Украинское движение в Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны. Между Веной, Берлином и Киевом. 1914—1918 - Дмитрий Станиславович Парфирьев

Галиции[606]. Для местных учителей, желавших преподавать в новых школах, открылись подготовительные курсы. «Хотя бы те десять с лишним сел, где будут школы, будут настолько счастливы, что им откроются глаза, кто они, чьи сыновья, каких родителей», – писал Д. Битовский[607]. Кадров для украинских школ на «освобожденных землях» не хватало. Среди галичан на призыв ехать на Волынь откликнулись немногие, но те, кто вызывался, делали это охотно и соглашались отправиться «работать на пользу местного украинского населения» кем угодно и когда угодно[608]. Совсем юные учительницы из Галиции проявляли фанатичную преданность своему делу: 21-летняя А. Гайдучок проводила в школе целый день и еще давала частные уроки, а 20-летняя С. Сидорович и вовсе какое-то время вела все занятия одна, пока в школу не нашли других учителей[609]. Преподавательница школы в Ковеле И. Пеленская покончила с собой, когда часть ее учеников предпочла перейти в польскую школу[610]. К середине августа 1916 года из 41 учителя украинских школ на Волыни 22 были приезжими из Австро-Венгрии, причем 18 из них были военными[611].

Сотрудничество с евреями на «освобожденных землях» было неизбежным – в ВУС и СОУ это понимали, поэтому, провозглашая на украинской территории право национальных меньшинств на «свободное культурное развитие», отмечали, что прежде всего речь идет о евреях[612]. В крупнейшей из украинских школ на Волыни из 301 ученика было 35 православных, 7 римокатоликов и 259 иудеев. Стрельцы и учительница С. Сидорович были не в восторге, но масштабы школы для них были важнее[613]. Чтобы убедить АОК, что вербовка в УСС эффективна, комиссары даже туда привлекли несколько десятков волынских евреев[614].

Состоянием школьного вопроса в Холмщине, где украинцам Австро-Венгрии не удалось развить ту же активность, что и на Волыни, украинцы продолжали интересоваться даже после ее передачи в состав Люблинского генерал-губернаторства в апреле 1916 года. Так, в конце того же месяца И. Крипякевич просил А. Барвинского подробно расспросить приехавшего во Львов школьного инспектора из Холма о положении дел в регионе[615].

В греко-католической церкви и близких к ней кругах витала идея возвращения на Волынь и в Холмщину унии, к которой значительная часть местного населения принадлежала до середины XIX века. Представители церкви заявляли, что многие украинцы Холмщины приняли латинский обряд, чтобы «сохранить свою веру» ценой «денационализации»[616], и в условиях свободы уния вытеснит «схизму», то есть православие[617]. Эту точку зрения разделял и ВУС: в январе 1916 года он предложил АОК как можно скорее отправить на Холмщину несколько греко-католических священников для окормления тех, кто «в душе своей всегда оставался предан униатской вере», и разработки предложений по организации униатской церкви в регионе. Для тех, кто исповедовал православие, предполагалось привлечь православных священников из Буковины[618]. Галицийско-украинские газеты осуждали ущемление прав греко-католической паствы и украинского языка в Холмщине и выражали надежду, что власти восстановят справедливость на «освобожденных землях» и «поставят на соответствующие места соответствующих людей»[619].

В школах на Волыни приезжие униатские священники, преподававшие закон Божий, воздерживались от явной пропаганды унии. Акцент делался на том, что объединяет православных и униатов, например на «украинских» святых, таких как князь Владимир и княгиня Ольга[620]. Возмущение в церковных кругах вызвала статья Р. Заклинского «Одна проблема», опубликованная в «Шляхах». Автор призывал униатских священников на Волыни вести себя максимально осторожно в распространении унии[621]. Околоцерковный журнал «Нива» негодовал – о каких призывах к осторожности может идти речь, если «до сих пор не послали мы в Холмщину ни одного священника, не послали туда ни одной брошюры или журнала, о какой-то акции хотя бы в будущем даже не слышно»[622].

Польская сторона с беспокойством следила за активностью украинцев на оккупированных территориях Российской империи, особенно в Холмщине, принадлежность которой для польской общественности было болезненным вопросом с довоенных времен. ГКН возмущался попытками «искусственно создать» украинское движение в регионе, где его никогда не было, и требовал от австро-венгерских властей присоединить поветы исторической Холмщины к Люблинскому генерал-губернаторству, что означало бы признание их польского характера[623]. Старания ВУС польская пресса иронично называла бесполезной «бумажной войной», отмечая, что никакого украинства на оккупированных землях Российской империи нет[624].

3.4. Россия и другие альтернативы

Если потенциальное сотрудничество с Россией было невозможно в силу позиции самого официального Петрограда, то западные члены Антанты в перспективе могли стать ориентирами для западных украинцев. Уже во время войны западноукраинская печать открыто называла Великобританию и Францию «культурными» странами, повинными лишь в участии в развязанной Россией агрессивной войне. Но мысли о возможности установить контакты с Антантой украинские политики Австро-Венгрии не допускали[625]. В начале 1915 года в Осло министр иностранных дел нейтральной Норвегии пытался убедить члена УРП О. Назарука, приехавшего в качестве представителя СОУ, что украинцам Австро-Венгрии необходимо выступить на стороне Антанты. Назарук передал совет норвежского министра лидерам австрийских украинцев сначала в письме, а спустя три месяца и устно, но никаких шагов за этим не последовало[626]. Попытки западноукраинских политиков наладить антироссийскую пропаганду в нейтральных странах также не имели успеха – обострять отношения с Россией никто не хотел. Глава МИД Швеции, который «боялся как огня любого недопонимания с царской Россией и совсем этого не скрывал»[627], в беседе с Назаруком пригрозил тому выдворением из Швеции, о чем сразу похвалился русскому посланнику А.В. Неклюдову. «На этом и покончились переговоры Мазепы с Карлом XII», – острил Неклюдов в донесении министру иностранных дел[628].

До самого вступления США в войну в апреле 1917 года украинцы Австро-Венгрии пытались заручиться поддержкой диаспоры за океаном и с ее помощью доносить свою позицию до американских правящих кругов. С 1914 года ГУС, а затем ВУС в Америке представлял С. Демидчук[629]. Положение дел в США его разочаровывало – весной 1915 года он писал К Левицкому, что все диаспоры, кроме немецкой и ирландской, настроены против Германии: «Свободная Америка следует за деспотической Россией!»[630] Деятельность открытого Демидчуком пресс-бюро не приносила заметных плодов: в письме В. Степанковскому он жаловался на нехватку новостей с Украины и просил делиться с ним информацией, чтобы в Америке заметили его работу[631].

Уникальное положение среди нейтральных стран имела Швейцария, где были налажены немногочисленные каналы связи между австрийскими украинцами и Россией. Важнейшими связующими звеньями были жившие в Лозанне эмигранты из России В.