Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

Но мы опять забежали далеко вперёд, а у нас ещё не взят Зимний…

Взятие Зимнего дворца намечалось на полдень, а открытие II съезда Советов – на два часа дня 25 октября (7 ноября) 1917 года. Однако даже к вечеру ни того, ни того ещё не произошло. Причины задержек не были принципиальными, и мы на их останавливаться не будем, а обратимся к свидетельству двух уже знакомых нам американских авторов – Джона Рида и Бесси Битти.

Оба были в Петрограде в тот день, оба – будучи журналистами, много чего увидели, имея пропуска от Военно-революционного комитета для свободного прохода по городу, оба побывали в тот день в Зимнем дворце, и оба присутствовали на открытии II съезда Советов.

Джон Рид сумел пройти в ещё не взятый Зимний дворец во второй половине дня 25 октября. В его описании с натуры присутствуют, например, «груды окурков, куски хлеба, разбросанная одежда и пустые бутылки из-под дорогих французских вин…»

В чём-то картины, увиденные Ридом, напоминают агонию бункера Гитлера. Но что любопытно, Рид свидетельствует: «Всё помещение (в одном крыле дворца, – С.К.) было превращено в огромную казарму, и судя по состоянию стен и полов, превращение это совершилось уже несколько недель тому назад»[901].

Не-ет, хотели, хотели «Временные» сохранять себя и дальше…

Рид видел, как на Дворцовой площади комиссар Временного правительства Станкевич командовал ротой юнкеров, которая отправлялась отбивать телефонную станцию.

Битти в тот момент была на Морской у этой самой телефонной станции, и чуть позже наблюдала, как «подтянутые красивые парни из офицерской школы» попытались начать атаку, дали залп, однако «появился броневик, открыл огонь и довершил разгром атакующих»[902].

Нередко у авторов, нелояльных к Октябрю, приходится читать, что Петроград-де «даже не заметил» «большевицкого переворота»… Да, театры работали, чистая публика развлекалась, но та же Битти, перемещаясь по Петрограду, то и дело наталкивалась на патрули, броневики, а то и перестрелки. Джон Рид и вообще пишет, что в тот день «на Невский, казалось, высыпал весь город»…

На каждом углу стояли огромные толпы, окружавшие яростных спорщиков. Солдатские пикеты дежурили на перекрёстках, а «краснолицые старики в богатых меховых шубах, показывали им кулаки, изящно одетые женщины осыпали их бранью»…

Солдаты «отвечали неохотно и смущённо улыбались». Оно и понятно: истерика – это для интеллигентов и дамочек, а русский солдат с дамочками не воюет.

А для Временного правительства и примерно трёхтысячного (!!) разношёрстного «войска», «защищавшего» Зимний дворец, наступал «момент истины» – поздним вечером все ультиматумы истекли, все организационные неурядицы у осаждавших были улажены, и около 10 часов вечера крейсер «Аврора» холостым выстрелом из носового орудия дал сигнал к штурму.

Звук холостого выстрела звучнее боевого, и эффект был достигнут – стали быстро рассасываться как толпы зевак на набережных, так и «защитники» Зимнего дворца…

В то время, как напряжение ситуации с Зимним спадало, напряжение в зале, где собрались делегаты II съезда Советов, росло. Рид описал это так:

«Мы вошли в огромный зал заседания, проталкиваясь сквозь бурлящую толпу, стеснившуюся у дверей. Освещённые огромными белыми люстрами, на скамьях и стульях, в проходах, на подоконниках, даже на краю возвышения для президиума, сидели представители рабочих и солдат всей России. То в тревожащей тишине, то в диком шуме ждали они председательского звонка. Помещение не отапливалось, но в нём было жарко от испарений немытых человеческих тел. Неприятный синий табачный дым поднимался вверх и висел в спёртом воздухе. Время от времени кто-нибудь из руководящих лиц поднимался на трибуну и просил товарищей перестать курить. Тогда все присутствующие, в том числе и сами курящие, поднимали крик: „Товарищи, не курите!“, и курение продолжалось…»[903]

А вот что написала Бесси Битти:

«Наверху толпились депутаты рабочих и солдат… Открытие заседания было назначено на пять часов. Однако и в девять депутаты, собравшиеся в большом строгом белом зале заседаний, ещё ожидали открытия. В плохо освещённых коридорах сотни людей, стуча грязными сапогами, сновали взад и вперёд… В начале десятого делегат от меньшевистской группы заявил, что его фракция совещается и просил отсрочку ещё на один час. Ропот недовольства пробежал по залу. Нервы были натянуты как струны…»[904]

Битти познакомили с Троцким, но, как она вспоминала, «в двадцать минут одиннадцатого наш разговор был прерван прибытием Дана, который открыл съезд». Скорее всего, Битти ошиблась – по словам Джона Рида, все лидеры старого ЦИКа сидели на возвышении, среди них не было лишь «трёх крупнейших», которые «старались вести первый период русской революции на тормозах».

Рид имел в виду «Керенского, бежавшего на фронт через города и сёла», «старого орла Чхеидзе, с презрением удалившегося в родные грузинские горы и там свалившегося в чахотке», и «прекраснодушного Церетели, тоже тяжело больного, но впоследствии вернувшегося и истощившего всё своё лощёное красноречие на защиту погибшего дела».

«На трибуне сидели Гоц, Дан, Либер, Богданов, Бройдо, Филиповский, – продолжал Рид, – все бледные и негодующие, с ввалившимися глазами. Под ними кипел и бурлил II Всероссийский съезд Советов, а над их головами лихорадочно работал Военно-революционный комитет, державший в руках все нити восстания и наносивший меткие и сильные удары… Было 10 часов 40 минут вечера.

Дан, бесцветный человек с дряблым лицом, в мешковатом мундире военного врача, позвонил в колокольчик. Сразу наступила напряжённая тишина, нарушаемая лишь спорами и бранью людей, теснившихся у входа»[905].

– Власть в наших руках, – «печально», по оценке Рида, – начал Дан. – Товарищи, съезд Советов собирается в такой исключительный момент и при таких исключительных обстоятельствах, что вы, я думаю, поймёте, почему ЦИК считает излишним открывать настоящее заседание политической речью. Для вас станет это особенно понятным, если вы вспомните, что я являюсь членом президиума ЦИК, а в это время наши партийные товарищи находятся в Зимнем дворце под обстрелом, самоотверженно выполняя свой долг министров, возложенный на них ЦИК… Объявляю первое заседание II съезда Советов рабочих и солдатских депутатов открытым…

Бесси Битти писала: «Это была его лебединая песня (скорее, это было карканье облезлой вороны. – С.К.). Несколько недель назад его слова были бы законом, но с поворотом рабочих влево сила его была утрачена. Массы порвали со своими вождями, и каждая реплика из зала подчёркивала непреодолимость этого разрыва»[906].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});