Золотая книга лучших сказок мира - Шарль Перро

белок в широких турецких шароварах и зелёных бархатных шапочках. Они, по-видимому, были поварятами. С величайшим проворством они лазали по висевшим на стенах полкам, доставали оттуда кастрюли и блюда, приносили яйца и масло, коренья и муку и всё это ставили на плиту.

Старуха же в своих кокосовых скорлупках бегала и суетилась по комнате, и мальчик видел, что она старается сварить ему что-то очень вкусное.

Вот затрещал огонь под плитой, в кастрюле закипело, и приятный аромат разлился по комнате. Но старуха продолжала бегать туда и сюда, морские свинки за ней, и каждый раз, проходя мимо плиты, она совала свой длинный нос прямо в горшок.

Наконец, кушанье закипело, пар густыми клубами повалил из горшка, и пена полилась на плиту. Тогда старуха сняла горшок с плиты, вылила содержимое его в серебряную тарелку и поставила её перед маленьким Яковом.

— Вот тебе, сыночек! — сказала она.— Покушай этого супа, тогда у тебя будет всё то, что тебе так понравилось у меня. Будешь и ты искусным поваром, но корешка, корешка-то не найдёшь, потому что его не оказалось в корзине твоей матери!

Мальчик не понял, о чём старуха говорит; да он и не старался понять: всё его внимание было поглощено супом, который ему очень понравился. Правда, мать не раз готовила для него разные лакомые блюда, но такого супа он никогда ещё не пробовал. От супа исходил чудный аромат трав и кореньев; при этом он был и сладок, и кисловат, и чрезвычайно крепок.

Пока Яков доедал последние ложки лакомого блюда, морские свинки зажгли аравийский ладан, и комната наполнилась голубоватым дымом. Всё гуще и гуще становился этот дым, а запах ладана усыпительно действовал на мальчика. Несколько раз он вспоминал, что ему пора возвратиться к матери, но вслед за тем его снова одолевала сильная дремота — он забывался и, наконец, крепко заснул на диване у старухи.

Странные сны мерещились ему. Ему казалось будто старуха снимает с него платье и одевает в беличью шкуру. Теперь он мог прыгать и лазать не хуже белок. Он жил вместе с белками и морскими свинками, которые оказались очень благовоспитанными особами, и вместе с ними прислуживал старухе. Сначала ему поручали только чистку сапог, то есть он должен был натирать до блеска маслом кокосовые скорлупки, служившие старухе туфлями. Так как в доме отца ему часто приходилось исполнять подобную работу, то он справлялся с нею наилучшим образом. Через год — снилось ему дальше — ему стали поручать более тонкую работу. Вместе с несколькими другими белками он должен был ловить и собирать пылинки, а потом просеивать их сквозь тончайшее волосяное сито. Дело в том, что старуха считала пылинки питательными веществами, а так как она за неимением зубов не могла разжевать ничего твердого, то ей пекли хлеб исключительно из пылинок.

Ещё через год он был переведён в разряд слуг, собиравших воду для питья старухи. Не думайте, однако, что она велела для этого вырыть бассейн или доставить во двор бочку, чтобы собирать в неё дождевую воду,— нет, у неё дело было обставлено похитрее. Белки, а в том числе и Яков, должны были собирать в ореховые скорлупки росу с роз, которую старуха употребляла для питья, а так как она пила очень много, то у водоносов работа была нелёгкая.

Прошёл ещё год, и маленького Якова перевели на домашние работы. Ему поручено было содержать в чистоте пол, но так как последний был из стекла, на котором можно было заметить малейшее дыхание, то и эта работа была тоже не из лёгких. Чтобы вытирать пол, Яков должен был обёртывать ноги старым сукном и разъезжать таким образом по всем комнатам.

Наконец, на пятый год его перевели на кухню. Это была почётная должность, которой можно было достигнуть только после продолжительного искуса. Яков прошёл все степени, начиная с поварёнка до первого повара, и достиг такой ловкости и уменья во всём, что касается кухни, что часто дивился самому себе. Самые замысловатые блюда, паштеты из двухсот снадобьев, супы из всевозможных кореньев и зелени — всё это он научился приготовлять, и притом необыкновенно скоро и вкусно.

Так провёл он около семи лет в услужении у старухи. Но вот однажды она сняла кокосовые туфли и, взяв в руку корзину и клюку, собралась уходить. Она приказала Якову, чтобы к её возвращению он ощипал курицу, начинил её зеленью и хорошенько зажарил. Так Яков и сделал. Свернув курице шею, он обварил её кипятком, искусно ощипал перья, соскоблил кожу, чтобы она стала гладкая и нежная, и вынул из курицы внутренности. Потом он начал собирать коренья, которыми должен был её начинить. В кладовой он увидел стенной шкафчик, дверь которого была полуотворена и которого он до сих пор ни разу не замечал. Он с любопытством заглянул туда. В шкафу стояло множество корзинок, из которых исходил сильный приятный запах. Он открыл одну из корзинок и нашёл в ней растение какой-то особенной формы и цвета. Стебли и листья его были голубовато-зелёные, а цветок огненно-красный, с жёлтой каймой. Яков задумчиво поглядел на этот цветок, понюхал его и вспомнил, что он так же сильно пахнет, как тот суп, которым когда-то угостила его старуха. Запах был так силён, что он должен был чихнуть — раз, другой, и, наконец, он начал чихать так сильно, что проснулся.

Он лежал на диване старухи и удивлённо осматривался кругом. «Удивительно, как можно видеть такие вздорные сны,— сказал он самому себе,— и притом с такой ясностью! Ведь я мог бы поспорить, что был белкой, товарищем морских свинок и всякой другой нечисти и, наконец, сделался великим поваром. Вот ужо посмеётся маменька, когда я ей расскажу всё это! Впрочем, не будет ли она меня бранить за то, что я заснул в чужом доме, вместо того чтобы помогать ей на рынке?» С этими мыслями маленький Яков поднялся с места, чтобы уйти домой, но всё его тело так онемело от сна, в особенности затылок, что он не мог повернуть головы. Он невольно рассмеялся над собою и над своею сонливостью, так как каждую минуту стукался носом то о шкаф, то о стену или же задевал им за косяк двери. Белки и морские свинки с визгом бегали вокруг него, как будто желая его проводить. На пороге он обернулся и пригласил их последовать за собой, но они побежали обратно в дом и только издали провожали его жалобным