Облака перемен - Андрей Германович Волос

тут же ответку кинул,  что я сам придурок, но это пофиг, а главное: что меня никто не знает, а его выхода несколько тысяч ждёт.

Ого, думаю. Врёт небось.

Тут же посмотрел — фигасе: так и есть. Он не врал, пять с лишним тысяч придурков ждало его выхода в эфир. Пять с лишним тысяч таких же безумных, как он, френдов. Если точно, то пять тысяч сто двадцать семь.

И где-то там между ними Анечка.

И я не стал его забанивать.

 

* * *

Но всё оказалось очень непросто.

Во-первых, он как услышал, что я предлагаю встретиться в офлайне, тут же наделал под себя. С перепугу такое понёс, прямо обхохочешься: и что я небось из ментовки, и что я небось чей-то шнурок, а ему только чужих шнурков и не хватает для полного счастья, и что я чёрт с рогами. И что он на меня плевал, и ещё сто раз плюнет, и спокойно это сделает, потому что я его никогда не найду, так что он плюнет тыщу раз, так что лучше мне отвянуть и никогда больше не всплывать на горизонте.

Хотя вообще-то мог бы он не напрягаться так со своей плювотой и визгами, а просто тихо меня забанить. А поскольку не забанил, значит, закинутая мной удочка привлекла внимание.

Но уже чтобы сделать простую вещь — пересечься в реале, пришлось нагромоздить такой план во всех подробностях, что ФСБ бы позавидовало. Проговорили до мелочей: он не возьмёт с собой ни планшета, ни даже телефона, так что если это всё-таки подстава и схватят злые менты, то его, тихого юношу (я нарочно спросил: ты ведь тихий юноша? — да, говорит, ещё какой тихий), на самый крайняк никто не сможет связать с тем погонщиком синих китов, кем он на самом деле является, —  с обладателем ника Old Galaxy.

А если не менты, а просто шнурки замороченных им чад замыслили облаву, так встречу можно назначить в таком месте, где тайком к нему никто не подкрадётся.  У Чехова лучше всего, там вокруг шаром покати, на километр видно во все стороны, пусть не ленится и тыквой крутит: приметит издалека кого неподходящего и тут же скипнет, и все дела. И вообще не надо ссать в компот, там косточки.

Короче конспирация как перед взятием Зимнего. Я даже удивился, что в конце концов уломал.

И вот на тебе: оказался лоб ещё тот, это он в чате мог проканать под разочарованного девятиклассника, юношу бледного, а на самом деле брился по полной, не то что я, я вообще ещё не брился (из наших только Гершонянц вечно с синей рожей ходит, кровь такая). Школу кончил, а ни фига не поступил, у него средняя чуть ли не сорок баллов, так что, если по ЕГЭ судить, та ещё спиноза. А так-то этот Вадик ничего оказался чел, симпатичный, но ленивый как сволочь, и трусливый как таракан.

Я так и подозревал: всю эту паутину с китами он плёл чисто по приколу, начал когда-то от балды, а потом затянуло, с чатами всегда так, ляпнешь что-нибудь, а потом тебе этим тычут, вот, мол, сам же писал, ну и приходится дуть в ту же дуду. Устные высказывания в этом смысле проще: собака лает — ветер носит. Ему, видите ли, смешно дурачков разводить на слезливые вопли. Он сеет зёрна, потом смотрит, как они всходят, растут, развиваются, друг за друга цепляются, приятно, что в итоге непролазный лес, все друг другу морочат мозги, что готовы хоть завтра, разбудите меня в четыре двадцать, всё готово, душа спокойна, решимости по горло, осталось всех-всех-всех о ней оповестить, пусть удивятся и восхитятся. Но все они, к сожалению (это Вадик такое сожаление искренне высказывал), все они на деле слабаки, вся решимость пустой болтовнёй кончается, такой народ, типа нет в нём настоящей нашей рьяности, он уж решил с этим делом завязывать.

В общем, мы с ним задружились, он смешной оказался. Дылда такой, а мечты подростковые, если не дебильные. Скажем, спускаемся в метро на «Геологической», там эскалаторы прямо в преисподнюю нисходят, Вадик тупо таращится на встречный, на котором народ из морлочьего подземелья обратно к свету едет, и вдруг надрывно так вздыхает: эх, а вот если бы я все их зарплаты получал!

Ну не имбецил?

Но всё-таки инициативный, только все инициативы как у бешеной собаки: давай, говорит, замутим такую штуку!.. Воодушевлён, глаза горят. Рассказывает план — и он такой идиотский, прямо хоть вешайся. Типа давай яйцами в розницу торговать,  это наверняка выгодно. А это как? Ну как, что непонятного, очень просто: покупать десятками, а продавать поштучно.

Короче, я с ним был примерно как со мной когда-то Васильич, типа наставник, даром что этот дурень на четыре года старше.

Конечно, он тут же на всё согласился, ещё бы ему не согласиться, такая пруха на ровном месте, он и подумать не мог, — но вот делать всё мне пришлось самому. Правда, всё равно выходило, что с ним вместе, хоть и нужно было его поминутно взбадривать, чтобы продолжал своим китовым чатом заниматься, а то он и уши повесил, надоело ему, видишь ли. Да ведь как от чата отойти, отойдёшь — тут же френдов потеряешь, а ведь живые френды на дороге не валяются, из-за них я всё и затевал.

Долго решали, когда лучше малявку повесить, что он совсем решился: улетит тогда-то и там-то. Тут до дня надо было рассчитать, даже до часа, чтоб не перекипело. Всё абстрактно, конечно, хрен вычислишь, в каком именно месте он собрался отлетать. Но чтобы никто не думал, что это всё разговоры, такую инфу кидаем: ни фига не разговоры, он за базар отвечает, весь отлёт будет снят на телефон, зафиксирован с самого начала до самого конца, а потом запись размещена на сайте. И он уже оттуда будет делать ручкой всем, кто найдёт пару минут его отлетательный ролик полукать.

Дурень Вадик прямо прыгал от счастья, что всё так ловко и красиво, а что до дела, то в деле он не хотел разбираться.

Между тем важно было решить насчёт будущего доступа. Если говорить сейчас, что доступ будет за бабки, то под каким соусом подать. Или пока не звенеть, молчать до финала, а там огорошить: доступ не за здорово живёшь, надо маленько башлянуть, чтобы отлетательную фильму посмотреть.

Потом мне такая фишка в голову пришла. Типа он-то вот улетает ко всем китам, ему пофиг, но хочет, чтобы после его отлёта всем остальным хорошо было, особенно раковым больным, а среди них особенно раковым детям, рак-то вон как помолодел, у иных прямо с колыбели, посмотришь, какие малютки страдают, сердце кровью обливается, всякий