Брызги шампанского - Виктор Пронин

Постепенно стемнело.

Площадь осветилась многочисленными огнями, свечами, какими-то странными приспособлениями, которые горели сами по себе и даже давали какой-то свет. У Жоры не было фонаря, и он не мог осветить тусклые в полумраке свои произведения. И потому, едва сгущались сумерки, молча и даже с какой-то обреченностью складывал нераскупленные поделки в черную клеенчатую сумку.

– Тебе надо больше внимания уделить изображению человеческих гениталий, – сказал я ему. – Видел, как радовались эти лишенные мужского внимания юные девочки!

– Знаю я этих девочек, – проворчал Жора. – Они здесь с мая по октябрь шастают. Потом перебираются в Феодосию к мясокомбинату.

– А почему к мясокомбинату?

– Место встречи, которое изменить нельзя. И цены возле мясокомбината самые доступные. Клиенты туда на машинах не приезжают, на автобусах в основном. Остановка так и называется – «Мясокомбинат», – продолжал ворчать Жора.

– И какова же цена?

– Десять гривен. Если трезвый, можешь и за пять уговорить.

– Но над моим предложением ты все-таки подумай.

– Уже подумал. Три изделия в работе. В разной степени готовности. С различными психологическими характеристиками.

– Ты считаешь, что у этих изделий есть психология?! – ошарашенно спросил я.

– Обязательно. Вот с предыдущим членом никто не хотел фотографироваться. А от этого людей оторвать невозможно. Особенно женщин. Мужчины стыдятся.

– Почему?

– Рядом с ним они чувствуют себя неполноценными. И понимают – ничего изменить нельзя, это уже навсегда. Слушай, пошли в «Икс».

– А что это такое?

– Друг мой! Быть в Коктебеле и не знать, что такое «Икс»?! Это непростительно. Любимая моя кафешка. Там меня любят, балуют, позволяют на ночь оставлять мои произведения, и заметь – не воруют. А в других местах воруют. Недавно я заснул от усталости на набережной, и у меня среди ночи украли целую сумку моих произведений. Хотя я об этом уже рассказывал. А кроме того, в «Иксе» могут в долг дать бутылку коньяку. У тебя есть где-нибудь на земле место, где тебе без денег дали бы бутылку коньяку? – требовательно спросил Жора.

– Честно говоря... нет, – признался я, мысленно окинув побережья Греции, Кипра, Крита, Испании, промелькнули берега еще каких-то стран и островов. И я вынужден был честно признаться: – Нет у меня такого места.

– А у меня есть, – сказал Жора и вдруг перебил сам себя: – Вон тот чудной мужик. Не то хворый, не то падлюка. Не исключено, что и то и другое.

Не медля ни секунды, я бросился в указанном Жорой направлении, но пока пробивался сквозь толпу у армянской шашлычной и выскочил на простор набережной... Никого, привлекающего внимание, уже не увидел. То ли я в толпе проскочил мимо него, то ли он свернул где-нибудь в сторону.

– Не нашел? – спросил Жора. – А зачем он тебе? Если хочешь, в следующий раз скажу ему, что ты хочешь с ним встретиться.

– Ни в коем случае! – вскричал я. – Ни в коем случае!

– Понял, – кивнул Жора. – Пошли. – И он двинулся в том самом направлении, куда минуту назад рванулся и я, чтобы увидеть наконец человека, вызывающего у Жоры недоумение. Мы опять дошли до шашлычной, но тут Жора резко потащил меня влево, в темноту, в заросли каких-то южных кустарников, вплотную примыкающих к дому Волошина. Там оказался неприметный проход на территорию Дома творчества. И мы тут же оказались в полной темноте. Только далеко впереди мерцали над дорогой тусклые лампочки.

– Куда идем? – спросил я.

– В «Икс». Там нас ждут.

– Ты что, предупредил?

– Зачем? Нас там всегда ждут. У тебя есть место, где тебя всегда ждут?

– Нет.

– А у меня есть. И не одно. В Москве женщина ждет, она мне свои стихи присылает. Мне, между прочим, посвященные. И в Питере женщина... Она живет возле Аничкова моста. Стихов не посвящает, зато я ей... Посвящаю. Так что, друг мой, мне есть куда деться на этой земле. Пока еще есть. У меня впереди много лет – одна женщина по руке нагадала.

– Увидишь – передавай привет.

– Обязательно.

Тусклые лампочки над дорогой в глубине писательского парка и оказались кафе «Икс». Небольшое, на несколько столиков, с арочными проемами в толстой кирпичной стене, выкрашенной в белый цвет, на стенках висели коряги, отдаленно напоминающие каких-то тварей. Между столиками ходил громадный упитанный пес, рыжий мастиф. Он каждому заглядывал в глаза – не то хотел о чем-то спросить, не то убедиться, что пришел свой человек и ждать от него неприятностей не следует.

Мы сели в угол так, что проем в стене оказался над нашими головами – это мне понравилось. Из темноты, из зарослей парка нас не было видно, а последнее время мне нравится, когда меня не видно. Как меняются убеждения – ведь совсем недавно, всего два года назад, я постоянно думал над тем, хорошо ли я виден со стороны, заметен ли, достаточно ли освещен...

Глупый, самонадеянный человек.

– Тишшше! – вдруг яростно зашептал Жора, припав грудью к столу. – Смотри... Смотри, кто пришшшел!

– А кто пришел?

– Полищук!

И действительно – в кафе входили Полищук, чем-то похожая на себя в молодости, ее седобородый муж с хипповыми повадками и горбатая борзая с острой голодной мордой. На мастифа она не обратила внимания, мастиф тоже ею пренебрег, из чего можно было заключить, что они знакомы и Полищучка со своей свитой здесь иногда бывает. Вся троица расположилась в углу, Жора помахал им рукой, а Полищучка помахала в ответ, и мы смогли наконец снова уделить друг другу немного внимания.

– Они здесь живут с мая, – продолжал шептать Жора. – У них в Коктебеле дом! Так это он. Ее муж – внучатый племянник скульптора Мухиной! Знаешь ее работу «Булыжник – оружие пролетариата» в Москве? Отличный парень! Машину водит. Понял?! На нашей единственной улице это... Многого стоит.

– Хорошо водит?

– Прекрасно! Ни разу еще не привлекали.

– А что за машина?

– Не то «бобик», не то «газик»... Что-то в этом роде. Его машину даже в кино снимали.

– В каком?

– Про войну.

Мы продолжали перешептываться, нам за это время принесли сероватый коньяк, две салфетки и два бутерброда – расплывшийся по хлебу сыр. В дальнейшем выяснилось, что под сыром и в моем бутерброде, и в Жорином таится по куску какой-то сырой колбасы. Из колбасы что-то сочилось. Видимо, эти фирменные бутерброды готовили в духовке, и от температуры потекли и сыр, и колбаса.

Полищучка, скучая, ругала какой-то фильм, в котором она по каким-то причинам отказалась сниматься, ее муж сидел молча, подперев бороду кулаком, борзая обнюхивала углы – видимо, тревожили какие-то запахи.

И в это время резко и близко ударил гром, бело-синим полыхнуло за кособокими окнами, сильный порыв ветра прошумел над нашими головами и, запутавшись в ветвях акаций, стих.

Дождя не последовало.

В сентябре здесь такое бывает.

Неожиданно раздался мощный, басовитый лай мастифа. Он пронесся мимо нашего столика куда-то в темноту, там раздался треск сучьев, человеческий вскрик, и все стихло.

– Опять кого-то сожрал, – не меняя позы, сказал Полищучкин муж. – Когда он, наконец, нажрется!

– Добрейшее существо! – встал на защиту мастифа Жора. – Никогда никого пальцем не тронет, не то чтобы сожрать! Как можно такое говорить о благороднейшем существе, украшении всего побережья!

Появившийся из глубин кафе хозяин молча выслушал Жору, кивнул и вышел. Некоторое время все сидели молча. Мы с Жорой успели выпить по две рюмки коньяку. Сковырнув с хлеба сыр и колбасу, я зажевал оставшейся коркой, когда на пороге появился хозяин с мастифом.

– Не любит, когда крадутся, – пояснил он. – Иди спокойно, можешь переступить через него, наступить на хвост, на лапу – не шевельнется. Но когда видит крадущегося человека – за себя не отвечает. И я тоже за него не отвечаю.

– Мы за все ответим, – рассмеялась Полищучка.

– Кто-то крался, а ему это не понравилось. Вот и все. – Хозяин снова скрылся в глубинах кафе, пес побрел за ним, видимо, благодарный за поддержку. Все снова вернулись к своим занятиям.

Кроме меня – насторожила история с мастифом, который не любит, когда кто-то к кому-то крадется, и пресекает подобные поползновения решительно и бесстрашно.

– Выйдем на минутку, – сказал я Жоре и первым поднялся из-за стола.

– Но мы вернемся?!

– Конечно.

Мы вышли из «Икса», осмотрелись.

– Здесь у них при кафе еще и сауна, понял? И массажный кабинет. Не поверишь, даже бассейн. Вот сюда вход, а там сосредоточены все эти прелести. Уважаемые люди заглядывают. Полищучка с мужем бывают. А это, мой друг, элита! – продолжал бормотать в темноте Жора.

Я посмотрел в ту сторону, куда недавно понесся благородный мастиф. Там были заросли какого-то южного кустарника, остатки забора, туда же стекал небольшой ручей – дальше он устремлялся к чайному домику, мимо столовой и уходил под набережную к морю.