Благородный дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

— Ну-ну, зачем столько драматизма!

Она стояла, опершись спиной о перила, и до бетонной площадки внизу было восемьдесят футов[262]. Выражение лица у неё было искренним, и он ей поверил. И почувствовал облегчение. Эта статья была единственным подвохом, единственным, что его настораживало, — статья и то, что она журналистка. Он потянулся и поцеловал её, намеренно чуть коснувшись губами.

— Скреплено поцелуем[263]. Спасибо.

— Да.

Какое-то время они любовались видом.

— Дождь перестал насовсем?

— Надеюсь, что нет, Линк. Чтобы наполнились резервуары, нам нужно несколько хороших ливней подряд. Так непросто содержать себя в чистоте, а у нас по-прежнему дают воду раз в четыре дня. — Она улыбнулась озорно, как ребенок. — Вчера вечером, когда лило как из ведра, я разделась догола и помылась здесь. Так здорово. Дождь был такой сильный, что удалось даже вымыть голову.

Он представил её себе голой здесь, ночью, и впечатлился.

— Ты бы поосторожнее. Перила здесь не такие высокие. Не дай бог, поскользнешься.

— Странное дело, я до смерти боюсь моря, а вот высота меня нисколько не смущает. Если бы не ты, мне точно бы не выжить.

— Да ладно! И без меня бы справилась.

— Может быть, но ты, несомненно, спас мою репутацию. Не приди ты на помощь, я точно бы опозорилась. Так что спасибо за репутацию.

— А она здесь важнее жизни, верно?

— Иногда да, да, важнее. А почему ты так сказал?

— Да я вот размышлял про Данросса и Квиллана Горнта. Эти двое постоянно наезжают друг на друга — в основном из-за репутации.

— Да. Ты прав, конечно, — согласилась она и задумчиво добавила: — С одной стороны, они прекрасные люди, а с другой — сущие дьяволы.

— Как это?

— Они оба — люди безжалостные, очень и очень сильные, очень жесткие, знающие и... хорошо разбирающиеся в жизни. — Она густо намазала паштет на один из тостов и предложила ему. Ногти длинные, ухоженные. — У китайцев есть поговорка: Чань цао, чу гэнь — «Пропалывая сорняки, вытаскивай их с корнем». Эти двое глубоко пустили свои корни в Азии, очень глубоко, даже слишком глубоко. Избавиться от этих корней ох как непросто. — Она пила маленькими глоточками вино и трогательно улыбалась. — И вероятно, делать этого не следует, во всяком случае ради Гонконга. Ещё немного паштета?

— Да, пожалуйста. Замечательная штука. Ты сама его делаешь?

— Да. По старинному английскому рецепту.

— А почему это будет плохо для Гонконга?

— О, наверное, потому, что они уравновешивают друг друга. Если один уничтожит другого — о, я не имею в виду лично Квиллана или Данросса, речь идет о самих хонгах, компаниях — «Струанз» и «Ротвелл-Горнт». Если одна поглотит другую, то оставшаяся, скорее всего, наберет слишком большую силу. Ни о какой конкуренции не будет и речи. А потом, не исключено, что тайбаня может одолеть жадность. Возможно, он решит покончить с Гонконгом. — Она нерешительно улыбнулась. — Извини... Что-то я разболталась. Это всего лишь мои измышления. Ещё пива?

— Конечно, чуть позже, спасибо, но это интересное соображение. «Да, — размышлял Бартлетт, — я об этом никогда и не задумывался — и Кейси тоже. Неужели эти двое нужны друг другу? А Кейси и я? Нужны ли друг другу мы?»

Увидев, что она наблюдает за ним, Линк улыбнулся.

— Орланда, ни для кого не секрет, что я хочу заключить с одним из них сделку. Кого бы выбрала на моем месте ты?

— Ни того, ни другого, — тут же отреагировала она и засмеялась.

— Почему?

— Ты не англичанин, не вхож в круг «старых однокашников»[264], ты не наследственный член какого-нибудь закрытого клуба, и сколько бы у тебя ни было денег и власти, все равно решать, что и как, будут «старые однокашники». — Она взяла пустую бутылку и сходила за другой.

— Ты считаешь, мне не добиться успеха?

— О, я не это имела в виду, Линк. Ты заговорил про «Струанз» или «Ротвелл-Горнт», про то, что ты собираешься наладить бизнес с одной из этих компаний. Если ты это сделаешь, то в конечном счете выиграют они.

— Они что, такие крутые?

— Нет. Но это азиатские компании, они здесь свои. Местная поговорка гласит: Тянься уя ибань хэй — «Под небесами все вороны чёрные», то есть все тайбани одним миром мазаны, и они будут заодно, чтобы уничтожить чужака.

— Значит, Иэну и Квиллану партнер не очень-то и нужен?

Она помолчала.

— В этом я уже мало что соображаю. Не разбираюсь в бизнесе. Просто я не знаю случая, чтобы приехавший сюда американец добился большого успеха.

— А как же Блицманн, «Суперфудз» и покупка ими контрольного пакета «Эйч Кей дженерал сторз»?

— Блицманн — это просто смех. Все его терпеть не могут и ждут не дождутся, когда он оскандалится. Даже Паг... Пагмайр. Квиллан уверен, что так и будет. Нет, ничего не вышло даже у Купера и Тиллмана. Это были американские трейдеры тех первых дней, Линк, торговцы опиумом — они даже пользовались покровительством Дирка Струана. Больше того, Струаны и Куперы связаны родством: «Карга» Струан выдала старшую дочь Эмму за старика Джеффа Купера. Его прозвали Старый Нос Крючком, когда он на склоне лет впал в детство. Говорят, этот брак стал платой за помощь в разорении Тайлера Брока. Ты слышал о них, Линк? О Броках, сэре Моргане, его отце Тайлере и Карге?

— Кое-какие из этих историй нам рассказывал Питер Марлоу.

— Если хочешь узнать, что такое настоящий Гонконг, тебе надо поговорить с Тетушкой Светлые Глаза — это Сара Чэнь, старая дева, тетушка Филлипа Чэня! Вот это личность, Линк, и на язычок к ней лучше не попадаться. Она утверждает, что ей восемьдесят восемь. Я считаю, что больше. Её отец — сэр Гордон Чэнь, незаконный сын Дирка Струана от его наложницы Кай-сун, а мать — знаменитая красавица Карен Юань.

— А это кто такая?

— Карен Юань — внучка Робба Струана. У Робба, сводного брата Дирка Струана, была наложница по имени Яо Минсу, от которой у него родилась дочь Изабель. Изабель вышла замуж за Джона Юаня, незаконного сына Джеффа Купера. Джон Юань стал известным пиратом и контрабандистом опиума, а Изабель посмертно получила широкую и печальную славу: она играла в мацзян по-крупному и два раза проигрывала все состояние мужа. Так вот, дочь Изабель и Джона Юаня, Карен, вышла замуж за сэра Гордона Чэня. Вообще-то, она была у него вторая жена, то есть, скорее, любовница, но этот брак считался вполне законным. Здесь до сих пор китаец может на законных основаниях иметь сколько угодно жен.

— Это удобно!

— Для мужчины! — улыбнулась Орланда. — Так что эта крохотная ветвь Юаней — потомки Купера. Чжуны и Чэни — от Дирка Струана. Суны, Тупы и Дуны — от художника Аристотеля Квэнса. Здесь, в Гонконге, дети по традиции берут фамилию матери, а мать обычно простая девушка, проданная в наложницы родителями.