Все романы в одном томе - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

одиночестве, иногда его не хватает. – Заметив, что мисс Уоррен не слушает его, Дик оборвал объяснения и сказал: – Пойду поищу ее.

Туман огораживал освещенное пространство, непосредственно примыкавшее к отелю, словно опущенные шторы – комнату. Жизнь сосредоточивалась только здесь. Проходя мимо подвальных окон, Дик увидел посыльных, которые, собравшись за литровой бутылкой испанского вина, играли в карты. А приблизившись к променаду, заметил, как над высокими белыми гребнями дальних Альп зажглись первые звезды. На подковообразной аллее, тянувшейся по краю выступа над озером, между двумя фонарями вырисовывалась неподвижная фигура, это была Николь. Дик, бесшумно ступая по траве, приблизился к ней. Она обернулась, выражение ее утомленного лица будто бы говорило: «А, это вы…», и на миг он даже пожалел, что подошел к ней.

– Ваша сестра тревожится.

– Ну конечно! – Она привыкла к тому, что за ней присматривают. С усилием, запинаясь, она попробовала объяснить: – Иногда я становлюсь немного… я немного устаю от людей. Ведь последнее время я жила очень уединенно. А сегодня… громкая музыка… для меня это было слишком. Даже плакать захотелось…

– Понимаю.

– Вообще сегодня был ужасно суматошный день.

– Я знаю.

– Поверьте, я не хотела показаться невежливой – довольно уж я и так всем доставила хлопот. Но мне просто стало невмоготу.

Как умирающему может прийти в голову, что он забыл сказать, где лежит его завещание, так Дику вдруг подумалось, что Домлер, имеющий за спиной не одно поколение духовных предшественников, «пересоздал» Николь и что теперь ее многому придется учить заново. Но, оставив эту мудрость при себе и подчиняясь моменту, вслух он произнес:

– Вы милый и добрый человек – просто доверьтесь себе и не обращайте внимания на то, что подумают о вас другие.

– Я вам нравлюсь?

– Конечно.

– А вы бы… – Они медленно шли к утопавшему во мраке дальнему концу «подковы», до которого оставалось ярдов двести. – Если бы я была здорова, вы могли бы… то есть могла бы такая девушка, как я… о господи, вы ведь понимаете, что я имею в виду.

Охваченный безрассудным порывом, он был готов броситься в эту пропасть. От ее близости у него перехватило дыхание, но и на этот раз самодисциплина пришла на помощь: он по-мальчишески рассмеялся и отделался банальной фразой:

– Вы сами себя накручиваете, моя дорогая. Когда-то я знал человека, который влюбился в ухаживавшую за ним медсестру… – Под ритмичный шорох их шагов посыпались заученные фразы анекдота. И вдруг Николь по-чикагски грубо перебила его:

– Чушь собачья!

– Фи, барышня, это вульгарно.

– Ну и что? – рассердилась она. – Вы, наверное, думаете, что у меня совсем нет мозгов? До болезни не было, а теперь есть. Если бы я не понимала, что вы – самый привлекательный мужчина из всех, кого я встречала, вот тогда меня можно было бы счесть сумасшедшей. Это мое несчастье, да, но не надо притворяться, будто я не знаю… Я все знаю о вас, о себе и о нас с вами.

Дик еще больше растерялся, но вспомнил о планах мисс Уоррен купить молодого врача на скотопригонной ярмарке интеллектуалов южного Чикаго и моментально взял себя в руки.

– Вы очаровательная девушка, но я вообще не могу влюбиться.

– Вы просто не хотите дать мне шанс.

– Что?!

Дик был ошеломлен подобной бесцеремонностью, отсутствием каких бы то ни было сомнений в собственном праве вторгаться в чужую жизнь. Дать шанс Николь Уоррен было почти равносильно тому, чтобы ввергнуть свою жизнь в хаос.

– Ну, пожалуйста, дайте мне шанс.

Голос ее стал совсем тихим и низким, он провалился глубоко внутрь и, казалось, распирал туго обтягивающий корсет прямо над сердцем. Она подошла и прижалась к нему. Он ощутил юную свежесть ее дыхания, почувствовал, как словно бы выдохнуло с облегчением ее тело, когда его руки легли ей на плечи, и его объятие невольно начало становиться крепче. Ни о каких обдуманных планах речи больше не было – как будто у Дика случайно получилось некое нерастворимое вещество, в котором атомы сцепились намертво: можно было выбросить это вещество, но снова разложить его на атомы – никогда. Он обнимал ее, вкушал ее, а она, умиротворенная и в то же время торжествующая, все тесней и тесней прижималась к нему, наслаждаясь новым для губ ощущением погружения в глубину, омовения в любви, и Дик благодарно воспринимал собственное существование как всего лишь отражение в ее увлажнившихся глазах.

– Бог мой, – задыхаясь, прошептал он, – а вас приятно целовать.

Это была попытка отшутиться, но Николь уже почувствовала свою власть и не собиралась от нее отказываться; она кокетливо отвернулась и отступила назад, оставив его висеть в пустоте, как днем в фуникулере. Так ему и надо, это ему за самонадеянность, за то, что мучил меня, – звенело у нее в голове. Но как же это было чудесно! Я получила его, теперь он мой! Дальше по правилам игры ей полагалось убежать, но все это было так сладко и ново для нее, что она мешкала, желая испить эту радость до дна.

И вдруг ее охватила дрожь. В двух тысячах футов внизу мерцали ожерелье и браслет из огней – Монтрё и Веве, а за ними тусклой подвеской светилась Лозанна. Иногда оттуда, снизу, доносились слабые отголоски танцевальной музыки. Николь немного поостыла, обрела способность мыслить здраво и рационально пыталась сличить свои нынешние и детские чувства – так солдат намеренно напивается после жестокого боя, чтобы снять напряжение. Но она все еще боялась Дика, который стоял перед ней в характерной позе, прислонившись к чугунной ограде, окружавшей «копыто», поэтому поспешно сказала:

– Я помню, как ждала вас в саду, держа себя, как корзинку с цветами в протянутых руках, чтобы отдать ее вам. Для меня это было именно так: я казалась себе такой свежей и душистой.

Он подошел, вдохнул запах пышных волос и властно повернул ее к себе; она обняла его и поцеловала, потом еще и еще, и каждый раз, приближаясь, ее лицо становилось огромным.

– Сейчас пойдет дождь.

От поросших виноградниками склонов на другом берегу озера вдруг грянул пушечный выстрел; стреляли по сгустившимся тучам, чтобы предотвратить град. Фонари вдоль променада погасли, потом зажглись снова. И сразу вслед за этим стремительно разразилась гроза: сначала дождь хлынул с неба, потом стремительными потоками помчался с гор, шумно бурля в мощеных канавах вдоль дорог; небо грозно потемнело, молнии свирепо чертили на нем замысловатые зигзаги, оно раскалывалось от оглушительных раскатов грома, рваные лохматые тучи неслись по нему с бешеной скоростью. Горы и озеро скрылись во мгле,