Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в полёте классно снято: похоже, что успел передумать, да назад-то не очень, вот он и дёргается, и рожа уже совершенно не поэтичная, скорее перекошенная и — фигак ещё раз! — это он на асфальте лежит, а из-под головы кровь полегоньку растекается.
С кровью тоже была морока, дурак Вадик всё красную тушь пропагандировал, я его насилу убедил, что в кино кетчупом пользуются. Тыщу упаковок извели, Юра сердился, голова у него, видите ли пачкается, а что голова, это же кетчуп, а не солидол, под краном смыл, и все дела.
Но по концовке получилось — прямо дух захватывает. Шедевр, я считаю.
Ну и вот, одновременно на Вадиковой странице API запрограммировали, чтобы бабки отслюнявливать. Там тоже: если шаришь, дел на три щелчка, а парень восемь косых взял. Слов у меня не было, я просто зубы сжал и отдал последнее, даже ещё у Грушина пришлось трюндель стырить. Ну а что делать, не останавливаться же, время поджимало, но на будущее я запомнил, решил и с этим разобраться, чтобы впредь не разбрасываться.
Ну и всё. В объявленный день вывесили.
Честно сказать, я боялся — а вдруг не выйдет. Что я тогда буду делать, что Прасолову скажу… да ерунда, конечно, вывернулся бы как-то, где-нибудь надыбал. Я вечно всякой фигнёй страдаю.
Но тут звонит Вадик — прямо заикается.
Подожди, говорю, ты толком сначала главное скажи: пошло дело?
Пошло, говорит, ещё как пошло.
Они, говорит, сумасшедшие, Никанор. Я, говорит, и подумать не мог, что они такие психи. Если бы я знал, что они такие, я бы, говорит, давно бы сам всё сделал. Даже жалко, говорит, что я такую мутку в одиночку не поднял. Это же, говорит, всё моё должно быть, по идее-то. Это же мои, говорит, личные френды, а не чьи-нибудь ещё. Я, говорит, единолично должен был их окучить, вот типа незадача.
Тут я даже растерялся. Один он мог бы. Ну да, говорю, была у собаки хата, ага.
Ну и вот, а вечером Анечка ни с того ни с сего спрашивает, умею ли я хранить секреты. И так важно спрашивает, так таинственно, с такими понтами, будто она давно на голову выше меня и понимает что-то такое, до чего мне ещё расти и расти. Она-то совсем взрослая, взрослой жизнью живёт и взрослыми вещами занимается, а я ещё пацан сопливый и только глазами лупаю.
Ну да, говорю, я умею хранить, я вообще главный хранитель секретов, пусть не сомневается.
И она открывает мне этот секрет — открывает под честное-расчестное слово, что я не проговорюсь, даже если мне иголки под ногти будут засовывать, даже если пакет на голову наденут, я останусь нем как рыба и умру с запечатанными устами. Хорошо, с запечатанными так с запечатанными. Для верности, говорю, можно и скотчем залепить, если запечатанности не хватит. Сердится: ты не смейся, ты скажи, сможешь? Да, конечно, отвечаю, на все сто. Я с младенчества готовлюсь к фашистам попадать, почему, думаешь, у меня ногти всегда такие синие.
И она открывает мне страшную тайну.
Так и так, говорит. Вот ты всё не верил, а помнишь того парня из китовой нашей группы, Old Galaxy бай нэйм. Ты всегда в стороне остаёшься, а кое-кто проходит все ступени. Вот и он прошёл. Недавно объявил, что окончательно готов и скоро улетит к синим китам. И поручил другу, который будет провожать, всё заснять. А потом вывесить в Сети ролик с его отлётом.
И дату назвал.
Ага, говорю, и что же.
А то, что настала названная им дата, траурно говорит Анечка. И на следующий день друг и правда вывесил ролик. Я шесть раз смотрела. Шестьсот рублей забашляла. Может, ещё посмотрю, очень уж интересно. И страшно. Так и тянет смотреть. А денег не жалко, это же не просто так деньги, это не ему, нафиг ему теперь деньги? Если улетел, ему деньги пофиг. Это детям, которые больны раком. Сам улетал к синим китам, а сам ещё о больных детях думал. Вот какой чел!
Был, уточняю. Был такой чел. Да, говорю. Беда, говорю. Жесть, говорю. Надо же.
Ну что ж, говорю, отлично, надо мне тоже при случае глянуть.
* * *
Утром получали аттестаты. Понятно, что всё должно быть устроено так, чтобы нормальные люди в процессе торжества сохли намертво, — ну и всё отлично получилось, потому что после такого количества всякой чуши они хоть на миллиметр живыми остаться не могут. Много прозвучало красивого и полезного, от чего то и дело слёзы на глаза наворачивались: и что настал светлый день, и что надежда и опора, и что все двери нараспашку — и потом всё то же самое три тыщи раз по тому же месту.
Правда, Бахолдина чуть не расплакалась, когда своё толковала: голос хриплый, едва не хлюпает, кое-как закончила о дверях и надеждах. Мне прямо жалко её стало, я в ней девочку увидел. Все знали, почему она так расчувствовалась: она, можно сказать, наравне с нами школу закончила, только мы на волю, а она на пенсию. Тоже воля своего рода, да видно не такая весёлая, вот она и разнюнилась.
Когда, наконец, кончилось, ещё и половины второго не было, а вечер в шесть. Я предложил погулять, но Анечка уже стала озабоченная, губы поджаты, взгляд скользит, и понятно, лишь такие глупые и чёрствые, как я, могут не понимать, какие дела ей предстоят: аж платье надеть и губы заново намазать. Времени в обрез, может, ещё и не уложится, тогда маленько опоздает.
Ну и ладно, мне тоже надо было кое-что напоследок сделать.
Поезд в двадцать три ноль пять, мама просила, чтобы я на утренний брал, но вечерним лично мне по некоторым причинам больше климатило, я сказал, что не было на утренний, Грушин удивился — да ладно, мол, не может быть, но потом само собой замялось.
А что до гуляния после выпускного на всю ночь, чтоб те, кто ещё белый свет от темени отличить сможет, рассвет встретили, так у меня были кое-какие планы. И когда я умишком раскидывал, решил, что лучше уехать именно после выпускного. Все в сторону набережных, а у меня в двадцать три ноль пять ту-ту-ту и тук-тук-тук. А солнце и без меня отлично взойдёт, не задержится.
С Фёдором Константиновичем всё уладилось ещё недели две назад, когда мне эти мысли пришли.
Мать поначалу твердила, что это неудобно. Фёдор Константинович ей хоть и дядька, и она его всю жизнь Федей зовёт по-родственному, тем более что он и старше всего на девять лет, но всё-таки неловко. Типа если б жили в
- Темные ангелы нашей природы. Опровержение пинкерской теории истории и насилия - Philip Dwyer - Прочая старинная литература
- Дневник: Закрытый город. - Василий Кораблев - Прочая старинная литература
- Сказки темной Руси - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова - Прочая старинная литература / Прочее / Русское фэнтези
- Жизнь не сможет навредить мне - David Goggins - Прочая старинная литература
- Случайный контракт - Наталья Ручей - Прочая старинная литература
- Нет адресата - Анна Черкашина - Прочая старинная литература / Русская классическая проза
- Пифагореец - Александр Морфей - Прочая старинная литература
- Строить. Неортодоксальное руководство по созданию вещей, которые стоит делать - Tony Fadell - Прочая старинная литература
- Сказки на ночь о непослушных медвежатах - Галина Анатольевна Передериева - Прочая старинная литература / Прочие приключения / Детская проза
- На спор - Алиса Атарова - Прочая старинная литература / Ужасы и Мистика