Обязан жить. Волчья яма - Борис Силаев

— Включите фонарик, — раздраженно приказал полковник, и в это время в руке Фиолетова вспыхнул желтый луч. Он метнулся по стенам, мягко скользнул по полу и уперся в закрытое окно. Казак сорвал белую гардину и прикладом распахнул створки ставен. Стали видны стулья, стол с закопченной лампой, высокая кровать. Луч фонаря вдруг высветил измятые подушки и среди них неподвижную женщину. Широко раскрытыми глазами она молча смотрела на вошедших. На ней была нижняя рубашка с глубоким вырезом ворота, который обнажал высокую жилистую шею. Непричесанная, худая, с запавшими щеками и землистым цветом лица, женщина не мигая, как птица, глядела в яркое дымное пятно фонаря.

— …У ненасытности две дочери: давай, давай, — шепотом сказала женщина. — Вот три ненасытных и четыре, которые не скажут «довольно»: преисподняя и утроба бесплодная, земля, которая не насыщается водой, и огонь, которые не говорит «довольно»…

— Потушите фонарь, — сказал полковник.

Огонь погас, и в подвале сделалось темно. Голос шептал страстно, с каким-то отчаянием:

— …Три вещи непостижимы для меня, и четырех я не понимаю: пути орла в небе, пути змеи на скалах, пути корабля среди моря и пути мужчины к женщине…

— Кто такая? — спросил полковник.

— Людка. Скупщица краденого… Бывшая монахиня, — ответил Андрей.

Один из казаков перекрестился, поставив между ног винтовку.

— О, ты прекрасна, возлюбленная моя, — неожиданно тоненьким голоском запела женщина. — Ты прекрасна… Шея твоя, как столб Давидов… Два сосца твоих, как дойны молодой серны, пасущейся между лилиями…

— Песня песней, — тихо проговорил Фиолетов.

— Она что, сумасшедшая? — сердито задал вопрос полковник.

— Никак нет, — неуверенно произнес Андрей. — Была здорова.

— Вот как? — удивился полковник и подошел ближе к женщине — Слушайте… Что с вами?

— …Зверь, которого ты видел, был и нет его, — со страхом забормотала женщина. — И выйдет из бездны, и пойдет в погибель. И удивятся те из живущих на земле, имена которых не вписаны в книгу жизни от начала мира, видя, что зверь был, и нет его, и явится. Здесь ум, имеющий мудрость: семь голов суть семь гор…

— Подойдите сюда, — сказал полковник. Андрей шагнул к женщине и почувствовал ее взгляд, как бы смотрящий сквозь него.

— Вы узнаете этого человека? — спросил полковник. — Отвечайте… Узнаете? Вы знаете его? Вспомните, ну!..

На секунду они встретились глазами и, кажется, в ее черных стеклянных зрачках мелькнула боль воспоминаний, но тут же растаяла, сменившись прежним выражением тупого отчаяния.

— …Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него, как у медведя, а пасть у него, как пасть у льва…

— Это он убил вашего любимого человека? — настойчиво проговорил полковник. — Смотрите на него, смотрите!.. Он убил Забулдыгу? Ударил по голове и повесил… За что убил? Говорите!

— …И дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть. И одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелена…

— Забудьте о драконе… То сон! — полковник сжал ладонями ее голову и пристально поглядел ей в глаза. — Сон прошел… Если вы не ответите, я арестую вас! Отвечайте! Вы были счастливы… Вас любили… Он приходил сюда… Вспомните! Его звали Забулдыгой… Но для вас он был единственным… Добрым… Нежным…

Женщина заплакала без всхлипывания, спокойно, по онемевшему стылому лицу катились слезы.

— Ну, ну?! — заторопил ее полковник.

«Сейчас узнает», — похолодев, подумал Андрей, с жалостью глядя на так изменившуюся за одни сутки Людмилу.

— …Народы стекутся вечером, — прошептала женщина и закрыла глаза. — Вечером… Стекутся народы… Голодные, как псы. И ты, господин, будешь измываться над ними, ты превратишь их в ничто…

Полковник вынул из кармана свежеотглаженный платок и тщательно вытер пальцы.

— Притворяется, — хмуро сказал Фиолетов. Полковник молча покачал головой и пошел из подвала. Андрея снова вывели во двор. Возле «форда» уже толпились любопытные. Они стояли кучкой и приглушенно переговаривались, с тревогой поглядывая на казаков.

Андрея подтолкнули к машине, и он залез на заднее сиденье. Шофер, здоровый детина в кожаной куртке с маузером на боку, вырулил из ворот. Конвой зарысил следом, не отставая ни на шаг, так что лошадиные морды дышали Андрею в спину. Прохожие торопливо убегали с дороги, испуганно оглядываясь.

Железные ворота раскрылись со скрипом, и «форд» остановился во дворе гостиницы «Палас». Полковник вышел из машины и направился к зданию, на ходу говоря поручику:

— Это естественно, что воры убежали. Видимо, от торговки краденым мы ничего не добьемся. Остается Блондин.

— Альфред Георгиевич, весьма подозрительны сами обстоятельства… Блондин последним видит Забулдыгу. Забулдыга убит, а Блондин ранен. Кроме того, это таинственное исчезновение человека, который должен был следить за Блондином. Словно в воду канул, а ведь опытный агент. Исчез накануне.

— Агенты таинственно не исчезают, — сердито оборвал полковник. — Это не служители ада и преисподней. У них нет сверхъестественного дара растворяться в ничто. Агентов убирают с пути. У нас налицо два убийства и одна попытка убить. Но все это, поручик, очень трудно соединить воедино. Кто он, Блондин? Просто вор, запутавшийся во взаимоотношениях между уголовниками, или?.. Не забывайте, главное — альбом! А он должен интересовать как нас, так и тех… большевиков. Если они им завладеют, то руки у них развязаны.

— Но, может быть, — осторожно сказал Фиолетов, — большевики вообще не знают о существовании альбома. Ведь убил Лещинского уголовник.

— Возможно, — согласился полковник. — Но в том, что Блондин не причастен к альбому, надо убедиться.

— Я сделаю все от меня зависящее, — Фиолетов коснулся кончиками пальцев фуражки и вернулся к автомашине.

— Вылезай, — коротко сказал поручик Андрею и, когда тот сошел на землю, протянул ему раскрытый портсигар. — Давай покурим, Блондин, на свежем воздухе… В подвале душно и сыро. Кури. Когда еще тебе придется стоять под небом и спокойно дымить папиросой.

Андрей взял папиросу и, разминая ее в пальцах, медленным взглядом обвел двор. Солдаты закрывали ворота. У новой коновязи играли лошади, стараясь ухватить друг друга за холку. Под навесом казаки перебрасывались в карты. За высокой стеной ветер переваливал с боку на бок лохматые вершины зеленых тополей.

Андрей словно прощался со всем — он видел над собой отутюженное до блеска голубое небо, красно-ржавую жесть крыш. Чувствовал запах бензина и пыли. Мысленным взглядом он восстанавливал перед собой мир, от которого его сейчас уведут в душный и сырой подвал, — жухлость привядших цветов на решетках балконов, черные туннели подворотен, меднокованые луковицы церквей, похожие на громадные жаркие языки огня на высоких многоярусных белых свечах-колокольнях… Шум толпы, звон ведра у водоразборной колонки, одинокие выкрики, громыхание досок моста, дымный чад ресторанных кухонь и дымы заводских труб…