Походные письма 1877 года - Николай Игнатьев

Ты знаешь, я духом не упадаю, но общий ход дела мне не нравится, а деятельность Михаила Николаевича (Кавказ) приводит меня в недоумение и негодование. Всех армян выдали туркам и предоставили сим последним овладеть важным элементом успеха - инициативою действия. Теперь Мухтар с целою армиею станет под Карскими укреплениями, и выбить его будет трудно, а между тем дух мусульман воспрянет, а наши войска и союзники деморализуются. Михаила Николаевича следовало бы отозвать и назначить туда боевого полководца.

Затруднения в Болгарии удесятерятся, и конца войны не видно, если не исправятся дела. Государю лучше было бы вернуться, проводив войска за Дунай и благословив их, нежели присутствовать здесь при могущих быть неудачах. Но я все еще надеюсь, что доблесть русского солдата все сделает и что Бог выведет нас из затруднения. Авось, Мухтар сунется вперед и потерпит поражение в поле, тогда все может тотчас измениться к лучшему быстро.

Прибыли мы к мосту обратно (с понедельника) около 11 час. утра. Вся дорога загружена обозами, и проезд затруднителен. Так как мост чинился, то нам пришлось идти пешком, в то время как государь переехал Дунай на катере. Моя коляска ожидала меня на этой стороне (полюбуйся моею предусмотрительностью) и доставила домой. Вечером поднялся ураган, пыль и затем дождь с грозою и страшными порывами ветра. Я думал выспаться, но было холодно и сыро в палатке: с боков мочило, а верх срывало ветром. Около полуночи пришлось мне встать. Звал я свою прислугу, разместившуюся покойно в фургоне и коляске (Дмитрий и Иван), но никто не откликнулся, и мне пришлось бороться с непогодою в потемках (спички отсырели и переломались), отстаивая целость палатки. Ветер несколько утих чрез 2 или 3 часа, но я уже лег одетым и не мог долго заснуть. В 5 час. поднялся бивачный шум, и ржанье лошадей меня принудило подняться окончательно. Я решился впредь не раздеваться совершенно, а спать в халате на случай подобных же невзгод. Я слегка простудился, и Боткин, сие заметивший, хотел было дать мне касторку и хинину, я отказался и стал принимать aconit и ipeca.

Так быстро справился я, что во вторник же вступил я на дежурство, ездил верхом за государем на смотру и к переправе и сегодня спал отлично в палатке же. Сообщаю вам эти подробности, чтобы вы убедились, что я верен гомеопатии, продолжающей действовать на меня удивительным образом.

Сегодня был на молебне. Никольский приходил поздравить. Сейчас отправляюсь на смотр (на Ададе, рыжий продолжает жаловаться на передние ноги) в совершенной исправности. Глаза мои в очень хорошем положении, слава Богу, так что, пожалуй, подумают, что мне другого лечения и не нужно, как поход на Константинополь. Приняты меры, чтобы палатку мою не сносило и не мочило. Если будет ненастная погода, то перейду в комнатку, найденную по соседству Полуботко, который находится при Гамбургере в царской свите. Нелидов, Ба-зили и Ульянов пошли вперед с главнокомандующим. Черкасский отправился в свою столицу - Тырнов.

Ададу передал твой привет. Дмитрий на другой же день (ради арники) оправился от своего ушиба на дороге из Слатины в Драчу. Канонада до сих пор ни на меня, ни на лошадь действия не производила. Едва ли часто приходится нам слушать ее вблизи от пушек.

Целую ручки у добрейшей матушки. Обнимаю вас тысячекратно. Целую твои ручки, мой друг сердечный. Расцелуй и благослови за меня деточек наших. Вероятно еще раз писать буду из Зимницы. Молитесь Богу за успехи русского оружия. Да сохранит и благословит вас Бог.

Граф Левашов (Ники) сказался больным при виде предстоящих биваков (до сих пор он отделывался) и отпросился у государя к Wunderfrau*, обещавши вернуться (!?) через месяц. Он рассчитывает на заключение мира и получить награду. Вот они, служаки, защитники Отечества. Права, преимущества, отличия - подавай, а пальцем не шевельнет. Государь с такими тунеядцами так же милостив (коли не больше), нежели с нашим братом, безответными тружениками!

No 14

1 июля. Бивак у Зимницы

Наконец-то несколько утешила нас весть с Кавказа: третьего дня получена телеграмма, что две роты, осажденные в течение 26 дней и претерпевшие большие лишения и потери в цитадели Баязета, спасены отрядом Тергукасова. С 10-ю батальонами, 24-ю орудиями и казаками они разбили осаждающих в числе 15 батальонов из Багдада и Диарбекира, пришедших с массою иррегулярных. Честь спасена. Иначе - нравственное впечатление, нам неблагоприятное, было бы пагубно для всего хода кампании. Но мне не нравится, что г. Баязет брошен кавказцами под предлогом разрушения во время осады. Мне кажется, что левый наш фланг к стороне Ван будет en 1'air* и что кавказцы чувствуют потребность сосредоточиться ввиду подкреплений, беспрестанно прибывающих к туркам, и первоначальной своей разбросанности. Теперь остается желать, чтобы Мухтар-паша, опьяневший от отступления перед ним русских, сунулся на позицию Лорис-Меликова у Заима. Тогда турки будут разбиты, Каре сдастся, и дела могут при божьей помощи снова поправиться.

Третьего же дня перед обедом привез от главнокомандующего гусар Бенкендорф донесение Гурко о деле при Тырнове. Оказывается, что турки были до того деморализованы быстрым наступлением гвардейцев (горсть), драгун и казаков с неожиданной для них стороны - от Плевны, что очистили город без большого сопротивления. Наш Церетелев отличился, и государь при громогласном чтении донесения тотчас заявил мне, что даст ему солдатский Георгиевский крест, за что я и поблагодарил его величество. Дело в том, что когда албанские башибузуки втянулись в город, то Церетелев взялся провести в него сотню казаков и в него вскакал за турками в улицы знакомого города и забрал лагерь, в котором нашли знамя, запасы и патронные ящики. Молодец! Вероятно, его произведут в офицеры.

Начинаю опасаться, что кампания наша разыграется и здесь не так хорошо, как можно было ожидать. Наступление Николая Николаевича производится вяло и вместе с тем опрометчиво. Ни тыл, ни фланги не обеспечены. Мы могли бы быть в три перехода под Рущуком, а войска цесаревича прошли всего полтора перехода от переправы и не идут дальше вперед. Простой корпусный командир давно бы двинулся, а с наследником ничего рисковать нельзя. Начальник штаба Ванновский говорит, что предпочел бы бригадою командовать, нежели нести страшную ответственность как начальник штаба пред наследником престола. Крайне неудобно и рискованно раздавать все командования великим князьям. Владимир Александрович ни вкуса, ни расположения к военному делу не имеет, а ему приходится вести корпус в огонь!

Алексей Александрович пил за твое здоровье за обедом, объявив мне, что принадлежит к числу твоих почитателей, и просил кланяться и тебе, и матушке. Он славный малый и дельный, моряк в душе. Когда мы пойдем вперед, он останется на переправе, командуя моряками. Хочет поместиться на турецкой кочерме на воде, сделав себе рубку с каютою. Вся царская семья в расходе и поставлена, Бог весть для чего, на карту! Константин Николаевич оставлен один в России, что едва ли благоразумно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});