Взломать графа - Волынская Илона,Кащеев Кирилл

месте, а нанимателя пока нет. — пробурчал мальчишка.

— Без тебя знаю, что нет! — хмыкнул побитый, и все же отвесив привратнику еще пинка, заторопился к ободранным, и кажется, даже обожжённым дверям.

— Чего тогда спрашивал? — потер бок мальчишка, на что громила показал ему кулак, и оба разбойника ввалились внутрь.

Из дверного проема донеслась пара изумленных возгласов самого грубого толка, дающих понять, что громилу и побитого вовсе не ожидали увидать в столь плачевном виде. Я за ними не последовал, затаившись совсем неподалеку от торчащего на крыльце мальчишки. Зато в черном доме начались суета и шевеление — за пустыми оконными проемами мелькали тени, слышался шумный говор, ободранная дверь снова распахнулась, и морщинистый человечек в лохмотьях сбежал по ступенькам. Если подумать, данное швейцаром «Кэмпбелл Банк» прозвание сморчок исключительно подходило к его тощей, сутулой фигуре!

Заметно прихрамывая, сморчок двинулся вокруг дома. Я неслышно последовал за ним. И это было истинной удачей, потому что сам бы я ни за что не нашел это место! Сморчок наклонился, сдвигая грубо сколоченный деревянный щит у стены. Под ним скрывались щербатые ступеньки. Придерживая заткнутый за пояс здоровенный нож, сморчок заторопился вниз. В глубине что-то стукнуло, грохнуло и далеко, на пределе слуха, прозвучал ехидный голос, наверняка, самому сморчку и принадлежащий:

— Лежишь? Вот погоди! Приедет наниматель — мы тебя научим, дикарь, как на честных англичан руку поднимать!

Что ему ответили и был ли ответ, я не разобрал — изнутри донесся звук удара, короткий вскрик, потом снова удар… и сморчок вылетел наверх будто бутылочная пробка, выбитая крепким шлепком под днище! Остановился на верхушке лестницы. Вытирая кровоточащую губу, погрозил вниз кулаком… и со всех ног кинулся обратно в дом. Ну а я принялся аккуратно спускаться по ступенькам, почти не сомневаясь, кого там внизу обнаружу.

Тьма сомкнулась вокруг меня и тут же ее будто подсветило изнутри: спасибо Господу за его дары, великие и малые, в темноте я видел преотлично. В давние времена, сдается, тут была мясная лавка: с потолка свисали крюки, способные выдержать даже бычьи туши, а ниши в стенах были забраны решетками.

Он был в одной из таких ниш, за решеткой, под тяжелым массивным замком, да еще и скрученный по рукам и ногам, как шотландцы увязывают набитый требухой бараний желудок, когда готовят хаггис. По крайности, теперь я точно знал, что все подозрения Дженкинса беспочвенны, и мистер Гольцов не предавал милорда. Иначе не лежал бы сейчас тут, на каменном полу.

Я тяжко вздохнул: что теперь делать?

Узник вздрогнул, поднял голову и приникнув лицом к прутьям решетки, принялся вглядываться в темноту. Я замер — неужто услышал? Показываться ему на глаза нельзя, оставалось ждать.

Наконец, поняв, что ничего не разглядит во тьме подвала, мистер Гольцов уронил голову и тут же зашипел от боли. Мне даже почудился сдавленный всхлип, но этого, конечно же, быть не могло: блистательный русский секретарь не стал бы плакать как маленький мальчик в темном подвале. Даже если подвал и впрямь темный, а сам он связан. А что Дженкинс подвергает сомнению его доброе имя, мистер Гольцов и не знает. И не узнает, если погибнет здесь. Нет уж! Пусть сам с Дженкинсом разбирается!

Только вот как это устроить? Я безнадежно уставился на толстые прутья. Слой ржавчины на них был виден мне и в темноте, но надежности они от этого не потеряли. Замок и вовсе новехонький — да и вскрывать замки я не умел.

На шум наверху мистер Гольцов уже не шелохнулся, зато я заторопился обратно. Я мчался вверх по ступеням, когда понял, что опоздал. Единственное, что смог — метнуться в пустую нишу рядом с дверью и вжаться в камень стены.

Железная створка распахнулась и размытый, серый свет пасмурного лондонского дня на миг нарушил царящий в подвале сумрак.

— Пошел, тварь! — раздался хриплый голос и… на лестницу вывалился мешок. Длинный и почему-то невероятно страшный.

Знакомая парочка — громила и побитый — подхватили мешок с двух сторон и поволокли вниз, сдавленно ругаясь. Торчащие внизу мешка ноги в щегольских башмаках с пряжками цеплялись за ступеньки.

— Ой… ой… ой… Ай! — в такт толчкам сдавленно вскрикивал мешок. И наконец с воплем полетел на каменный пол.

Громила и побитый смачно отряхнули ладони… и с двух сторон с размаху пнули мешок.

— Таскай его еще, когда все кости болят! На этих ступенях и без груза убиться можно! — проворчал побитый и мешку достался еще один пинок подкованным сапогом.

Мешок сдавленно взвыл… и скорчился. Темнота за решеткой шевельнулась… мистер Гольцов вжался лицом в прутья, пытаясь рассмотреть, что происходит.

Дверь с грохотом захлопнулась, лязгнул засов. Озаряя мгновенно сгустившуюся мглу светом факела, по ступеням спустился еще человек. Чадное пламя проплыло мимо меня, мелькнула грязная рука с каймой под ногтями — человек придерживался за стену. При других обстоятельствах его пальцы прошлись бы точно по моему лицу!

— Чего встали? — прогнусавил сморчок. — Цепляйте его! — он кивнул на мешок.

Мешок снова подхватили, поставили стоймя… миг — плотную мешковину потянули вверх, открывая темный сюртук с выдранными пуговицами, висящий на нитках манжет рубашки, скособочившийся нитяный парик, закрывающий правый глаз… Человек-из-мешка отчаянно рванулся, кажется, пытаясь пнуть вцепившегося в него разбойника. Крепкий удар поддых заставил его захрипеть и согнуться, но его тут же дернули вверх… и за связанные запястья подцепили к торчащему из потолка крюку. Пленник пронзительно заверещал, дрыгая ногами. Громила содрал с него парик и затолкал в рот, так что верещание перешло в сдавленное мычание. Несмотря на выпученные глаза и обширную лысину в венчике коротких волос, открывшуюся под париком, я его узнал — это был управляющий! Из банка «Кэмпбелл».

Двое бандитов, повинуясь неожиданно властному кивку сморчка, заторопились на выход.

Не обращая внимания на яростно жующего собственный парик управляющего, сморчок неспешно закрепил факел в держателе на стене. Огляделся… и кривая усмешка точно ножом прорезала его морщинистую тощую физиономию.

— Любопытствовать изволите, молодой сэр? — прогнусавил он, глядя на приникшего к решетке мистера Гольцова.

Глаза русского секретаря яростно блеснули.

Сморчок загремел ключами, отпирая клетку.

— Так вам удобнее будет! — выволакивая Гольцова из клетки за стягивающие его ремни, хмыкнул он. Ворочая связанного пленника, будто тюк с товаром, прислонил к стене. — И видно все преотлично! — он подтащил поближе к факелу грубо сколоченные деревянные козлы… и не глядя ни на одного, ни на второго пленника, принялся выкладывать на них жуткие инструменты!

— Это вот шильце! Незаменимая вещь… если вдруг шкуру проткнуть надо!

Мне словно льдинкой провели по