошлись мне не дороже 10 фр. за бутылку. Впрочем, ты могла бы выписать Medoc (vieux) и vin de Graves (белое) от Базили из Одессы, так как, по заверению Дмитрия, на каждом ящике, заключающем эти столовые вина (последнее - белое) написано четко - Medoc и Graves. Старику Базили нетрудно разобрать и отделить два ящика.

Последняя часть письма твоего смахивает на спартанку. Кто тебя близко знает, сказал бы, может быть, не спорим, а, рыбка? Так ли? Нет, а настоящая мне подруга, самоотверженная и энергическая, ставящая, как и я, долг отечеству выше всех личных побуждений.

От думы ли или же - прозаически - от удушливой жары, но я сегодня не мог спать. В 3 часа ночи встал совсем. Уложились, напились чаю, и за четверть часа до восхода солнца сел я на Адада и отправился к переправе, где к 5 час. утра был назначен сбор. С конвоем царским, сняв шапку и перекрестясь, перешел я пешком по мосту и, сев на Адада, встретил государя на турецком берегу. Тут мы простились с великим князем Алексеем Александровичем, остающимся в Систове и заведывающим моряками (их слишком 1800 чел. теперь на Дунае) для устройства бон (заграждения) и защиты мостов. Приступают к устройству второго моста на плотах и для сего проводят лес из речки, впадающей в Дунай против Никополя. Плоты эти по мере прохода пред турецкими батареями обстреливаются, но до сих пор операция идет удачно.

Всю ночь и все утро сегодня слышна сильная пушечная пальба со стороны Никополя. Криденер, наконец, решился атаковать турецкую позицию. Я уже боялся, что он даст время части Виддинского корпуса, идущей на Лом в Никополь, подкрепить никопольские войска. Дай Бог нам скорее взять этот город и стать твердою ногою на р. Вите, тогда лишь правый фланг наш будет обеспечен. Получены добрые вести из Тырнова. Отряд Евгения Максимилиановича, с которым пошел Николай Николаевич младший, уже захватил проход балканский Шибка, чрез который идет главный почтовый и шоссейный путь. Говорили, что там устроены сильные укрепления и стоит большой отряд. Не знаем обстоятельств, сопровождавших наше движение. Ждем завтра утром подробностей и князя Имеретинского, посланного для сего в Тырново.

Гурко с отрядом Николая Максимилиановича и стрелками, кажется, успел уже овладеть проходом, на который я постоянно указывал - на Хан-Кёй к Ески-Загре. Если это оправдается, то мы успеем перехватить Ямбольскую железную дорогу, и тогда турки придут в смятение, несмотря на то, что собираются пугать нас переходом чрез Дунай в Румынию против Силистрии. Ждем с нетерпением известия, удалось ли наследнику перервать железную дорогу между Рущуком и Шумлою. Туда послан был казачий полк под начальством лихого офицера Генерального штаба полковника Дохтурова (моего приятеля, то есть разделяющего мои воззрения к военному стремлению], [на] славян и нынешние обстоятельства).

В 8 час. утра уже мы дошли до места, избранного для бивака (за сел. Царевна). Переход всего 10 верст. Не стоило ходить. По-моему, идти - так не менее 30 верст. Но дело в том, что с моста продолжительный и трудный подъем, а у Главной квартиры обоз громоздкий и громадный{27}. Притом мост мог попортиться и задержать. Мы нашли, что палатка готова не только для государя, но и для Адлерберга, для Милютина, Мезенцова, Гамбургера, Алексея Александровича - одним словом, для ближайшей свиты. Нам остальным приходилось ждать обоза. Беспорядок большой. Эту придворную челядь никак не сдержишь в порядке. Обоз разделен на два эшелона. В первом - легкие экипажи государя, поименованных выше лиц и, кроме того, Боткина, Воейкова, Рылеева и Арсеньева, странствующих на казенном иждивении, то есть с казенными лошадьми и придворными экипажами. В первом эшелоне должна находиться также моя собственная (единственная собственность) коляска с Дмитрием, а фургон мой с Иваном, равно как и все остальные экипажи, находятся во втором, тяжелом эшелоне, следующем в некотором расстоянии за легким и долженствующим сильно запаздывать. В фургоне палатка с принадлежностями. Таким образом лишь избранные и приближенные будут пользоваться полным придворным удобством, а мы идем настоящим походом.

Благодаря Бога, мои лошадки и повозка до такой степени исправны, что всегда приходят прежде всех. Так как место, отведенное для свиты, было пыльно и мне не досталась бы тень от окружающих царский бивак деревьев, то я предпочел стать отдельно с казаками конвоя. Моя палатка разбита под деревом рядом с палаткою командира конвоя полковника Черевина (умный малый, приятель брата Павла) среди казачьих коновязей. Я люблю русского солдата, казака и рад среди них вспомнить старину и отдалиться от пустого, часто скверного, свитского разговора. Бивак очень живописен. Вода прекрасная и течет около самой палатки. Лошади в тени, и Адад в полном удовольствии (рыжий плетется, но продолжает хромать). Государь и вся свита похваливают моего серого коня, а Кобелев выпрашивает его для царского седла. Сижу в своем кресле, смотрю на пестрые группы казаков и лошадей, а думаю - в даль, смотря на твою фотографию, моя ненаглядная и славная подруга. Ты вся живая мне представляешься, и глубокий, светлый, добрый взгляд (в действительности ты им меня весьма редко награждаешь, не правда ли?) душу проникает.

В 11-м часу, когда прибыл фургон царский, мы позавтракали. Я был приглашен за царский стол в импровизированной беседке (с приближенными). Остальные завтракали, стоя у стола, накрытого вблизи под деревом. В 5 час. обедали на чистом воздухе. Завтра выступаем в 5-м часу в Павлов, в 26-ти верстах отсюда, и присоединимся к биваку наследника, все еще не двигающегося.

Представители герцеговинцев, босняков и старосербов, бежавших от турецкого гнета, прислали в Бухарест известного Любобратича и попа Жарко{28}, чтобы представить государю благодарственный адрес и просить пособия для нового восстания в Южной Боснии. Копию с адреса мне прислали и просили допустить к руке. То же просили англичане - Бекер, Сандвит, Фриман и др., приславши депутата с благодарственным адресом за покровительство христианам. Я должен был ответить Стюарту, что обе депутации были бы приняты государем, если бы поспели в Зимницу, но принимать их за Дунаем во время похода к Балканам немыслимо. Стюарту поручено это выразить учтиво с сожалением, что опоздали. Депутатов герцеговинцев и босняков нельзя в сущности принять, ибо венгры примут это за вызов, и оно противоречить будет существующим с Австрией соглашениям.

Во 2-м часу пополудни получили известие (телеграфически) от главнокомандующего, что проход балканский, ведущий в Хан-Кёй (до Ески-Загры) занят 2 июля Гурко, застигнувшим врасплох находившийся там батальон низама, обратившийся тотчас в бегство к востоку. У нас почти не было потерь. Так как главный проход Шибка занят и укреплен сильно турками, то Гурко вместо того, чтобы, как я предполагал, сделать набег на Ески-Загру и Сливну и захватить Ямбольскую железную дорогу, обратился на запад к Казанлыку и намерен 4-го или 5-го атаковать Шибку с юга в то время, как отряд, посланный из Тырнова, будет атаковывать с севера фронт турецких укреплений.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});