Христианум Империум, или Ариэля больше нет. Том III - Сергей Юрьевич Катканов

для уплаты штрафа, так что жаловаться на ветеранов перестали вообще, и они окончательно обнаглели.

Однажды одного трактирщика поутру нашли в его заведении зарезанным, а на лбу у него кинжалом были вырезаны слова: «Красная сволочь». Вся вина этого безобидного старика состояла в том, что при драконах он не закрыл свой трактир, и к нему частенько заходили комиссары пропустить по стаканчику. Но старик держал трактир и до драконов, и после них, оставаясь совершенно вне политики, просто занимаясь тем единственным делом, которым он мог заниматься. Надпись на лбу несчастного четко указывала на убийц, но это оказалось ещё не самым большим цинизмом. Перед смертью трактирщик завещал свой трактир одному из ветеранов, при том, что у него были жена, двое взрослых сыновей и пятеро внуков.

До той поры Стратоник относился к ветеранам снисходительно, хоть и порыкивал на них, но относительно добродушно. Он не мог сурово наказывать своих боевых товарищей. Но тут в нём что-то сломалось и, пригласив к себе десяток ветеранских лидеров, заговорил с ними уже по-другому.

– Которому из вас трактирщик завещал своё заведение?

– Ну мне… – нагло ухмыльнулся один толстяк в сержантском плаще.

– А ты не знаешь, почему он завещал трактир тебе, а не жене и сыновьям?

– Так я же это… кровь за него проливал. Ну и он того… из благодарности, – сержант продолжал нагло ухмыляться.

– Кровь, говоришь, проливал… У меня очень хорошая память на лица, а твоей рожи я что-то не припомню.

– Так я в обозе служил.

– А… Так ты крыса обозная… И много ты крови пролил, на телегах катаясь?

– Я, между прочим, рисковал наравне со всеми, был ранен стрелою в ногу.

– Ну это какая кровь… А вот сейчас будет кровь, – Стратоник резко ударил своим огромным кулаком в нос ветерана, буквально расплющив его. Хлынула кровь, ветеран завизжал, схватившись за лицо руками.

Это было для всех настолько неожиданно, что остальные ветераны сжались и не могли выговорить ни слова. Наконец, один из них с трудом выдавил:

– Ты что творишь, магистр… Ты не имеешь права…

– Права, конечно, не имею. Но имею возможность. Я же белый герой, мне всё можно и никто меня не накажет.

– Но мы же… – ветеран не успел закончить, Стратоник с такой силой ударил его под дых, что тот ещё долго не мог ни разогнуться, ни выдохнуть.

– Сколько вы платите штраф за нанесение побоев?

– Два золотых, – дрожащим голосом сказал один из ветеранов.

– Быстро достали четыре золотых.

Ветераны покопались в кошельках и протянули Стратонику четыре монеты. Магистр приказал адъютанту позвать городскую стражу и сказал ветеранам на прощание:

– Знаете, что я понял в последнее время? Среди красных было немало прекрасных людей. А среди белых было немало мрази. Вы и есть та самая мразь. А мы сейчас создаём мир нормальных людей. Вам не место в этом мире. На войне я просто прикончил бы вас за измену, но сейчас другое время. Вас будут судить. К последнему преступлению может быть и не все из вас имеют отношение, но разберёмся за одно и с другими вашими делишками. А пока посидите в тюрьме.

Когда подошли стражники, Стратоник сказал их командиру:

– Уважаемый, я тут погорячился, да врезал парочке из этих. Виноват, больше такого не повторится. Вот штраф за нанесённые побои. А теперь отведите этих людей в тюрьму, они обвиняются в совершении тяжких преступлений.

Император одобрил действия магистра, канцлер создал специальную следственную бригаду для расследования преступлений ветеранов. Бюргеры поняли, что наступило время справедливости, завалив следователей жалобами и свидетельскими показаниями. Пришлось арестовать ещё несколько десятков человек. На суде обвинителем был Стратоник. Он потребовал для пятерых смертной казни, для остальных – каторги. Суд удовлетворил требования обвинителя. Потом я императорским указом помиловал главных злодеев, заменив смертную казнь двадцатью годами каторги.

– Но вашего милосердия никто не оценил, – грустно вставил Робер.

– Может кто-то и оценил, но не все. С момента того суда белый террор не исчез, он только тогда и начался по-настоящему. Про «белых волков» слышал?

– Что-то краем уха, никто об этом особо не распространялся.

– Это я приказал не распространяться. Часть ветеранов, обозлённых несправедливым, по их мнению, приговором, создала тайную организацию «Белые волки». Теперь они действовали уже по-другому, не демонстративно и напоказ средь бела дня, а скрыто, в масках, под покровом ночи. По столице покатилась волна убийств бывших красных, в том числе и тех, кто успел искупить свою вину службой у белых.

– Получается, что вы сами спровоцировали белый террор, точнее вывели его на новый, более опасный уровень?

– Тебя там не было, мальчик, – зло прошипел император.

– Простите, ваше величество.

– Да ладно… Но ты не представляешь до какой степени этот вопрос и по сей день остаётся для меня болезненным. Да, мы своими руками вывели белый террор на новый более опасный уровень. А что надо было делать? Когда никого из тех негодяев не казнили, одни обвиняли меня в слабости, в том, что я прикрываю преступления белых, другие, когда ветераны отправились на каторгу, обвиняли меня в том, что я предал белое дело и стал красным императором. Меня часто и во многом обвиняли и друзья, и враги, я всегда старался не обижаться, а понять суть обвинений, по возможности исправить свои ошибки. Но что касается «красного императора»… Ни одно из обвинений в мой адрес не было настолько несправедливым. И настолько обидным. Но как бы мне не было обидно, я всё-таки старался понять «белых волков». Не все из них были мразью. Там можно было встретить настоящих героев, искренне полагавших, что император предал белое дело и перешёл на сторону красных. Беда этих людей была в том, что их сознание всё никак не могло вернуться с войны. У них разум мутился от мысли, что вчерашние враги имеют теперь те же права, что и они. Эти герои не могли понять, за что же они тогда сражались. Они были уверены, что все, кто тогда жил под драконьей властью и не бунтовал – изменники, и все до единого должны пойти на каторгу. Мы никак не могли втолковать этим героям, что сражались мы не за то, чтобы отомстить врагам, а за мир. И этот мир наступил. И надо его хранить. А когда на каторгу вместо красных пошли полсотни белых, у этих героев просто мозги взорвались. Они создали преступную организацию, встали на путь государственной измены. Подавление красного мятежа мы разыграли, как по нотам, но против вчерашних боевых товарищей я не мог действовать теми же методами. И совершал ошибку за ошибкой. Мы слишком долго закрывали глаза на бесчинства ветеранов, надо было гораздо раньше призвать их к порядку, но тогда, когда мы это наконец сделали,