Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Смысл, Гашем, конечно, тебе ясен, — вставил Нейматуллаев. — Ты понял, да?.. Этим Таир как бы хочет сказать: я тебя, Худакерем, ни во что не ставлю!.. Ясно?.. Ведь так, а?
Субханвердизаде покосился на Мешинова. Тот сидел мрачный, насупив брови.
— А может, Таир и не говорил ничего… — нарочно мягко проворковал Субханвердизаде, будто бы желая утешить Худакерема; он был уверен, что его тон и слова произведут совсем обратное действие. — Дорогой, не принимай близко к сердцу. Не придирайся ты к его словам, будь выше. Ведь мы знаем тебя. Ты Худакерем! Наш Мешинов! Плюнь!.. Оставь!.. Не обращай внимания, дорогой! Я просто поражен… Какая бусинка?.. Какое ожерелье?.. Что за чертовщина?! Плюнь, плюнь!.. Что тебе?.. Честное слово, выбрось из головы. Не думай ни о чем. Не придавай значения. Плюнь!..
— Нет, Гашем, я не могу оставить этого так.
— Конечно, с другой стороны, и оставить это так, без последствий, вроде бы нельзя. Не знаю, что и делать… Говорят: плюнешь вверх — усы, плюнешь вниз борода. И все-таки мой совет — плюнь, да! Не обращай внимания.
— Нет, не могу. Я не такой, Гашем. Я не могу проглотить эту ядовитую отраву… Выпить добровольно стакан яду?! Нет!.. Я капельки ядовитой не возьму в рот. А ты — плюнь!.. Моя честь — без единого пятнышка, я смело, открыто смотрю людям в глаза… Мне бояться нечего, я не сделал ничего такого, что могло бы бросить тень на меня… Я не какой-нибудь ворюга торгаш, я революционер!.. Разве ты не знаешь, что я работал под этими полами, а не на них!.. Я — подпольщик!
— Разумеется, мы все это знаем, — поддакнул Гашем Субханвердизаде. — Ты революционер! Народ знает тебя.
— Но я, Гашем, не могу допустить, чтобы кто-то потешался надо мной… Я не допущу, чтобы из меня сделали посмешище. Не быть этому!.. Я — это я!..
— Верно. Но на этот раз ты должен махнуть рукой. Выбрось из головы, прошу тебя, Худуш, милый!
— Ни за что! Никогда! Почему это я должен махнуть рукой, товарищ исполком?! Я хоть и не имею большого поста, но ведь я проливал свою кровь!.. Мешинов хлопнул ладонью по голенищу сапога, воскликнул: — Сними это!.. Взгляни на мои израненные ноги!..
— В этом отношении ты прав, — кивнул головой Субханвердизаде.
— Я прав во всех отношениях, Гащем!
Лицо Мешинова сделалось темным, как уголь. Казалось, он вот-вот разрыдается. Субханвердизаде, чувствуя его состояние, участливо положил руку на его плечо:
— Успокойся, прошу тебя, Худуш. Ты ведь не ребенок. Ты — наша гордость, наша гора!.. Можно ли каждую ерунду принимать так близко к сердцу?.. Возьми себя в руки.
— Нет! — Мешинов ударил кулаком по столу, отчего карандаши и ручки полетели во все стороны. — Раздавлю! — крикнул он. — Раздавлю, как воск, вот этой рукой!..
— Ты имеешь право. Нейматуллаев закивал головой:
— Имеешь, имеешь. Не все же такие, как я. Имеешь полное право… Ты — это ты, Худакерем!
— Да, я — это не ты, Бесират!.. Я — не завтяаг, я — не жулик!.. Я — это я! — Он с силой ударил себя кулаком по груди: — Я — Худакерем!.. Ясно вам?!
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Вечером Тель-Аскер сидел перед коммутатором у себя на телефонной станции. Перед ним лежала раскрытая книга. Он читал ее вслух, вполголоса. Потом вдруг начинал дремать, клевал носом. Просыпался — вновь принимался бормотать, заглядывая в книжку, пока новый приступ дремоты не смыкал его веки.
С недавних пор Аскер начал выступать на самодеятельной сцене, в местном клубе. На этот раз ему удалось "с боем вырвать" у руководителя драмкружка роль Сервера в пьесе Узеира Гаджибекова "Не та — так эта". И вот уже более десяти дней он, с трудом осиливая текст, пыхтя и отдуваясь, заучивал роль. Ему очень хотелось предстать перед девушками городка в облике столичного пригожего студента. "Пусть полюбуются на меня, Аскера — Сервера!" — мечтал он.
Борясь с дремотой, он, как говорится, брал горлом главного персонажа пьесы, купца Мешали Ибада, вопрошал с вызовом:
— Как звать твоего отца?! Имя твоего отца?! Неожиданно Аскер услышал:
— Имя моего отца? Зачем тебе?
Он вздрогнул, вскочил со стула. Книжка упала на пол. Он повернул голову и увидел на пороге Худакерема Мешинова.
— А, это ты… — пробормотал он, приходя в себя.
— Отчего ты так побледнел? — строго спросил Мешинов. — Скажи, ты что подумал? Сознавайся.
— Да нет, ничего… Просто я вздремнул немного, Худуш… Кажется, погода переменится, в сон клонит.
— Ты, я вижу, и спишь, и работаешь, и читаешь!.. На что это похоже?… заворчал Худакерем.
— А как же иначе?.. Мы должны прогрессировать. Паровоз эпохи летит вперед!.. Не стоять же нам в этот момент в стороне, слушая перезвон бубенцов, уносящихся вдаль?…
Мешинов поморщился:
— Прогрессировать!.. Паровоз! Эпоха!.. Бубенцы!.. Скажи, что ты болтаешь?! Что за чушь?!
— У меня роль, ясно тебе? Я буду выступать, — объяснил Тель-Аскер. — Вот они — бубенцы!
— В каком смысле — бубенцы? Что ты собираешься вызванивать?…
— Я буду вызванивать роль Сервера. Сервера, Сервера, Сервера!.. — пропел Аскер, прищелкивая пальцами и пританцовывая. — Я покажу этому купчишке Мешади Ибаду, где раки зимуют!.. Я вырву у него из лап девушку!.. Я женюсь на ней!..
— Поздравляю, счастливчик, — грустно усмехнулся Мешинов. — От всей души поздравляю, Аскер.
— Да, да, я счастливчик. Советская власть — моя!.. Эта огромная телефонная станция — в моих руках!.. Я успешно ликвидирую свою неграмотность!.. Выступаю в клубе!.. Изучаю телеграфный язык — точка-тире, точка-тире!.. И девушка будет моей! Я вырву ее!..
Мешинов улыбнулся веселее:
— Если бы твой покойный отец, Аскер, мог увидеть тебя, он бы воскрес, я думаю.
— Да, да, воскрес бы. Обязательно воскрес бы! Бедняга. Нанялся к какому-то беку жнецом и умер во время жатвы. Никто даже не знает, где его могила.
— Если бы ты знал, воздвиг бы над могилой отца усыпальницу? — неожиданно поинтересовался Худакерем.
— Конечно, воздвиг бы. Он же не был кулаком, чтобы я сровнял его могилу с землей!.. Я поставил, бы ему надгробный камень, на камне велел бы высечь серп, такой, каким он жал, а под серпом надпись: "Взгляните на его серп!" Разве это не наша эмблема — серп?! А, Худуш?!
— Отличная у тебя жизнь, ай, Аскер!.. Позавидовать можно. Молодец! Честное слово, завидую.
Щелкнул коммутатор, загорелась лампочка. Аскер быстро подсел к аппарату, спросил:
— С кем соединить, товарищ Демиров?… Слушаюсь!.. Сейчас соединяю.
— Кому это не спится ночью, в этой кромешной тьме? — спросил пренебрежительно Мешинов. Аскер почтительно произнес:
— Это товарищ Демиров. Честное слово, человек совсем не знает, что такое сон.
— Да, да, в глазах таких, как ты, подхалимов! — резко сказал Мешинов.
— Нет, это действительно так, Худуш.
— Ну, я пошел.
— Куда?
— Куда-нибудь. Куда глаза глядят. Совсем… — Голос Мешинова дрогнул. Отсюда… Ухожу!
— Что случилось, Худуш? — Аскер подошел к другу, взял бережно под руку, подвел к своей деревянной кровати, стоявшей в углу, усадил. — Рассказывай, дорогой, что произошло!.. Вижу, у тебя неприятности.
Мешинов потер ладонями колени, печально опустил веки:
— Да, верно говорят: один работает — другой ест… Ты ступай на сцену, упивайся любовью, крути романы, а мы здесь будем кровью захлебываться!
— Что все-таки случилось, Худуш?
— Что случилось, спрашиваешь?… Судьба, видно, моя такова… Уезжаю!.. Прощай!..
— Куда?… Куда уезжаешь?… Или тебя исполкомом назначили в какой-нибудь район?… Поздравляю, Худуш!
— Упаси аллах!.. Что мне — должности нужны?! Я на это не падок, не умираю, как некоторые…
— Из-за чего тогда война?… — спросил Аскер, съедаемый любопытством. Отчего ты в таком настроении?… Откуда это уныние?
— Не ценят! Не ценят! Не ценят!
Аскер вяло улыбнулся, зевнул, прикрыв рот ладонью:
— Что же ты еще хочешь, Худуш?… Чего тебе не хватает?… Может, лаврового венка на голову?… Есть ли у нас хоть одна общественная организация, членом которой ты бы не был?! Что же касается служебного поста, так ты захватил сразу два… Что же тебе еще надо?
Мешинов, протянув руку в сторону окна, показал на здание райпочты:
— Скажи, Аскер, кто заложил первый камень в фундамент этой лачуги?… Кто замуровал туда бутылку?… Что найдут в этой бутылке через тыщу лет, когда будут раскопки?
— Бумажку с твоим именем.
— Скажи, Аскер, кто первый протянул телефонный провод через эти горы? Кто создавал весь этот город, всю эту жизнь в нем, весь этот мир?!
— Ты.
— А что теперь?
— Придет и твой черед, Худуш. Ведь человек не может быть вечно исполкомом, — заметил Аскер, намекая на то, что рано или поздно Мешинов получит пост председателя райисполкома.
— Да оставь ты в покое исполком! — рассердился Худакерем. — Что он дался тебе? Не об этом идет речь. Дело — в уважении. Дело в том, что человека надо ценить, с ним надо считаться. Пойми, дело — в уважении!..
- Роксолана. В гареме Сулеймана Великолепного - Павел Загребельный - Советская классическая проза
- Взгляни на дом свой, путник! - Илья Штемлер - Советская классическая проза
- Перебитый панцирь - Сфибуба Юсуфович Сфиев - О войне / Советская классическая проза / Шпионский детектив
- Распутье - Иван Ульянович Басаргин - Историческая проза / Советская классическая проза
- Ядвига и Тамариск - Леонид Зорин - Советская классическая проза
- Человек умирает дважды - Людмила Георгиевна Степанова - Советская классическая проза
- Цветы Шлиссельбурга - Александра Бруштейн - Советская классическая проза
- Суд идет! - Александра Бруштейн - Советская классическая проза
- Матросы: Рассказы и очерки - Всеволод Вишневский - Советская классическая проза
- Желтый лоскут - Ицхокас Мерас - Советская классическая проза