Под властью пугала - Мичо Каламата

– Не так-то просто уничтожить Албанию, – сказал Скэндер. – Нечего бояться итальянского пугала, надо работать и работать, чтобы не допустить этого.

– А я разве говорю, что не надо работать? Только ведь работать надо с умом. Сначала надо подготовить, воспитать и обучить людей, а уже потом бросать их в дело.

– Когда?

– Когда возникнет революционная ситуация.

– Чепуха, – прервал Рауф. – Не знаю, что ты донимаешь под революционной ситуацией, но нас уже так приперло, что дальше некуда. Хуже не бывает. Народ с голоду мрет, а у него на шее Ахмет Зогу, беи, торговцы, жандармы, попы, ходжи, ростовщики – никаких сил больше нет. Ты никогда не играл в кучу малу по-дибрански? Взберутся к тебе на спину несколько человек, не выдержишь, упадешь, и все остальные падают с тобой вместе.

– Ты говоришь, если итальянцы придут сюда, то уничтожат нас как нацию, не будет больше Албании. Но ведь мы и так уже исчезаем как нация! Что делает Зогу со своей кликой? Он как торговец на ярмарке: некогда построить лавку или балаган, спешит нажиться, набить карманы, а то вот-вот стемнеет, ярмарка кончится и надо будет отправляться восвояси. Так они действуют, потому и довели народ до точки. Вот мы любим хвастаться, что албанец – человек слова, храбрый, щедрый, гостеприимный, но посмотри, что делает с албанцем нужда! Храбрый албанец трепещет перед жандармом и чиновником, перед судьей и адвокатами. Щедрому албанцу нечего предложить гостю, ведь он сам живет на вареной кукурузе. Албанец, человек чести, превратился в притворщика, лгуна, подхалима, yalan sahit,[48] шпионит за своими близкими, только бы выжить. Клика Зогу превратила страну в рай для доносчиков и проходимцев. Честность никого не прокормит. Чем изощренней ложь, тем выше ценят лгуна. Ложь и правда сплелись в такой клубок, что только мечом и можно разрубить. А ты нам говоришь, не рыпайтесь, потому что у Ахмета Зогу за спиной Италия! Нет, тысячу раз нет! Без свержения Ахмета Зогу и его клики, что так по-хозяйски расположились на нашей пропитанной кровью земле, Албанию не спасти!

– Ну зачем так, дружочек? Не надо горячиться! Я же не говорил, что ничего не надо делать.

– Действия, которые ты предлагаешь, напоминают мне сказку об осле, как он волка повстречал, – насмешливо проговорил Рауф. – «О господи, сделай так, чтобы это был сон!»

– Что же, по-вашему, мы не должны считаться с тем, что правительство заключило договоры с Италией, по которым она имеет право вмешиваться в наши внутренние дела?

– Нет. Мы так не говорим, наоборот. Фашистская Италия – наш главный враг, клика Зогу – ее орудие. Поэтому мы должны бороться за изменение нынешнего положения, опираясь на ненависть нашего народа к итальянскому фашизму.

– Его все ненавидят, – подтвердил Рауф, – все как один!

– А поэтому, если мы сумеем объединить все наши силы, клика Зогу не продержится и суток.

– Как же мы их объединим? – спросил Рауф.

– Вот об этом и надо думать!..

На западе солнце уже погружалось в море, как большая красная софра. Облака причудливой формы окрасились багрецом.

– Как красиво!

– Что?

– Закат солнца.

Рауф со Скэндером понимающе переглянулись, будто говоря: «Мы ему о том, что наболело, а он нам о закате!»

– Как подумаешь, что мир так велик, так прекрасен, а жизнь так коротка! – продолжал Йовани.

– Ты послезавтра едешь в Италию, опять сможешь наслаждаться этим большим миром, – сказал Скэндер.

– Да. Хоть на какое-то время вырвусь из этой мрачной тюрьмы.

– А я даже не представляю, какая там жизнь за морем, – сказал Рауф.

– Счастливец!

– Почему это?

– Довольствуешься малым. Чем меньше человек знает, тем он счастливее.

– Что за дикость, – сердито сказал Скэндер. – Ахмет Зогу позакрывал школы и плачется, что у нас излишек интеллигенции, а восемьдесят процентов населения неграмотно.

– Ахмет Зогу тут ни при чем.

– Они как раз и говорят: чем народ неграмотнее, тем счастливее.

– Сами-то они уж больно грамотные. Не видишь разве, как они управляют? На каждом шагу ошибки.

– Ошибка ошибке рознь. Они прекрасно знают, где им надо ошибиться, а где нет.

– Что-то я не понимаю.

– Пошли, – недовольным тоном сказал Рауф. Ему не по душе был весь этот разговор. Не впервые они спорили, но сегодня Скэндер был особенно запальчив, и дело могло дойти до ссоры.

– Пошли.

Когда они вошли в город, уже стемнело, кое-где зажглись тусклые огни.

– Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, Йовани!

Рауф взял Скэндера за локоть.

– Ну что ты кипятишься?

– Просто удивительно, Рауф, откуда у него такие взгляды? Поговорить он мастер, ничего не скажешь. Все тебе растолкует: и первобытный коммунизм, и стоимость, и прибавочную стоимость, а как дойдет до дела, так ничего, кроме рассуждений, от него не дождешься.

– Он такой образованный – целыми днями сидит над книгами. Да и чего от него ждать? Он ведь из богатых, сын Танаса Лимы, самого крупного торговца в городе.

– Погуляем немного?

– Как хочешь.

VI

Как обычно, Скэндер застал своих домашних на веранде. Отец сидел за столом, перед ним – рюмка раки и блюдце с маслинами, мать шила, Шпреса склонилась над книгой, Агим чинил воздушного змея.

– Добрый вечер!

– Добрый вечер!

– Пришло письмо от тети, – сообщил Агим.

– Да? Ну и что она пишет?

– Господину Зетиру не удалось выхлопотать тебе стипендию, – ответила мать.

Скэндер опустился на стул.

– Я так и знал, что не дадут мне стипендию, – хмуро произнес он. – Агим, принеси попить.

– Господин Зетир устроил тебя на курсы.

– Какие курсы?

– Открываются курсы офицеров жандармерии.

– Вот как! – Он взял у Агима стакан. – Значит, господин Зетир советует идти в офицеры.

– Что ты на это скажешь? – спросила мать.

Все смотрели на Скэндера выжидающе, особенно отец.

– Не пойду! – решительно ответил он.

Отец поднял рюмку, отпил глоток и повернулся к Шпресе:

– Принеси рюмочку и Скэндеру!

– Но почему же, сынок? Чем плохо быть офицером? – уговаривала мать. – Поедешь в Италию, получишь мундир. И жалованье хорошее. Тетя пишет, что ты не пожалеешь.

– Нет, мама, я не пойду. Не хочу быть жандармом.

– Ладно, жена, оставь, – сказал учитель.

– О господи, оба вы одинаковые, что один, что другой. Твой отец говорит: «Не хочу, чтобы мой сын был жандармом», а кем же ты будешь? Стипендию не дают, офицером быть не хочешь. Что будем делать?

– Подумаем, – коротко ответил учитель.

За ужином все молчали. Слышался лишь стук ложек и вилок. Неожиданно Агим произнес:

– А как пошел бы Скэндеру мундир! Отрастил бы себе длинные усы, как у жандарма Камбери!

Все рассмеялись.

– Да замолчи ты! – сквозь смех сказала Шпреса. Сравнение с жандармом Камбери, известным грубияном и хамом, еще больше убедило ее в правоте брата.

После ужина учитель позвал Скэндера:

– Пойдем поговорим. Шпреса, принеси нам кофе в гостиную.

Демир сел за свой стол, где обычно проверял школьные тетради. Скэндер остался стоять.

– Давай спокойно все обсудим, – сказал учитель. – Это письмо и меня расстроило. Вот уж не ожидал, что господин Зетир может додуматься до такого. Ждали одного, а вышло другое. Не думаю, чтобы он сам до этого дошел: они хотят меня сломить, сделать соучастником своих подлостей и преступлений. Но ничего у них не выйдет! Я только одного боялся, Скэндер, что ты согласишься.

– Как ты мог подумать, отец!

– Ты молод, думал я, прельстишься карьерой, мундиром, Италией, мало ли?

– Ни за что!

– Я очень рад, что ты против, но надо подумать, что нам теперь делать.

Скэндер нахмурился.

– Надежды на стипендию больше нет, – продолжал отец. – На курсы ты не идешь. Но без работы тоже нельзя. Может, похлопотать насчет места в каком-нибудь учреждении? Пойдешь в чиновники?

– И служить не хочу, – сказал Скэндер. – Чиновник то же самое, что жандарм.

– Знаю, Скэндер. Чтобы сделать служебную карьеру, надо уметь пресмыкаться перед начальством и притеснять народ, надо подличать, лавировать, брать взятки. Ты на это не способен, я знаю, в меня пошел.

В его голосе послышалась гордость за сына, и Скэндер смущенно опустил голову. Сам он всегда гордился отцом, его мужественным характером, всей его жизнью.

– А может, ты пойдешь учительствовать, в деревню, например? – спросил отец, скручивая цигарку. – Учитель – неплохая профессия, Скэндер.

– Это благородная профессия, отец.

– Учитель служит не правительству, а родине. Он воспитывает новое поколение. Так ведь?

– Конечно, так, отец. Но…

Вошла Шпреса с чашечками кофе, и он умолк.

– Ты что-то хотел сказать, Скэндер? – спросил отец, когда она вышла.

– Пожалуй, я пошел бы учителем, все равно куда. Если же не удастся устроиться, тогда…

– Тогда что?

– Тогда придется искать другую работу.